Протекторат

Справившись со своим изумлением, я отрицательно покачал головой:

– Я вас ни о чём не просил, Алёна. И никакого письма вам не посылал. Я вообще узнал, что вы живы, лишь несколько минут назад, когда дочь сообщила мне о вашем приходе. Боюсь, вас кто-то разыграл. Вы точно уверены, что письмо было от меня?

– Оно было подписано вашим именем. У меня даже мысли не возникло, что это может быть розыгрыш. – С этими словами она достала свой комлог, быстро нажала несколько кнопок и посмотрела на дисплей. – Да, действительно, письмо отправлено с уличного видеофона. Судя по его номеру, он находится где-то в центре Нью-Монреаля. – Алёна растерянно пожала плечами. – И зачем кому-то понадобилось так шутить?

«Она лжёт, – подумал я. – Лжёт, как лгала с самого начала. Лжёт по делу и без всякого дела – просто из любви ко лжи. Она патологическая лгунья...»

Очевидно, эти мысли ясно отразились на моём лице, потому что Алёна грустно улыбнулась:

– Да, понимаю. Вы считаете, что я придумала это письмо как повод посетить вас. Но я могла прийти к вам и просто так, без всякого предлога, как к своему адвокату. С какой стати мне, спрашивается, лгать вам?

– Может, по инерции, – предположил я. – Ведь вы лгали мне с первого дня знакомства. Возможно, для вас это стало привычкой, своего рода эталоном наших отношений.

Она медленно кивнула:

– Так я и думала. Вы никогда не верили в мою невиновность.

– Конечно, не верил, – холодно произнёс я. – И вы это знали. Знали – и тем не менее на каждом нашем свидании клялись и божились, что ничего плохого не сделали. Вы даже не представляете, как меня бесило ваше упрямство. Признайтесь же, наконец, что доктора Довганя убили вы. Не бойтесь, я на вас не донесу. Хотя бы потому, что не имею права – ведь я по-прежнему остаюсь вашим адвокатом. Да и в любом случае, вас не станут повторно судить. Начёт этого можете быть спокойны.

Целую минуту Алёна молчала, сосредоточенно глядя на струйку дыма из своей сигареты. Затем погасила её в пепельнице и сказала:

– А почему бы и нет. Что, собственно, я теряю... Да, господин адвокат, это я убила доктора Довганя. Я сделала это дважды: в первый раз из горя и отчаяния, желая отомстить ему за содеянное, а во второй – чтобы спасти жизни ни в чём не повинных людей... К сожалению, в последнем я не преуспела. Реальность оказалась более устойчивой, чем я ожидала.

Моя реакция на её слова не отличалась большой оригинальностью. Я почти в точности повторил недавнюю реплику Юли, которую она адресовала мне:

– Алёна, вам плохо? Могу дать успокоительного.

Вместо ответа она встала со своего места, обошла стол и подступила ко мне вплотную.

– Посмотрите на меня, Игорь. Внимательно посмотрите. Вы не находите, что я сильно изменилась? Слишком сильно для каких-нибудь полутора месяцев. Да, в моём возрасте девушки быстро меняются – но не настолько же быстро, как вы считаете? Для таких перемен нужен добрый год. Дед и бабушка этого не заметили, ведь для них я внучка, а не женщина, и они всё ещё видят во мне маленькую девочку. Остальные родственники и знакомые, конечно, обратили на это внимание, однако решили, что я так изменилась в тюрьме – никто из них меня там не навещал. Но вы-то должны хорошо помнить ту Алёну, которую защищали в суде! Сравните свои воспоминания с тем, что видите сейчас. Что вы об этом скажете?

– Да, – согласился я. – Вы действительно здорово повзрослели. Сейчас вас без всяких оговорок можно назвать женщиной – притом очень привлекательной женщиной. Но вы – это вы. Вы та самая Алёна, которую я знал раньше. Я ни за что не поверю, если вы станете утверждать, что вы не Алёна, или... – Тут в голове моей щёлкнуло: её слова о двух убийствах и попытке спасти чьи-то жизни навели меня на очевидную мысль. – ...или, например, что вы Алёна из будущего, случайно попавшая в наше время. Я буду очень огорчён вашей очередной ложью.

Алёна вернулась и села обратно в кресло.

– У вас есть одна мечта, – заговорила она, казалось, ни к селу ни к городу. – Заветная мечта, которую вы уже десять лет держите в тайне от всех, в том числе и от дочери. Не потому, что вы не доверяете Юле, нет; просто вам хочется в один прекрасный день привести её в космопорт и сказать: «Видишь, зайка, вон ту яхту? Теперь она наша. Давай прокатимся».

Её удар достиг цели. Я действительно никому не признавался, что коплю деньги на космическую яхту. Ни единой живой душе – ни Юле, ни матери, ни Ричарду. И уж тем более не мог сказать об этом Алёне... А между тем она всё знала! Знала даже о том, что я мечтаю преподнести дочке сюрприз – и знала, в какой именно форме я хочу это сделать. Мало того, ей было известно ласковое прозвище Юли, которое я никогда не употреблял на людях, а лишь с глазу на глаз...

– Как вы об этом узнали? – спросил я, справившись со своим удивлением.

– Вы сами мне сказали.

– Когда?

– В будущем. В бывшем будущем, которое уже изменилось – правда, не так, совсем не так, как я этого хотела. Или, может, это было не наше, а другое будущее – из параллельной временной линии. Я всё больше склоняюсь к последнему варианту, так как обычное перемещение во времени противоречит всем физическим законам... Но я вижу, вы по- прежнему не верите мне. Я ещё не до конца вас убедила. – Она задумалась. – Ладно, приведу другой пример. Ваша дочь, как и многие девушки с романтическим складом ума, ведёт дневник, которому поверяет свои самые сокровенные мысли, чувства и переживания. Где-то год назад вы разгадали пароль и с тех пор регулярно читаете её записи. Вы понимаете, что это нехорошо, но оправдываете себя тем, что поступаете так из лучших побуждений. Вас постоянно гложет страх, что при своей наивности и доверчивости Юля может попасть под дурное влияние или связаться с молодым человеком, который совсем недостоин её.

Я резко поднялся из-за стола.

– Алёна, вам принести кофе?

– Не откажусь. Только чёрный, пожалуйста, без молока и сахара.

Я сходил на кухню и приготовил две чашки кофе. За эти пару минут я немного собрался с мыслями, но так и не смог найти удовлетворительного объяснения необыкновенной осведомлённости Алёны в моих личных тайнах. Я отказывался верить, что она явилась из будущего, это подрывало все мои представления о незыблемой реальности, о раз и навсегда свершившемся прошлом, которое нельзя отменить и переиграть заново. Сама мысль о такой возможности приводила меня в ужас. Да и вариант с параллельными временными линиями был ничуть не лучше: он лишал меня чувства собственной уникальности, получалось, что на свете существует множество идентичных (или почти идентичных) мне личностей, и таким образом каждое моё отдельное «я» не представляло ни малейшей ценности.

Вернувшись в кабинет, я не сел за свой рабочий стол, а устроился в широком мягком кресле по соседству с тем, где сидела Алёна.

– Ну что ж, рассказывайте. Я слушаю вас.

Прежде чем заговорить, она отпила немного кофе и достала сигарету. Однако заметив, как я поморщился, немедленно вернула её в пачку.

– Да, знаю, скверная привычка. Вас и раньше она раздражала. – Алёна неуверенно улыбнулась. – Вернее, это для меня было «раньше». А для вас – отчасти в гипотетическом будущем, отчасти в несостоявшемся прошлом.

– Мы с вами и тогда... и там... – Я совершенно запутался в обстоятельствах времени и действия. – Мы были знакомы и в той реальности?

– Да. Тогда вы тоже защищали меня. И тоже по обвинению в убийстве доктора Довганя. Вы сумели добиться оправдательного вердикта, хотя моя вина была очевидна – я застрелила доктора буквально на глазах у его секретарши и даже не пыталась замести следы. Именно из-за этой простоты следствие велось небрежно, с грубейшими процедурными ошибками, чем вы немедленно воспользовались. В результате вам удалось опротестовать и изъять из дела целый ряд доказательств, включая моё признание в убийстве и дедов пистолет, так что присяжным не оставалось ничего другого, как признать меня невиновной ввиду недостаточности улик.