– Может, хлебнете? – предложил он.
– А что это?
– Да первачок.
Фужеров отказался.
– Ну, как знаете. – Судя по звуку, милиционер сделал основательный глоток и тут же смачно зачавкал. Запахло копченым салом и чесноком. Фужеров сглотнул слюну и отодвинулся, в результате очутившись на голой земле, где лежать и вовсе было неудобно.
«А, черт с ним, – решил про себя Фужеров. – Наверное, необходимо выпить и мне».
– Давайте ваш самогон, – прошептал он. На ладонь легла фляжка. Фужеров отхлебнул и закашлялся, однако тут же получил мощный удар по спине. Фляжку у него тотчас отобрали, зато вручили кусок хлеба с толстым ломтем сала.
– Жуйте шибче, – произнес вполголоса милиционер, – а то самогонка у вас поперек дыхалки встала.
Фужеров последовал совету и неожиданно ощутил, что почти счастлив. Сладкое, неясное чувство охватило его рыцарскую душу. Умиление, легкая грусть и покой. Бесконечный умиротворяющий покой. Замечательная все-таки вещь – алкоголь!
Фляжка вновь забулькала где-то над ухом. Еще один глоток…
– А хороша нынче луна, – неожиданно изрек Хохлов. – Прямо-таки полыхает.
– Светит, да не греет, – отозвался Фужеров и сам изумился идиотизму собственных слов.
– А вот если бы грела, – заметил Хохлов, охотно поддерживая беседу, – то какая урожайность могла бы быть.
– Какая урожайность?
– Озимых и яровых. Все бы росло в два раза быстрее. Ведь так?
Фужеров издал неопределенный звук, не то соглашаясь, не то отрицая предположение своего собеседника.
– А тогда и урожай был бы в два раза больше, – продолжил Хохлов агрономические наблюдения. – А коли хлебушка в достатке, и народу жить легче. Ведь так?
– Наверное.
– Не наверное, а точно! А коли так… – Он сделал паузу, всмотрелся в сторону дома. – Тишь какая. Ни огонька. Чего они в потемках там делают?
– Наверное, спят.
– Хорошо бы.
Где-то вдалеке заголосили собаки. Их остервенелый, злобный лай вдруг сменился длинным тоскливым воем.
– Непонятно брешут, – заметил Хохлов. – Как на волка… И стервенеют, и боятся одновременно. На кого бы это? А может, наш пожаловал?
Похоже, предположение было не лишено оснований. Собачий лай шел как бы по цепочке. Замолкали одни, начинали другие.
– Брех приближается, – сказал Хохлов. – Гостюшка где-то рядом. Подбирается к дому, зараза!
– Неужели вы всерьез верите?
– А вот сейчас и узнаем. Да вот он!
В полумраке Фужеров различил, как худенькая детская фигурка мелькнула у забора и направилась ко входу в дом. Скрипнула дверь, и фигурка исчезла.
– Двигаем туда, – громко произнес Хохлов.
– Погодите. А если это просто какой-нибудь поселковый мальчик? Мало ли зачем пришел. Время-то еще не позднее.
– Как же не позднее – двенадцать. Заводской гудок только-только прозвучал. Какой человек в такую пору по гостям ходит? Либо воришка, либо… Хотя вы правы. Подождем малость. Что, интересно, в дому происходит?
Они прислушались.
– Нет, тишина, – констатировал милиционер. – Как же быть? А вы что присоветуете?
– Мне кажется, нужно пойти на кладбище, посмотреть на могилу…
– А ведь верно! Вот что значит – ученый человек. Пока он у родни ошивается, двинем туда, и все станет ясно. Как же я раньше не допер! Так, вперед, не будем мешкать.
– Я не пойду, – твердо сказал Фужеров.
– Почему?
– Не пойду – и все!
– Эвон как. Струсили, должно…
– Я не испугался, но…
– Ладно, чего уж… Вы лучше мне скажите: какое оружие годится для этой нечисти?
Фужеров задумался.
– Крест животворящий, – наконец запинаясь произнес он.
– Крест? Это с Христом? – Хохлов хмыкнул. – А вот креста на мне и нет. В шестнадцатом годе в Галиции выбросил. Насмотрелся на войне страстей и понял для себя: нет никакого бога. Брехня все. А еще какие средства?
– Чеснок.
– Как чеснок?
– Вампиры, как пишут в умных книгах, чеснока боятся.
– Этот завсегда при мне. Из пасти, как из нужника, прет. – И Хохлов выдохнул резко пахнущий воздух прямо в лицо Фужерову. – Я больше вот в какой «чеснок» верую. – Он достал револьвер, с треском крутанул барабан. – Семь «зубчиков» – и все в яблочко.
– На них оружие не действует. Если только пули крестом пометить.
– Опять крестом?! Вздор! Ладно, проверим на практике. А может, все ж таки составите компанию?
– Нет.
– Ну, на «нет» и суда нет. Ждите, спозаранку все доложу. Обязательно приду, так и знайте.
«Если, конечно, дойдешь», – подумал про себя Фужеров.
Хохлов забежал к знакомому железнодорожнику, взял у него фонарь и отправился на кладбище.
Дорогу милиционер знал прекрасно. Он миновал Шанхай и вышел в чистое поле. Где-то в отдалении светились тусклые огоньки, потом чуть слышно запиликала гармошка, и Хохлов машинально прикинул: где это веселятся в полночный час? Но размышлять на профессиональные темы не хотелось. Не хотелось и загадывать, как обернется дело.
Местность, по которой он шел, не являлась степью в прямом смысле слова. Скорее это было то, что осталось от степи: местами – будущая строительная площадка, местами – свалка. Скоро и здесь понастроят хибар, закопошатся людишки со своими жалкими горестями и радостями.
Хохлов презирал эту мелкотню, сброд, понабежавший невесть откуда. И для этих людей строится светлое царство социализма? Он плохо в это верил. Разве можно представить всех этих мелочных, жадных, распутных, пьяных гундосов живущими в голубых дворцах из стекла и стали? Вот толкуют: их будут перевоспитывать. Да как такого перевоспитаешь? Он за копейку удавится, да ладно хоть бы сам, и соседа удавит. А ребятня ихняя… Сопля соплей, а те же замашки: мое!.. мое!.. Народишко понимает лишь одну форму воспитания – кулак. Вот с такой педагогикой он считается. Конечно, имеются и другие люди. Не дрожащие за кусок, не крохоборы, не жлобы… Но где они? Комсомольцы эти? Встречаются среди них и неплохие парни, но в целом уж больно правильны. Как бабки на паперти. Ротик поджат, в глазах строгость. Такие все знают наперед. Книгочеи!
Хорошо было в Гражданскую: все просто и ясно. Впереди враг, а рядом друг. Прикажут рубить – рубишь, а прикажут стрелять – стреляешь. Ни дома, ни бабы. Кисет с махоркой да шашка – вот и все имущество. А потом захлестнула мелкобуржуазная стихия, как пишут в газетах, нэпманы и прочие кустари без мотора. Прикрыли лавочку, слава товарищу Сталину. Одумались там, наверху. Но все равно, быт заедает. Галоши и этажерки с фикусами застили глаза. Какой уж тут социализм!
