— С какой стати? Я в свободном поиске.
— Какой поиск! Ночью начали убивать людей чуть ли не в открытую! Нарушая маскарад. Причем родственников прошедших ритуал детей, тех, что нечистокровные. Ты, часом, не знаешь, кто этим занимался? — с холодноватым интересом вопросил Сев. — Ведь, кажется, ты взяла их под свою ответственность?
— Не знаю пока, — веско ответила я. — Но узнаю, и тогда…
— Что тогда?
Язвите, господин мой?
— Доложу куда следует, Всеволод Аскольдович. И конклаву придется принять соответствующие меры. Но у меня к вам имеется встречный вопрос.
— Какой? — А вот отвечать он явно не горит желанием. Надо подсластить выданную ему горькую пилюлю. Вроде как в его услугах все еще нуждаются и очень-очень благодарны за то, что он способен их оказать.
— Я приду в кафе. Позже. Обещаю, — елейным голоском пропела я. — А вы, друг мой, окажете мне в ответ огромную услугу, сообщив, где именно остановился господин Свертхальде. Я бы хотела его посетить.
— Ну… пожалуйста.
И он надиктовал адрес частной квартирки. Где-то в центре.
— Благодарю. И, кстати, господина мага кто-нибудь видел сегодня, или его непонятный ритуал все еще продолжается?
— Нет… Не видели, и он не звонил.
— Странно, не правда ли? Столько событий…
Закончили, выдохнули. Уф! Как это тяжело — лавировать в разговорах.
Отлично, главного торговца информацией мы озадачили. Пусть думает. А то я сама вряд ли до чего путного дойду. А вот посетить мага, отвлечься и Марину отвлечь — самое оно. Ибо у меня такое чувство, будто нас засасывает в бездонный омут, полный смыкающейся над головами черной смолистой удушающей жижи. И солнце, бьющее через огромные окна, от этого не спасает.
Сморгнув черные точки, заплясавшие перед глазами, я потянула подопечную на улицу. Только в трамвае, с грохотом и трезвоном пролетающем остановки одну за другой, сообразила, что теперь вряд ли мы окажемся первыми у дома Свертхальде. Сев кому-нибудь да продаст наверняка возникшее у него подозрение. Или наше предполагаемое местонахождение.
Все персоны, заинтересованные в общении с магом, перемещаются не как мы, на своих двоих, а на личном транспорте. И поговорить с магом не дадут. Порыться в его вещах — тоже. Скорее еще и нас распотрошат. Ведь, как ни крути, я четко осознаю свои скромные возможности. Выходит, я — несообразительная идиотка. Ну да ладно.
Но на тенистой улочке, засаженной раскидистыми вязами и тополями с толстыми, похожими на корявые разбухшие бочки стволами, мы оказались первыми. У трехэтажного дома с гипсовыми полуколоннами, рядами выстроившимися между окнами и вычурными барельефами на широких карнизах, никого не было. Возле узкого тротуара не стояло ни одной машины и на сотню метров в любую сторону не тянулось ни одного свежего следа. А со второго этажа через приоткрытую форточку кондиционер доносил до нас аромат легкого морского бриза. В густой тени было видно, как тонкие золотистые нити, цепляясь за раму, сплетались изящной паутинкой, перекрывая окно. Защитная сеть? Похоже.
Во всей этой магии плохо то, что у каждого рода одинаковые по воздействию чары выглядят по- разному. Так что об эффекте, силе и сложности данных конкретных узоров можно только гадать, а кинжала-поглотителя у меня больше нет.
Мы стояли у подъезда, пребывая в мучительных раздумьях. Марина раз за разом отирала с лица пот и прихлебывала воду. Веки у нее были опухшие, синяки некрасиво проступили сквозь тональный крем, губы потрескались. Она всхлипывала, старательно сдерживая слезы. Мне же было просто плохо. Физически. И развлекать эту полурусалку не было сил.
Я сморгнула пот и критически осмотрела стену. Нет уж, лучше по лестнице. Потянув за руку девушку, очень неохотно переставляющую ноги, я нырнула в темное гулкое нутро подъезда. Неожиданно пахнуло сыростью и гнилью. Старые стесанные ступени скользили под ногами, грязно-коричневая плитка и обитые потрескавшимся дерматином двери отправляли в славное, давно забытое прошлое. Нужная дверь отличалась от прочих наличием магической защиты и отсутствием запахов еды и просто обычного жилья, тянущихся из-под щелястых порогов. Ни единого зазора, потому что дверь аккуратно обделана плотными валиками, при движении створки наверняка шаркающими по полу.
Хм, и как снимать будем? А что, если…
— Значит, так, красавица. Подойди ближе. — Я обняла Марину за плечи и зашептала ей в ухо, тихонько отфыркиваясь от лезущих в нос волос: — Закрой глаза, протяни руки вперед.
Она послушалась, и я уловила среди запахов горя и отчаяния робкое наивное любопытство. Дрожащие пальцы замерли в считаных сантиметрах от черной двери и начерченной на ней тусклой сети.
— Вслушайся в тишину, попробуй ощутить что-то, не вписывающееся в нормальное мироощущение.
Марина задышала часто-часто, напряглась. Я почувствовала, как налилась холодом ее кожа, по мышцам будто пробежали незримые ручейки, острыми электрическими иглами впивающиеся в мои руки. Скопились на кончиках пальцев, в сумраке коридора разгораясь синими искорками, одна за другой срывающимися с рук и уютно устраивающимися на перекрестье нитей паутины.
Девушка принялась водить руками, выписывая неуверенные полукруги. Дохнуло пылью и солью. Невольно подавшись вперед, Марина коснулась руками паутины, испуганно дернулась, запутывая нити, захныкала, потому что те оставляли на коже красные полосы ожогов.
— Тащи! — резко дернув девицу за волосы, крикнула ей в ухо.
Та, рефлекторно сжав кулаки, отскочила от двери, затрясла руками, стряхивая ошметки паутины. Зло посмотрела на меня, размазывая слезы по щекам.
— Больно! — А голос такой жалобный. Как будто просит: «Пожалейте меня». А ведь так и хочется приласкать. Магия ушла вглубь, угасла до следующей провокации или спонтанного выброса, но в воздухе все еще висели отзвуки на миг зазвучавшей русалочьей песни. Меня передернуло. Не хочу о ней заботиться… Но тогда она перегорит.
— Угу. Ты молодец! — скользнула я к Марине, ласково коснулась шеи, провела по плечу, подхватила руку, носом уткнулась в запястье, коснулась горьковатой на вкус кожи языком:
— Заживет… даже не ожог.
А какая я молодец — и защиту сняла, обойдясь без любимого кинжала-глотки, и подопечную к магии приучила, позволив расходовать неконтролируемую силу. А то, что она опять эманирует на весь дом… Если сейчас сюда со всего подъезда сбегутся добровольные помощники, нам только легче будет. Помогут дверь взломать. Кстати, о двери.
— Теперь постой-ка сзади. — Оторвавшись от мягкой кожи, я легко отодвинула ошалевшую девушку к стене. Она, мелко дрожа в нервном ознобе, спиной сползла вниз, оставляя на серой штукатурке грязное пятно. Села, сжалась, обхватив колени руками, и застыла, разглядывая меня раздраженно и исподлобья.
Улыбнувшись, я прильнула к двери, нащупывая замок. Пальцами пробежала по косяку, когтем ковырнула личинку, располосовала черную, крошащуюся кожу и твердое, прочное дерево под ней. Вцепилась в большую, в форме львиной головы ручку, повела плечами, упираясь второй рукой в стену, а ногами — в гранитный плинтус. Дернула, насилуя мышцы плеч. В шее что-то треснуло. Из чего эта штука сделана, из железа? Еще раз!
Створка с хрустом выломалась из косяка, расщепившегося вдоль и тонкими длинными осколками осыпавшегося вниз. А рванувшийся навстречу густой аромат едва не сшиб меня с ног. Сжав раскалывающуюся от боли голову, я отшатнулась, пытаясь заблокироваться и уйти за хрустальную стену равнодушия. В глазах потемнело, к вискам будто огненные свинцовые плашки приложили. Кожа горела, противно ныли мышцы шеи, потянутые в момент рывка.
