– Да бог с ними, с потомками, – махнул рукой Константин. – Мне в могиле наплевать будет, кто и что там обо мне говорит. А вот с ныне живущими посложнее. Они-то всегда рядом со мной будут, до самой смерти. Я, конечно, в Чечне не был, но что такое друга на возможную смерть посылать, успел узнать хорошо именно будучи в княжеской шкуре… там, под Коломной. Она и впрямь тяжела – шапка Мономаха.
– И все же я не верю, что иного выхода не существует, – тихо, но с явной ноткой непримиримого упрямства в голосе, произнес отец Николай.
– Он есть, но намного хуже предложенного мной, – пояснил Константин. – Причем хуже не только лично для меня или вон для Славки с Минькой – для всех жителей земли Рязанской. Да и то лишь поначалу. Чуть погодя – всего лет через двадцать – и любой другой, более гуманный нынешний вариант боком для всей Руси встанет. Вспомни Священное Писание, отче. Екклесиаст правильно сказал – всему свое время. Время плакать и время смеяться, время быть в печали и время предаваться радости. А ныне время собирать камни. Их, отче, вскоре понадобится очень много. Для Батыя. И нельзя допустить, чтобы хоть кто-то помешал нам в этом.
– Все равно не верю, – в третий раз повторил священник, но со значительно меньшей долей уверенности в голосе. – Должен быть какой-то другой выход. Более гуманный. Без войн, без крови.
– Это только в задачках по алгебре или по физике идеальные решения бывают, – неожиданно пришел на подмогу князю Минька. – А в жизни надо радоваться, даже если его просто удается найти.
– Или человеку просто лень искать, – оставил за собой последнее слово священник. – Жаль, если он найдется, когда уже будет слишком поздно.
– Иногда, отче, бывают моменты, когда чрезмерные размышления и колебания наносят еще больший вред, чем даже не самое лучшее решение, – с упреком посмотрел Константин на своего духовного наставника.
– Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, лучше хороший выход сегодня, чем отличный, но завтра, когда он уже и не нужен, – не удержался Вячеслав.
– Как видишь, отче, даже по законам демократии абсолютным большинством в семьдесят пять процентов голосов прошло мое решение, – но тут неожиданная мысль пришла ему в голову, и Константин спросил: – Скажи, отец Николай, ты и впрямь готов пойти на что угодно, дабы предотвратить войну между нашими княжествами?
– Ради святой цели – да, лишь бы средства были достойны ее, – уточнил священник.
– Тогда у тебя есть шанс. Возможно, небольшой, даже малый, но есть. Надо будет съездить кое- куда.
– В Ростов, к Константину?
– Исповедать умирающего и без тебя желающие найдутся, – отмахнулся князь. – А вот прокатиться в Киев не помешало бы. Задач сразу три. С одной из них туда уже укатил боярин Хвощ. Это сохранить по отношению к Рязани нейтралитет со стороны Мстислава Романовича. Шансы у него на это имеются, поскольку он и сам по себе достаточно осмотрительный и неторопливый, да и годы у него немалые – не зря Старым кличут[115]. А тебе, кроме этого, надлежит еще дальше прокатиться, в Галич, к Мстиславу Мстиславовичу Удатному. Боюсь, что, узнав, как мы его родному зятю нос утерли, запросто может все бросить, дабы родне помочь. А если только Мстислав подпишется на подмогу своему родственничку – Рязани карачун настанет, потому что с ним за компанию не то что киевский князь, которого, кстати, сам Удатной на великий престол и подсаживал, а вся Юго– и Северо-Западная Русь ломанется.
– Он что – местный авторитет? – вновь не удержался от вопроса Вячеслав.
– Еще какой. А потом, каждый будет примерно так рассуждать – чего не прогуляться за добычей – ведь ты в одном строю с Мстиславом, а тот никогда не проигрывает.
– Что, за всю жизнь ни разу? – недоверчиво переспросил Минька.
– Ни единого, – заверил всех присутствующих Константин.
– А с татарами он как? – вскинул брови отец Николай. – Или не доживет?
– До Калки дотянет, но там как раз с ним приключится самое первое поражение в жизни. Мало того, в большей степени именно его вина за общее поражение всех русских полков. Но это будет потом, а сейчас его авторитет на самом верху. И потому, отче, тебе надо бы выйти на киевского митрополита Матфея и пожаловаться на владимирцев. Объясни на пальцах, что мы их не трогаем, а они уже вторую рать в поход на Рязань собирают. Мужик там сидит весьма старый, по всей видимости, поскольку, если память мне не изменяет, через пару лет помрет[116], но ты рискни, отче. Тебе главное, чтобы он кого-нибудь из своих вместе с тобой в Галич послал или, на худой конец, грамотку какую-нибудь дал. Можешь его в гости пригласить к нам в Рязань. Коли приедет – считай, что войну ты с Ярославом отменил. Хотя… пока соберется, пока то да се… Нет, лучше, чтобы он тебе с собой еще одну грамотку дал – во Владимир, с призывом к миру и гуманизму. – И ободрил: – Опыт у тебя в таких делах уже ость. Вон, в Ростове, даже лучше, чем у Хвоща, получилось. Если бы не упрямство Ярослава, то, может, Ингварь и вовсе ничего бы не добился после твоего плодотворного общения со старшим Всеволодовичем.
– Религия, – начал было по привычке Минька, но воевода, грозно глянув на своего младшего товарища, тут же оборвал его речь в самом начале:
– Цыц! Не лезь туда, где ты ни ухом, ни… В общем, лучше пошли за болванками и гранатометами.
– На завтра же договорились, – возмутился Минька.
– А ты мне только один дашь. Я его к себе под подушку положу, – промурлыкал Вячеслав, добавив с нежностью: – Он мне душу греть будет, когда я спать буду. И потом мне самому его надо за эту ночь освоить полностью, ибо аз есмь воевода наиглавнейший, а потому не хочу завтра тупым в глазах будущих учеников оказаться. – И он решительно потащил Миньку в сторону выхода, философствуя на ходу: – Репутация, в отличие от одежды, – штука хрупкая и оченно капризная, и если ты ее подмочишь, то, как говаривала моя мамочка Клавдия Гавриловна, сохнуть она будет очень долго. Возможно, всю жизнь.
Они удалились, и Константин остался наедине с отцом Николаем. С минуту они молча глядели друг на друга. Затяжную паузу первым прервал священник.
– Мне назад торопиться или, наоборот, помедлить? – глядя на князя всепонимающими глазами, глухо спросил он.
– Ни то ни другое, – помедлив с ответом, наконец отозвался Константин. – Пытайся сделать то, что я тебе говорил, а возвращайся сразу, как только получишь от митрополита определенный ответ. Неважно, какой он будет – отрицательный или положительный.
– Как Иисус говорил: «Да – да, нет – нет, а все остальное от лукавого», – грустно уточнил священник.
– Вот именно, – почему-то обрадовался Константин. – Ну и Хвощу подсоби по мере сил. Вдруг тебе на киевского князя повлиять удастся.
– А сам развязываешь себе руки, пока я буду в отлучке, – даже не спросил, а скорее подумал вслух священник, продолжая печально разглядывать князя.
– Вот за что я люблю тебя, отче, – несколько натужно засмеялся Константин, – так это за деликатность твоих осторожных вопросов. А то, знаешь, есть еще такие священнослужители, которые прямо в лоб норовят закатить, в грубую. И увильнуть нельзя, и отвечать не хочется.
– А ты и не отвечай, коли неохота, – спокойно посоветовал отец Николай.
– Им бы и не ответил, – заверил Константин. – А тебе, дипломатичный ты наш, скажу как на духу. Я ведь от тебя планов своих будущих действий таить не стал, да и на благословение твое надежд не питаю, так что руки у меня ничем не связаны. Действительно, очень хочу удалить тебя отсюда на время, пока все не уляжется. И не потому, что опасаюсь, как бы ты мне мешать не стал. Отнюдь. Просто боюсь я за тебя, отче. За тебя, за Миньку. Вы же оба, как назло, молчать не любите. Но он хоть отрок, так что с него, в случае чего, и спрос маленький. А тебе и пожизненное заключение могут припаять. Засунут до конца жизни в какую-нибудь укромную келью уединенного монастыря – и все. А через решетки глухие разумное, доброе и вечное нести людям очень уж несподручно.
– Рязань больше потеряет, ежели тебя или Вячеслава лишится, – не согласился княжий собеседник. – Это ведь вы у нас стратеги. А мы что ж – наука да слово Божье. На подхвате, не больше.
– Стратеги – пока у нас в стране такая напряженка, – уточнил Константин. – Да и то в основном только в войне да политике. Но и это все, если по большому счету разобраться, всего лишь тактика, потому что
