сейчас выполняли свой долг так, как обещали друг другу, как клялись Родине.
Яростно «обрабатываем» колонну. Горят, взрываются автомашины с боеприпасами, огромные факелы вздымаются в небо. Фашистских истребителей не видно и нам никто не мешает, только зенитки ведут беспорядочный огонь.
Я внимательно слежу за действиями своего командира. Виктор Орлов штурмует. И вдруг его самолет резко вздрогнул, будто наткнулся на какое-то препятствие. Не Орлов продолжает полет, доворачивает самолет на следующую автомашину фашистов. С земли потянулись трассы пулеметного огня навстречу самолету командира. Вижу оружие Орлова молчит, а самолет стремительно продолжает снижаться. Пора выводить из пикирования! Но самолет несется к земле в самую гущу автоколонны немцев. Я за ним. Едва я успел выхватить свой самолет у самой земли и перевести его в набор высоты, как в небо взвился огромной силы взрыв. Виктора Орлова не стало.
Никому не верилось, что погиб всеми любимый командир эскадрильи. Вначале летчики думали, что погиб я и начали пристраиваться к моему самолету, присматриваясь к бортовому номеру. Накрениваю самолет с крыла на крыло, и мы уходим на свой аэродром. По номеру на фюзеляже все поняли, что Орлова среди нас больше не будет.
У станицы Крымской догорала разгромленная колонна фашистских автомашин – там, в битве с врагом отдал свою жизнь замечательный командир, патриот Родины, коммунист Виктор Александрович Орлов.
С горечью в сердце доложили мы командиру полка о тяжелой утрате. Впервые майор Осипов заплакал. Это был мрачный, траурный день в полку. Еще в начале 1942 года Виктор Орлов был награжден орденом Ленина, а за подвиг «четырех капитанов» представлен к званию Героя Советского Союза.
Плакали все: летчики, техники, девушки-оружейницы. Но что поделаешь! Война есть война, и Виктор погиб геройски. Да иначе он и не мог погибнуть!
Вечером все собрались в столовой. В полку был установлен обычай: если гибнет товарищ, положенные ему сто граммов вина по капле делили на всех.
– Сегодня еще рядом с нами был Виктор Орлов, шутил, дарил свои улыбки, очаровывал неиссякаемой бодростью духа и верой в победу над коварным врагом, – взволнованно сказал командир полка. – И вот его уже нет. Мы не можем даже его дорогое для нас тело предать родной земле и над могильным холмиком поставить памятник с надписью: «Здесь покоится прах павшего в боях за Родину летчика-героя, капитана Орлова Виктора Александровича».
– Но все равно, имя Виктора Орлова, память о его героическом служении Родине всегда будет жить в наших сердцах. И врагу мы жестоко отомстим за его гибель!
– Отомстим! – повторили летчики и техники.
У меня в тот вечер было особенно тяжело на сердце. Вспомнилось, как успокаивал меня Виктор, когда письма из Ленинграда принесли печальные вести о трагической смерти отца и братьев. «Успокойся, сейчас идет война и у всех беда. И много еще будет пролито крови. Отомсти фашистам!» – говорил тогда Виктор Орлов.
И вот его уже нет среди нас и я терзаюсь своей совестью, что при штурмовке не было никакой возможности прикрыть своего командира, как будто она, совесть, в чем-то виновата.
…И снова бои. И снова потеря ранит наши сердца: спустя несколько дней в воздушном бою под Новороссийском погиб заместитель Орлова капитан Алексей Железнов, ставший командиром нашей эскадрильи.
Это был жаркий бой. В воздухе две четверки истребителей И-16. Первую ведет Железнов, вторую – Радкевич, тот самый, который когда-то поклялся смыть с себя пятно позора.
Над мысом Хако истребители встретили группу фашистских бомбардировщиков Ю-88 и с хода атаковали ее. Железнов связал боем группу истребителей прикрытия, а Радкевич поджег один «юнкерс».
Но в район воздушного боя срочно прибыло подкрепление немцам – еще две четверки «мессершмиттов». Радкевич видит, что лётчикам Железнова вчетвером тяжело сражаться с шестнадцатью фашистскими истребителями. Он прекращает атаки вражеских бомбардировщиков и спешит на помощь товарищам. Скорей, скорей набрать высоту!
Бой идет над территорией, занятой противником, небо кишит самолетами врага, Наши истребители смело идут в лобовые атаки. Летчики держатся дружно. Уже десять минут идет бой, у И-16 заканчиваются боеприпасы, надо постепенно тянуть домой.
Однако фашисты перекрывают отход. На лобовой атаке капитан Аввакумов поджигает фашиста, и черный шлейф дыма сопровождает того до самой земли.
Фашисты звереют. Каждого из нас атакуют парами одновременно снизу и сверху. Мы маневрируем и ускользаем от огня противника, стараемся выйти из боя и потихоньку тянем домой. Вот уже и Новороссийск позади, впереди Кабардинка, а там и до Геленджика рукой подать.
Немцы атакуют непрерывно. Эх, четверку бы наших истребителей на помощь! Но помощи нет. Видим, к Железнову заходит в хвост пара «мессершмиттов», он разворачивается им в лоб. Немцы открывают огонь. Самолет Железнова качнулся, потом развернувшись со снижением начинает тянуть в сторону Геленджика.
Мы со всех сторон окружаем командира, берем его под защиту. Но «мессершмитты» заходят в новую атаку. Радкевич парой идет в лобовую атаку. «Мессершмитты» проскакивают мимо и стараются достать Железнова – видят, что у него неладно с самолетом.
Минуты кажутся часами. Но что это? Самолет Железнова плавно переходит на снижение и с глубоким креном входит в спираль. Затем… взрыв на земле.
Алексей Железнов погиб! Наверное был тяжело ранен и дотянуть до аэродрома не хватило сил. Бесстрашным и неутомимым летчиком был он, во всех вылетах после Орлова сам водил нас в бой.
С фронтов приходили невеселые вести. И на нашем участке фашисты продолжали наступать. Был занят Новороссийск, а они все лезли в направлении Грозного и Майкопа. Нам поставлена задача – ударами с воздуха воспрепятствовать продвижению врага, наносить ему возможно больший урон.
От зари до зари самолеты в воздухе. Все работали с предельным напряжением сил. Почернели, исхудали, но нe падали духом: Ильин регулярно проводил с личным составом политинформации, беседы, летчики и техники читали газеты, выпускали боевые листки. Жили заботами всего народа – разбить ненавистных фашистов!
Умелое руководство командования, хорошо поставленная партийно-политическая работа делали наш полк грозной для врага боевой единицей. Да и у нас, летчиков, был уже достаточный опыт ведения боев с численно превосходящими силами противника.
Однажды, после штурмовки фашистов возле станиц Крымской и Абинской, восьмерка истребителей возвращалась на свой аэродром. За нами увязались восемь «мессершмиттов».
Наши самолеты буквально «на хвосте» притащили за собой преследователей. Горючее и боеприпасы у нас были на исходе.
Для прикрытия посадки командир полка поднял в воздух четверку истребителей, которой удалось связать немцев боем прямо над аэродромом.
Бой длился минут десять. Немцы ничего не могли сделать, и, должно быть, по радио вызвали подкрепление, так как в небе появились еще четыре «Мессершмит-та-110», а восьмерка «Мессершмиттов- 109» ушла. В воздухе осталось по четыре самолета с обеих сторон.
Теперь уже и у взлетевших самолетов скоро кончится горючее, а севшие истребители еще не успели заправиться топливом и пополнить боеприпасы. Что делать?
Виктор Радкевич бежит к одинокому «ишачку», стоящему в капонире, в сторонке от всех машин. На этом самолете уже никто не летал – он требовал капитального ремонта, был сильно побит и, вообще, его считали «инвалидом». Но в его баках был бензин, а оружие заряжено боеприпасами.
– Быстрее давайте стартер! – кричит Радкевич техникам.
Мотор запущен, истребитель взлетает, набирает высоту и лезет в драку, прямо в лоб четверке «Мессершмиттов-110». Прикрывая друг друга, наша четверка на послед-, них литрах горючего заходит на посадку.
В воздухе остался один Радкевич против четырех фашистов. И никто ему не может помочь. Тянутся
