И слепому видно, что Иисус специально богохульствовал, оскорблял иудеев, нарывался на неприятности, настраивал против Себя общественное мнение».
Опять тренькнул дверной звонок. Я справилась со всеми запорами и запустила в квартиру бабу Веру. Она подозрительно хлюпала носом и вытирала щеки носовым платком, выглядевшим точной копией детского носочка. Зажимая под мышкой стопку книг, она устремилась в свою комнату и, как была в меховых доспехах, рухнула в кресло-качалку.
— Что случилось? — не на шутку встревожилась я, последовав за ней.
Тетушка горько всхлипнула:
— Они все умерли!
Глава 12
— Господи! — привалилась я к обоям. — Неужели у профессора Каменского случилось массовое несчастье?
— Каменские тут ни при чем, — досадливо поморщилась тетушка. — Я говорю о рыцарях Круглого стола.
— Позвольте, но ведь это случилось полторы тысячи лет назад. Было бы удивительно, если кто-то из них дожил до наших дней!
— Ты не понимаешь, — баба Вера усердно протирала носочком запотевшие очки. — Это так трогательно! Профессор прочел мне некоторые главы из «Смерти Артура» Томаса Мэлори на языке оригинала с уэльзским акцентом. Ах, как это красиво звучало! Хоть я и не поняла ни слова, но общий смысл был совершенно ясен. Профессор открыл мне глаза. Артуровы легенды — это величайшее произведение о несчастной любви. Классический треугольник. Королева Гвиневера замужем. Рыцарь Ланселот ее безумно любит. Король Артур ничего не замечает и считает Рыцаря своим лучшим другом. Королева страдает и умирает. Король и Рыцарь ее оплакивают. Все несчастны! Вот, например, сцена проводов рыцарей на подвиг. По-русски это звучит не так выразительно, но тоже здорово за душу берет.
Тетушка выбралась из объятий кресла-качалки, раскрыла книгу и встала в позу оратора: выставила вперед одну ногу, откинула голову и выбросила в сторону руку. Явно, подражая профессору Каменскому, она прикрыла глаза, и затянула гнусавым голосом нараспев:
— «Вот надели они шлемы и на прощанье все поклонились королю и королеве. И много было горя и слез при расставании. А королева удалилась в свои покои, чтобы никто не мог видеть, как она убивалась. Скоро сэр Ланселот хватился королевы и пришел вслед за нею в дальний покой, и когда королева увидела его, то воскликнула так: «Ах, сэр Ланселот, Ланселот! Вы предали меня и обрекли на смерть тем, что покидаете вот так двор моего супруга! — О, госпожа, молю вас, не гневайтесь на меня, ибо я вернусь назад, когда только смогу возвратиться с честью. — Увы, — она сказала, — зачем только я увидела вас! Но пусть Он, принявший смерть на кресте за род человеческий, ведет и хранит вас и всю вашу рыцарскую дружину!» С тем оставил ее сэр Ланселот и присоединился к своим товарищам, поджидавшим наготове, они сели все на коней и поскакали по улицам Камелота. И плакали там бедные и богатые, а сам король отвернулся, ибо от слез не мог говорить»…
В этом душещипательном месте глаза бабы Веры широко открылись, она к чему-то принюхалась и закричала истошным голосом:
— Пожар! Горим!
Проворно выскочив из комнаты, она на секунду скрылась в кладовке и вернулась оттуда с огнетушителем промышленных размеров. Панический настрой передался и мне, поэтому я тоже схватила багор для борьбы с огнем, который при ближайшем рассмотрении оказался лыжной палкой, и вслед за тетушкой бегала из комнаты в комнату в поисках очага возгорания. Очаг обнаружился на кухне в тазике: тоненькая струйка дыма робко поднималась вверх.
Ловким движением руки ветерана пожарной команды тетушка справилась с системой навигации пенной струи и залила всю кухню белой гадостью. Нетронутым остался лишь алюминиевый тазик на столе, в котором липкий пепел непослушно чадил. Тетушка потрясла красный снаряд, тот выплюнул последний комок пены, угодивший точнехонько в тазик, дернулся последний раз в агонии и затих. Нас окружали пенные снега, пахло какой-то химией.
— Только не говори мне, что у нас завелся полтергейст и наша квартира занимается самоподжогом! — строго посмотрела на меня баба Вера.
— Э-э, это я ненужные фотографии уничтожила, чтобы никто не смеялся, честно ответила я.
От дальнейших объяснений меня спас телефонный звонок.
— Катастрофа! — кричала мне в ухо Любаша. — Только что позвонил Витя! Он уже в районе Щукинской! Торопится ко мне! Говорит, что голодный! А у меня в холодильнике только полбутылки кефира! Выручай!
Баба Вера перебралась через пенные сугробы к холодильнику, проинспектировала его содержимое и отсалютовала пустым огнетушителем:
— Пусть ведет его к нам. Будем отмечать праздник по-соседски!
В рекордные сроки мы справились с хаосом на кухне. Пена съеживалась неохотно. Мы собирали ее в ведра, вытряхивали в ванную и поливали водой из ручного душа. В связи с нехваткой времени навели лишь косметический порядок, под буфет заглядывать не стали и отложили дезинфекцию дальних углов до генеральной уборки.
Баба Вера в спешном порядке взялась за чистку картошки, а мне поручила резать салат из помидоров, огурцов, болгарского перца и репчатого лука. Мы метались между холодильником, мойкой и кухонными шкафчиками. В угаре предгостевой лихорадки нам некогда было даже перемолвиться словом. Я было вздумала принарядиться по такому торжественному случаю, но махнула рукой и осталась в джинсах и клетчатой рубашке мужского покроя навыпуск, лишь причесалась и стянула волосы на затылке импортным зажимом, расцветкой под черепаховый панцирь.
Картошка уже булькала в режиме свободного кипения, голубцы подогревались на маленьком огне, а я обливалась слезами, нарезая последние кольца лука. Баба Вера, войдя в раж, метала из холодильника заливное из севрюги, банки с маринованными подосиновиками и опятами, квашеную капусту собственного посола, фаршированные баклажаны, красную икру из НЗ и много чего другого. Из напитков у нас имелся лишь небольшой (всего пятилитровый бидон) запас лечебной настойки из корня лимонника.
Приход гостей застал нас в тот момент, когда тетушка замывала майонезное пятно на юбке коричневого платья, а я перекладывала в хрустальную салатницу севрюгу под маринадом. Всем известно, что маринад обладает поистине дьявольской способностью пачкать все окружающие предметы. Баба Вера помчалась переодеваться, и предоставила мне почетное право встречать гостей.
Витя выглядел женихом. В отглаженных брюках, клубном пиджаке, ладно сидящем на покатых плечах, белой рубашке и галстуке, который с трудом охватывал бычью шею, он производил сильное впечатление. Усиленный ленинский прищур и чуть подрагивающая щека выдавали его внутреннее волнение.
На локте Скелета висела скромно одетая Любаша. Соседка облачилась в черные брючки и черный ангоровый свитерок, а детально продуманный макияж создавал непередаваемый образ кошечки. Вытянутые к вискам глаза, лукаво изогнутые губы и умело подчеркнутые скулы, заставили меня тряхнуть головой и похлопать ресницами, ибо мне показалось, что она сейчас достанет из-за спины черный хвост, перекинет его через руку, как меховое боа, и мурлыкнет что-нибудь нежное. Впечатление усиливали розовые бантики заколок, которые скалывали две прядки волос на макушке так, что получались хвостики-ушки.
Процесс топтания на лестничной площадке пришлось сократить, так как в щели соседской двери отчетливо просматривался любопытный нос Варвары Ивановны. Пока баба Вера в белой гипюровой блузке и синей юбке-гофре ворковала с Виктором, а тот жал ей сухонькую ладошку и шаркал ногой, Любаша попридержала меня за локоть.
— Ты Лаврентия спрячь подальше, — зашипела она мне в ухо. — А то всю игру поломает, и калым нам не достанется.
Я отдала должное ее сообразительности и обошла с дозором комнаты. Лаврентий Палыч нашелся у
