Я глубоко вздохнула. Меня все еще трясло, и я никак не могла успокоиться. Какие-то козлы посмели испортить нам настроение в наш прощальный вечер! Но Нина пыталась убедить меня, что все в порядке и что поход в бар «Альфред» поможет развеяться. Мы попрощались с Александрой и Барри и отправились на наше последнее рандеву на Беал-стрит.
По дороге зазвонил телефон. Это был Джей. Нина немного расстроилась, когда оказалось, что он хочет, чтобы она села на автобус, доехала до Туники (что-то вроде местного Лос-Анджелеса) и встретилась с ним в казино «Подкова». (Он стоял в пробке и не мог выехать. А это было то место, куда ему удалось добраться.)
– Подожди. Я тебе потом перезвоню.
Самое лучшее, что нам пришло в голову, это заказать лимузин туда и обратно за 300 долларов. Хорошо еще, что мы успели выяснить, что ребята уже на пути в Оксфорд. Бифф проиграл все, что мог, очень расстроился и попросил немедленно отвезти его домой.
– Ну что, а идея казалась очень даже неплохой. – Нина вздохнула.
– Как жаль, – посочувствовала я.
– Да, но я не позволю обстоятельствам испортить нам вечер!
– Правда? – честное слово, мне уже хватило развлечений на сегодня. А вид Беал-стрит меня просто добил. Я не видела такой толпы даже на Бурбон-стрит в День святого Валентина. Здесь повсюду стояли полицейские ограждения, девушки были все разнаряжены, и во все бары стояли очереди. Пока я размышляла, стоит ли идти в кафе, Нина присоединилась к очереди.
– Какая красота! – заверещала Нина, разглядывая кафе «У Альфреда».
Я могла только думать о том, что оно закрывается в 5 утра. В 4. 55 я уже стояла у выхода, чуть не плача. Музыка была такой громкой, что у меня звенело в ушах и раскалывалась голова, а о моих ногах и о том, сколько раз меня толкнули, лучше не спрашивать. Вначале здесь было очень даже ничего. На сцене выступал артист, один из лауреатов премии Элвиса Пресли. И хотя его почти было не видно, даже Нина вынуждена была признать, что у него чудесный голос. В какой-то момент, когда мы попытались найти местечко поудобнее, чтобы ничьи головы не загораживали нам обзор, мне удалось увидеть его отражение в окне. Он, действительно, был очень похож на Пресли. У меня на секунду создалось впечатление, что это и был сам Король или его дух. Когда певец закончил выступление, началась дискотека, и диджей поставил диск Джастина Тимберлейка. Если до этого на танцплощадке было просто много народу, то теперь стало совсем не протолкнуться. Тимберлейк – из местных. Я как-то видела интервью с ним: «Я любитель задниц и ничего не могу с этим поделать. Во мне говорит житель Мемфиса», – признался он. Обсудив это с Ниной, я успокоилась. А потом усталость взяла верх. Несмотря на то, что Нина пыталась вытащить меня на танцплощадку, я сказала, что не могу, так как у меня горят ноги. Она посмотрела на меня с отчаянием. Я и сама смотрела на себя с отчаянием. Я не могла толпу попросить прекратить веселье, но сама уже больше не могла в нем участвовать. Для меня этот вечер (вернее, ночь) закончился. Я пыталась уговорить Нину уйти. Но Нина не сдавалась:
– Это же наша последняя ночь! Ты можешь. Выпей текилы, и все будет хорошо!
Я так и сделала и на какой-то момент даже почувствовала себя лучше. Через две минуты я уже стояла на улице одна, желая только одного – чтобы новые друзья Нины как можно скорее исчезли. Пока я там стояла, два юнца приблизились ко мне, и услышала, как один из них предупредил другого: «Не надо!» Я сразу же насторожилась и собралась с силами. Вот и приехали, подумала я. Но паренек просто сделал шаг навстречу, посмотрел мне в глаза и произнес: «Вы прекрасны». Я удивленно моргнула. Уверяю вас, гостеприимство южан безгранично! К тому времени, как мне удалось уговорить Нину пойти домой, было уже 7 часов утра! Настроение у меня было жутким.
– Неужели так сложно повесить такие шторы, чтобы они полностью закрывали солнце?! – ругалась я вслух, пытаясь так и эдак занавесить окна, чтобы дневной свет не проникал в комнату.
Вместо того, чтобы сразу же забыться сном, я лежала и думала о том, что всего через 4 часа мне придется собирать вещи с головной болью и всеми признаками похмелья. Я позвонила дежурной и попросила разбудить нас в 11 часов утра. В 10. 57 вой сирены ворвался в наши головы и заложил уши. Я встала и с удивлением пыталась сообразить, что происходит. И тут мы услышали объявление: «Внимание. Это сигнал пожарной тревоги. Пожалуйста, незамедлительно покиньте свои комнаты, спускайтесь по лестнице на первый этаж и выходите на улицу».
– Они что, издеваются? – Но даже с текилой в голове я все же сообразила позвонить вниз. – Извините, это учебная тревога?
– Я не уверена, мэм. Я перезвоню вам, как только что-нибудь прояснится.
Я положила трубку.
– Я так понимаю, что нам в любом случае лучше спуститься, – сказала Нина, пытаясь влезть в свою одежду.
Я подождала еще несколько минут. Дежурная не перезванивала. Интересно, отсутствие новостей означает хорошие новости, или то, что она уже поджарилась?
– Неужели действительно придется спускаться в таком виде? – застонала я.
Волосы у нас торчали в разные стороны, вчерашний макияж размазан по всему лицу, глаза опухли.
– Солнцезащитные очки! – нашлась Нина.
Она надела большие тяжелые очки, закрывающие пол лица, а мне удалось найти только «кошачьи» очки с мелки ми бриллиантами. И тут до меня наконец-то дошло, что, если тревога не учебная, нам лучше подумать о спасении, а не о том, как мы выглядим. Мы сбежали с 14-го этажа вниз так быстро, как только смогли. И хоть это был спуск, а не подъем, мои ноги были свинцовыми, я совсем их не чувствовала. После 8- го этажа я перестала понимать, где ступеньки, и бежала практически на ощупь. Когда мы все же спустились вниз, то оказалось, что паника уже улеглась. Кто-то решил спрятаться под лестницей и покурить, и в это время сработала система уловителя дыма. Мы видели, как пожарные покидали здание, но нас предупредили, что лифт не будет работать еще какое-то время. Я понимала, что надо торопиться в аэропорт, но у меня не было никаких сил взбираться назад на 14-й этаж.
– Я больше не могу, – сказала я Нине и опустилась на холодный мраморный пол. Нина сделала то же самое. Мы сидели, время от времени издавая слабые стоны. Мы оказались не единственными, кто дожидался лифта. Здесь было еще несколько пар. Одна милая женщина сказала: