Путь князя. Быть воином

проводков и раздражать «центр удовольствий» слабыми разрядами электричества…

Кроме того, то дряблое, с жирком и отдышкой, с поношенными связками и разболтанными суставами тело, которое было у некоторых из вас до прихода в монастырь и которое характерно для подавляющего большинства обычных людей, вряд ли сможет оказаться достойным сосудом для того духа, той души, которую вы, я уверен, сумеете взрастить в себе. Да и те, кто считал себя в достаточно приличной форме, – тут он бросил взгляд в сторону Ирайра и Волка, – разве не видят, что они несколько переоценивали свои кондиции.

Ирайр покосился на Волка и, встретив его ироничный взгляд, ухмыльнулся. Да уж, что тут скажешь…

– Ну и, наконец, – брат Игорь посерьезнел, – если вы решитесь не останавливаться на достигнутом, а встанете на путь Воина, то, кто бы ни стал вашим Учителем, ему будет гораздо легче подготовить вас к опасностям того пути, который вы изберете.

Они задумались над словами привратника. Один из уроков, который они уже достаточно твердо усвоили, состоял в том, что не надо спешить давать ответ, пока у тебя не спросили. Возможно, в каждом из них еще сидело оставшееся со времен их простоты нетерпение, которое сейчас толкало их к тому, чтобы искренне закричать: «Да-да, я хочу, я буду, я смогу!!!», но ведь они уже в достаточной мере овладели собой, чтобы не поддаться этому отголоску их прежней простоты…

Их год закончился довольно обыденно. С утра привратник принес им по чашке бульона. Бульона, а не каши, поскольку пару дней назад они закончили десятидневный полный пост, во время которого дозволялась только вода, и брат Игорь пока не был уверен, что их желудки уже готовы принимать твердую пищу. Затем была утренняя молитва в том самом благолепном Храме, в котором они впервые исповедовались друг другу. Потом одиннадцать часов утомительных тренировок, а вечером отец Дитер пригласил их к своей скамейке.

– Ну вот и все, дети мои, – тихо произнес преподобный, когда они окружили его скамейку. И сначала никто не понял, о чем это он. А потом до Ирайра внезапно дошло… он резко повернулся и, встретив удивленный взгляд Пэриса, взволнованно спросил:

– Какое сегодня число?

– Число? – озадаченно переспросил тот. В этой круговерти они потеряли счет не только числам, но и дням недели, и даже месяцам, но затем его лицо выразило понимание, он обернулся и уставился на отца Дитера. – Значит… уже год.

Преподобный молча кивнул.

– И… что? – тихо спросила Лигда.

– Завтра вы покинете монастырь, – начал отец Дитер, – и отправитесь в мир, из которого пришли. У некоторых из вас остались там незаконченные дела, а те, кто так не считает или просто не захочет ими сейчас заниматься, все равно проведут этот месяц там, где захотят, но вне этих стен. Вам предстоит найти ответ на вопрос, как жить дальше. Именно найти, даже если сейчас, в этот момент, вы считаете, что уже знаете его. Вы еще недостаточно сложны, чтобы суметь дать чистый ответ, а не тот, который подсказан чужой и более сильной волей или вашей собственной привычкой. И искать его вы должны будете в себе прежнем и себе нынешнем. Именно так – не только в себе нынешнем, но и в себе прежнем! – Он сделал паузу и окинул их внимательным взглядом, будто проверяя, как они поняли то, что он им сказал, а затем закончил: – А через месяц те из вас, кто решит вернуться, вновь придут к воротам этого монастыря. И постучат в них. Но не раньше.

– А если я не хочу уходить? – спросил Пэрис. И все поняли, что это не страх вновь оказаться в тюрьме, не боязнь встречи с отцом, которого он своим побегом довел до разорения, нет, все это новый Пэрис Сочак IV готов был встретить с мужеством и смирением. И знал, что рано или поздно он встретится со всем этим, ибо каждый обязан был разгрести те завалы, что нагромоздили демоны их прошлых, простых ипостасей. Он действительно не хотел покидать эти стены, полагая, что уже принял решение. И не собирался его менять.

Но отец Дитер только молча покачал головой и повторил:

– Завтра вы покинете монастырь…

Ужин прошел в полном молчании. Каждый был и здесь и там, думая о том, что ждет их в мире, где они прожили большую часть своей жизни, но который, как они сейчас твердо знали, был ареной схватки, схватки за жизнь. И правила этой схватки устанавливал не кто иной, как Враг, а они еще не были даже Воинами…

Утром, когда брат Игорь принес им бобовую кашу, Лигда придержала его за рукав.

– Я… мне надо во что-то переодеться.

Привратник окинул ее внимательным взглядом и улыбнулся.

– Зачем?

Лигда удивленно посмотрела на него, а потом неуверенно сказала:

– Но не могу же я появиться дома вот в этом? – и она указала на подрясник из грубой коричневой дерюги, в котором она отходила этот год, уже настолько застиранный, что он почти потерял цвет.

– А разве одежда что-то значит? – вопросом на вопрос ответил брат Игорь. Но затем, очевидно решив отложить этот урок на потом, выудил из широких рукавов ножницы и протянул их Лигде. – Извини, здесь, в монастыре, нет ничего, что могло бы тебе помочь. Попробуй использовать ножницы.

После завтрака все собрались у ворот. Мужчины удивленно уставились на Лигду, которая за несколько минут успела укоротить подол своего подрясника и отрезать рукава, превратив его в нечто очаровательное и отнюдь не производящее впечатление грубой поделки. А может быть, дело было в том, что этот искромсанный подрясник надела едва ли не самая прекрасная женщина из тех, которых они до сих пор встречали в своей жизни. Ирайр, Волк и Пэрис так прямо и заявили взволнованной и раскрасневшейся Лигде и ни на йоту не покривили душой. Никто из них, конечно, не знал, как выглядела Лигда в те времена, которые она хотела вернуть. Но сейчас перед ними стояла сильная и грациозная женщина с чистой кожей, ясным взглядом и роскошными волосами, каковые никогда не встречаются в реальной жизни, а только в рекламе шампуней, зубной пасты и средств для похудения. Но она была здесь. И это было правдой…

– Ну что ж, дети мои, – раздался у них за спиной голос преподобного, – пришло время