Фадеев молчит. Видим, его горящий самолет развернулся и уже по прямой пошел в сторону пролива. За ним тянется черной полосой дым. Проходят долгие секунды и вдруг истребитель Фадеева входит в крутое пике. Но выше над ним раскрывается парашют. В наушниках шлемофонов слышится облегченный вздох летчиков.
Над Фадеевым виражит пара наших истребителей, и он приводняется в Керченском проливе недалеко от берега.
Закончился бой, все вернулись на свой аэродром. Фашистам не удалось нанести бомбовый удар по плацдарму. Но Фадеева нет, настроение неважное, особенно у летчиков-стажеров, уже получивших документы и продукты на дорогу.
– Накаркали, – ворчит недовольно Савченко. – И меня тоже угораздило болтонуть дурным языком…
Но что это? К аэродрому идет человек с узлом за плечами.
– Да это же Фадеев! – кричит Морозов. Мы молча ждем. Начальник штаба вынул из кармана свою выщербленную расческу и в ожидании старательно причесывает волосы.
Фадеев подходит, сбрасывает с плеч свернутый в узел парашют и смущенно докладывает:
– Старший лейтенант Фадеев прибыл. Сбит в воздушном бою, выпрыгнул с парашютом…
– Это, понимаете, бывает, – многозначительно говорит Апаров.
– Теперь можешь успокоиться и кому угодно сказать: «Стажировка закончена полностью», – улыбаясь похлопывает по плечу Фадеева Савченко.
Стажеры уехали, а мы продолжали выполнять боевые задания. Каждый благополучный исход боя всегда приносит удовлетворение. Сам доволен, командиры и товарищи тоже.
Однако плохо, когда попадешь в положение побежденного. Бывало так: думаешь, что ты уже хозяин положения. Но противник тоже не дурак, он внимательно изучает все наши повадки и настает время, когда кто-нибудь да и попадется ему на удочку.
Мне, как и другим товарищам, время от времени приходилось испытывать горечь боевых неудач. Подбивали меня и на И-16, и на «спитфайре». И вот уже сейчас дважды досталось… В первом случае я вылетал четверкой на прикрытие войск в районе Керчи. После взлета ведомый Дубинин сообщил по радио, что у него барахлит мотор.
Что делать?
– Возвращайтесь на посадку, – приказываю Дубинину, и теперь уже тройкой уходим патрулировать в район Керченского пролива. Там дважды пришлось встретиться с четырьмя «мессершмиттами», однако в бой они не вступали, обошли нас стороной.
Продолжаем полет, оставалось минут десять до окончания патрулирования. И вдруг вижу на фоне облаков пару фашистских истребителей. Мы на солнечной стороне и они нас не видят. Высота у них около трех тысяч метров.
– Атакую, прикрывайте!
Увеличиваю обороты мотора, затем со снижением выполняю полупереворот, Самолет быстро набирает скорость. Сближаюсь с ведущим «мессершмиттом», подхожу вплотную, вначале стреляю из пулеметов, а затем веду огонь из центральной пушки. Секунда, другая и вижу, как «мессершмитт» начинает разваливаться.
– Наблюдаем сбитый самолет, – слышу по радио с земли.
Делаю горку, – ведомые за мной. Все идет хорошо. Время патрулирования подходит к концу, можно уходить на посадку. Набираю высоту и лечу в сторону своего аэродрома.
– Работу закончил, один самолет сбит, – передаю по радио.
– Сбитый самолет подтверждаем. Идите на базу.
В наушниках слышу короткие фразы команд – это вторая группа наших истребителей заняла свое место над проливом.
Разворачиваюсь в направлении к аэродрому и начинаю уходить от линии фронта, ведомые следуют за мной. Мы подходим к кучевой облачности. Вдруг в самолете раздается грохот, треск. Я понял: атака противника!
Смотрю вверх и вижу, как надо мной пронесся черно-серый самолет с желтым носом. Должно быть это «мессершмитт» из второй пары, которую мы потеряли из поля зрения во время патрулирования.
Мой самолет попадает в облачность, в кабине непривычный шум, появилась пыль. Самолет выскакивает из облаков. Смотрю влево – все нормально. Перенес взгляд вправо, а в крыле зияет огромная дыра и бензин хлещет, как из шланга. Самолет может каждую секунду загореться. А высота малая, парашют не успеет раскрыться.
– Шлейфа позади меня нет? – спрашиваю ведомого.
– Нет, нет! – кричит встревоженный напарник.
Уменьшаю обороты мотора, снижаюсь в направлении аэродрома и одновременно выпускаю шасси. Посадку произвел благополучно.
Самолет остановился. Быстро выскакиваю из кабины. Протектор бензинового бака на пробитом крыле стал сильно дымить. Подоспели техники и начали быстро забрасывать очаг начинающегося пожара песком и землей, потом набросили на крыло брезент и погасили тлеющий протектор бензобака.
Когда все закончилось, мы осмотрели самолет и ахнули: в бронезащитном стекле кабины на уровне головы воткнулся снаряд от пушки и вокруг него лучами, как паутина, разошлись трещины.
– Да, повезло тебе, Анатолий, – говорит инженер Гриднев. – Это ты в рубашке родился.
Летчики, которые были со мной в полете, уже заправили свои самолеты и вместе с другими готовятся к очередному вылету.
– Быстрее, быстрее! – торопит начальник штаба, – истекает время патрулирования предыдущих групп.
Работа идет полным ходом, а я иду к командному пункту и приветствую находящегося там генерала Осипенко.
– Что, подбили? – спрашивает он.
– Сначала я, а потом меня, товарищ генерал.
– Ну, а как самочувствие?
– Самочувствие нормальное. Но очень досадно. Сбил фашиста и обрадовался. А через пять минут…
– Ничего, – успокаивает генерал, – баланс все же в твою пользу. Самолет починим. Ты обедал? Ну- ка, пойдем подзаправимся.
Посидели мы, поговорили, настроение улучшилось. Потом вышли из столовой. Подхожу к командному пункту. Там стоят командир полка и его заместитель. Формируют очередную группу.
– Иванов, ты чем сейчас занят? – спрашивает Сапожников. – Не хватает одного летчика. Быстрее садись в «семерку».
И вот я снова в полете. Набрали высоту. Слышен голос генерала Слюсарева:
– Вам немедленно на Керчь. Под прикрытием истребителей с запада идет группа бомбардировщиков. Сейчас поднимаю «лавочкиных». Давайте быстрее!
И снова немцам не удалось нанести ощутимого удара по нашим войскам. Усталые, но с хорошим настроением мы вернулись домой.
Небольшими группами летчики добираются до своих землянок. Тут тепло и уютно. Мыши скребутся за фанерной перегородкой, но мы уже к ним привыкли.
– Ну-ка расскажи, Толя, как ты сегодня отличился? – подкалывает Макаров.
Я достаю из кармана снаряд от пушки «эрликон» и показываю Анатолию.
– Вот видишь, тезка, какой у меня теперь талисман появился? Чуть-чуть нехватило ему скорости, чтобы воткнуться мне в затылок.
– Да, могло быть хуже, – качает головой Макаров. Моя смерть, застрявшая в бронестекле, пошла по рукам.
Истребителей часто посылали на разведку не только прифронтовых объектов, но и в глубокий тыл противника. Все-таки у них уязвимость меньшая, чем у бомбардировщиков, потолок и скорость побольше, да и прикрытия не требуется.
