еще боишься оторваться от заученного, но уже на восьмом-десятом полете почти у каждого появляется что-то свое, новое. С этим «своим», как правило, и возникают ошибки, неточности. На посадке происходят взмывания, «козлы», перелеты и недолеты. Тогда говорят: «Летчик начинает летать сам».
В конце концов, каждый находит нечто среднее между инструкторским и своим полетом.
Так получалось и у нас. Пока выполняли «инструкторские» полеты, все шло как по маслу. Но начались «свои», «курсантские» – и дело ухудшилось! Однако не беда! Каждый нашел самого себя и постепенно начал совершенствовать свои навыки, за которыми и открывался путь к летному мастерству.
Полеты по кругу освоены. Подошла пора летать в зону. Инструктор показал мне, как надо выполнять фигуры простого пилотажа: виражи, полуперевороты, пикирование, горки. А когда мы вернулись из полета, сказал. – Теперь, Иванов, лети сам в эту же зону и повтори самостоятельно то, что делали вместе.
Лечу. И очень мне хочется произвести полет так, как с инструктором: сохранить заданную скорость, высоту, точно выполнить виражи. Это у меня получилось. А вот! про наземные ориентиры забыл. Помнилось, только что летели мы над рекой Северным Донцом. Выполнив задание в установленной зоне, смотрю по сторонам, а аэродрома не вижу. Опытный летчик развернулся бы, осмотрелся, а я лечу, куда и сам не знаю. Все наземные ориентиры почему-то перепутались. Даже показалось, что и солнце не с той стороны было. Река проходит вроде правильно, а где восток, где запад – не пойму. И здесь лес, и там лес. Развернусь на 180 градусов – та же картина!
Куда же лететь? Снижаюсь и пролетаю над лесом, потом вдоль реки. Вижу: населенный пункт, рядом – аэродром. На нем стоят бомбардировщики, Возле летного поля – несколько жилых корпусов желтого цвета, водонапорная башня, Да ведь это же Рогань, куда нас возили на медицинскую комиссию! А вот и дорога на Чугуев, Разворачиваю самолет вдоль дороги, лечу и вскоре попадаю на свой аэродром.
«Наконец-то, – обрадовался я, – прилетел домой!». Разворачиваюсь вправо и захожу на посадку, но тут же вижу, как на встречном курсе резко отворачивают один, потом второй самолеты. Я понял, что иду против направления старта. Но деваться некуда, захожу на посадку.
Сел отлично. Вылез из самолета – надо доложить инструктору. Чует сердце недоброе. Иду к квадрату, а ноги сами упираются. Вообще-то, человек он приветливый, когда все идет хорошо. Всех «ребятками» называет, но когда эти «ребятки» чудеса вытворяют. Вобщем, крепко мне досталось на орехи.
Потом спустя некоторое время, он успокоился. – Этого балбеса в машину не пускать, – ткнул в мою сторону пальцем инструктор, не назвав даже по фами – лии. – Пусть идет пешком.
– Есть, идти пешком, – козырнул я по всем правилам.
Инструктор с досады только махнул рукой и полез в кабину автомашины. Курсанты взобрались в кузов, машина тронулась, и я потонул в облаке пыли.
Идти от нашего аэродрома до казармы пешком не хотелось. Пришлось на попутной повозке добираться до места. Никакого наказания я не получил, но этот полет научил меня многому. Прежде всего, я серьезно занялся штурманской подготовкой. Выучил наизусть расположение пилотажных зон, запомнил характерные ориентиры, в полетах всегда внимательно осматривался.
Дальше дело пошло лучше. И ребята, и я довольно быстро освоили наш строгий И-16. Инструктор был доволен нашими полетами. Да и сами мы по себе чувствовали, что окрепли, возмужали.
Попутно с летной учебой мы много времени уделяем физической подготовке, отлично организованной в училище. Многие увлекались волейболом и футболом, были у нас секции гимнастики, легкой атлетики, плавания, бокса, борьбы, лыжного спорта. Физкультура стала и отдыхом, и закалкой в нелегком труде летчика-истребителя.
Теперь я из щупленького и невзрачного паренька превратился в крепыша. Приятно было ощущать, как на загорелых руках играют твердые бицепсы, а ноги никогда не чувствуют усталости.
Много свободного времени проводили на Северном Донце. Купались, соревновались в плавании, прыжках в воду. А это тоже неплохая закалка.
Прошло не так много времени, а мы уже летаем парами, звеньями. Очень интересно выполнять маневры, когда самолеты находятся один возле другого в нескольких метрах.
Николай Сергеевич всегда с нами: днем на аэродроме, а вечером в казарме разбирает ошибки, рассказывает о тонкостях летного дела, о всяких поучительных случаях из собственной практики и жизни других летчиков. Мастерски он умел рассказывать и курьезные истории, и тогда здоровый смех курсантов потрясал казарму.
Всем сердцем полюбили мы своего инструктора. Знали; он строгий и взыскательный, порою вспыльчивый, но принципиальный командир, чуткий и заботливый человек. От него ничего не утаишь, даже имена любимых девушек знал.
Покажет ему курсант фотокарточку своей девушки, а сам краснеет.
– Ты смотри, любовь надо беречь. Она ведь, как нежный цветок, должна вырасти в большое и красивое чувство.
Вот он какой был, наш инструктор. Однажды говорит мне:
– А ты, Иванов, почему не покажешь своей знакомой девчины?
– Да у меня еще никого нет, – смущаюсь я. Курсанты добродушно подтрунивают.
– Не беда, придет и твое время, – говорит Николай Сергеевич, – у тебя сегодня другая радость. Отец приехал. Мы сейчас пойдем завтракать, время подошло, а ты иди встречай отца. Приходи с ним в столовую. Я дам команду дежурному по кухне.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант!
– Скажи отцу, что у тебя все идет хорошо. О недостатках не распространяйся. Днем сходите в город, побудьте вместе. Перед отъездом обязательно познакомь меня с ним.
Отец пробыл у меня сутки – воспользовался своим отпуском. Мы ушли далеко в поле. Уселись на траве и повели разговор.
– Дома все благополучно, мама здорова, братья учатся, кроме Леньки – тот еще мал. Ну, а как у тебя дела?
Я с радостью рассказываю о полетах, учебе, товарищах, о нашем инструкторе.
– А нельзя ли с ним повидаться?
– Он, папа, сам хотел с тобой встретиться. Вечером отец познакомился с Николаем Сергеевичем.
– Ты, Иванов, пойди погуляй, а мы с отцом поговорим.
О чем они говорили, не знаю. Но уезжая отец сказал:
– Служи, сынок, хорошо, исправно. Тебя инструктор хвалил.
Мне было приятно это слышать. Как-никак и мать обрадуется, и братья тоже.
– Будь дисциплинированным, но не выслуживайся. Исправный солдат всегда хорош, у любого командира.
Наконец программа обучения закончена. Скоро выпуск. С нетерпением ожидаем этого дня. Со всех курсантов сняты мерки и шьется командирская форма. Ходим в пошивочную мастерскую и любуемся на себя в зеркале.
Кто-то из ребят раздобыл эмблемы военного летчика, изготовленные из особой золотой канители. Я тоже приобрел такую эмблему и положил ее в чемодан.
6 ноября 1939 года, в канун праздника Великой Октябрьской социалистической революции, последний раз в парадной курсантской форме мы выстроились в большом зале училища и с волнением слушали приказ Наркома Обороны.
Итак, мы военные летчики. Двенадцать человек, наиболее успешно окончивших училище, направлялись не в боевые полки, а на курсы усовершенствования командиров звеньев, в город Кировабад. В эту группу был зачислен и я. Для нас это была большая радость, высокая честь, оказанная доверием старших.
Весело и радостно отпраздновали 22-ю годовщину Октября и уже чувствовали себя «воздушными волками», хотя и были, как в дальнейшем каждый из нас понял, едва оперившимися птенцами, так как научились всего лишь пилотировать самолет-истребитель. А этого слишком мало для того, чтобы стать настоящим боевым летчиком.
