находилось старинное, начала века, здание станции, которое, по-видимому, недавно отреставрировали. Оно тоже было закрыто на ночь. После того как вечером прошел последний пассажирский поезд, дежурный по станции отправился домой.
Карен собиралась развернуться и возвратиться к телефонной будке на станции, как вдруг увидела маленькое кафе, размером и формой напоминающее пассажирский вагон. Называлось оно “Закусочная Дуайта”. Несколько посетителей сидели на высоких стульях, за стойкой стоял повар в белом колпаке. Все они подались вперед, как будто внимательно слушали сообщение по радио. Уж они-то наверняка знают, проходил поезд или нет. Закусочная стояла так близко к путям, что от стука колес тяжелого грузового состава наверняка дрожала посуда.
Остановив машину, Карен побежала к входу. В свете уличных фонарей и полной луны был виден слабый голубоватый дымок, который, словно остатки утреннего тумана, стлался по земле возле рельсов, подползал к стенам кафе, окутывал ручку двери.
Когда Карен ворвалась в комнату, никто не пошевелился.
– Вы не видели, поезд сейчас не проходил? – спросила она. – Минуты две назад? По направлению на запад?
Все молчали. Она всмотрелась в трех сидящих мужчин и повара за прилавком, и ее охватил ужас. С искаженными лицами, они уставились друг на друга, неподвижные, как статуи в парке.
Глава 19
На сортировочной станции Спаркса в эту ночь никаких работ больше не намечалось, и поэтому Спенс Кессон выполнял одновременно функции начальника станции и диспетчера участка железной дороги Рино. В старое время такое совмещение запрещалось, но теперь, когда грузопоток на железной дороге с каждым годом уменьшается, профсоюзы вынуждены идти на уступки.
Он включил селекторную связь и вызвал кабинет специального агента Клэя Кормана в соседнем здании. Ожидая, пока полицейский ответит, Кессон наблюдал за дисплеями компьютера. На первом была схематически изображена сортировочная станция Спаркс – Рино с указанием положения каждой группы вагонов. Два других показывали магистральную линию и ветки от Виннемукки на северо-востоке до Доннер-Саммит на западе. На четвертом дисплее можно было видеть информацию о состоянии каждого сигнала и каждой стрелки на любом блок-участке. Он заметил, как красный отрезок длиной в дюйм, обозначавший блок-участок западного направления – от главной магистрали до станции Траки, – погас и как загорелся следующий отрезок. Это означало, что поезд Джо Дори, которому на время следования до залива был присвоен дорожный номер 7661, покинул один блок-участок и оказался на территории следующего. Принтер автоматически зарегистрировал время перехода. Кессон взял ручку и занес эту информацию в график исполненного движения: федеральные правила требовали, чтобы он делал собственноручно записи обо всем происходящем и о каждом своем действии. (Он нес личную ответственность за движение на участке.) Ему надлежит следить за продвижением 7661-го, пока тот не дойдет до Эмигрант-Гэп. Там поезд исчезнет с экранов в Спарксе и появится на дисплее в Сакраменто. После Фэрфилда, что около залива Сан-Франциско, за ним будет следить диспетчер из Окленда.
Режим “зеленая улица”, по которому шел 7661-й, требовал, чтобы за два блока до и за два блока после него не было никаких поездов. Ему разрешалось идти со скоростью пассажирского поезда и не останавливаться в Сакраменто для смены бригады, как предписывалось трудовым законодательством. Если потребуется, Джо, Томми и Бад должны будут ехать без отдыха двенадцать часов, однако в данном случае никаких задержек не предусматривалось, и, по расчетам, 7661-й должен был прибыть на сортировочную станцию Окленда в 4.30 утра.
Спенс Кессон, добродушный мужчина лет шестидесяти, нахмурился и еще раз нажал на кнопку селектора. Ответа не было. Неужели коммутатор опять сломался? – подумал он. Подождав еще полминуты, Кессон отпустил кнопку и набрал номер телефона полицейского участка. Трубку никто не брал. Где же, черт побери, Клэй Корман? Если он сейчас не появится, придется самому связываться с шоссейным патрулем, иначе женщина на белом спортивном автомобиле, о которой беспокоится Джо, будет уже далеко. Он попытался вызвать Клэя по рации, которую тот всегда носил на поясе.
– Диспетчерская Спаркса вызывает специального агента Кормана. Клэй, это я, Спенс. Ты слышишь меня? Зайди ко мне, пожалуйста. Прием. – В ответ он услышал потрескивание.
Кессон выругался и, встав со стула, подошел к окну. Он видел, что в соседнем одноэтажном здании горит свет и дверь стоит нараспашку. Значит, Клэй где-то поблизости, иначе бы он обязательно запер дверь. Минут пять назад Кессон слышал какой-то шум, крики и звуки хлопков, но не обратил на это внимания, решив, что, наверное, ребятишки запускают фейерверк. В тот момент он говорил по телефону с диспетчером из Сакраменто, потом с Джо Дори по радио. По-видимому, сейчас Клэй гоняется за ребятами или, надрав им уши, проводит с ними беседу.
Бросив взгляд на дисплей и убедившись, что все в порядке, диспетчер быстро спустился по лестнице и вышел на улицу.
Сначала он увидел женщину, лежавшую поперек рельсов на первом пути. Что за бред... Пьяная, что ли? Нельзя ее оставлять так... на этот путь скоро прибудет грузовой поезд из Солт-Лейк-Сити: Он взял женщину под мышки и, призывая Клэя на помощь, потащил на платформу. Вдруг он заметил на обочине маленький серебристый пистолет. Чье это оружие? Ее? Почувствовав на руках что-то мокрое. Кессон выпрямился и поднес руки к лицу. Что это – пот? Рвота? Не похоже. Протянув ладони к свету, льющемуся из открытых дверей, он увидел, что все они будто в красных перчатках. Это была кровь.
С ужасом вглядывался он во что-то темное, лежащее на земле возле здания полицейского участка. Нет, нет, просто его обманывает зрение. Это всего лишь куча мусора, мешок с постельным бельем, рулон брезента – все, что угодно, только не человек, не полицейский, который двадцать лет был его другом. Но это был человек – мужчина в форме железнодорожной полиции, он лежал лицом вниз, с разведенными ногами, с одной вытянутой рукой и прижатой другой. В десяти футах от него Кессон заметил труп другого мужчины. Голова его откинулась назад, ноги подогнулись, невидящий взгляд устремлен ввысь, в руке зажат пистолет.
Склонившись над телом полицейского, Кессон тронул его за плечо.
– Клэй... – шептал он, – Клэй... – Слезы непроизвольно текли у него из глаз.
Он перевернул своего мертвого друга и, увидев его лицо, изуродованное выстрелом с близкого расстояния, вскрикнул от ужаса.
Вскоре Карен обнаружила, что в закусочной не четыре жертвы “манекена”, а больше. В отдельной кабинке на мягких стульях застыла парочка влюбленных, а в углу за прилавком лежала девочка-подросток, видимо, свалившаяся с высокого табурета. Карен металась от одного к другому, тщетно пытаясь оживить их или хотя бы услышать чей-нибудь голос. Все они были жесткие, как доски, с остекленевшими глазами, хотя сердца у них бились, и дыхание прослушивалось. Только губы девочки шевельнулись в ответ да глаза ее молили о помощи. Карен подумала, что девочка находилась дальше всех от дверей и, возможно, поэтому получила меньшую дозу отравляющего вещества. Одно было ясно – в Траки взорвалось отделение цистерны, заминированное Махмедом. Сколько же всего жертв? Неужели весь город окутан газом?
– С тобой все будет в порядке, – сказала Карен с притворной уверенностью, не зная, слышит ли ее девочка. – Я позову на помощь. Ты пострадала от газа, который вытекает из поезда, только что проехавшего мимо. Но ты поправишься...
На стене висел телефон-автомат. Карен порылась в кошельке, но нашла только две монеты по пять центов. Она прошла за прилавок, осторожно обогнула повара и стала наугад нажимать кнопки кассового аппарата, пока не открылся ящичек с мелочью.
– Я возьму на время, – сказала она на тот случай, если повар ее слышал. – Верну, когда все это кончится.
Она выгребла пригоршню двадцатипятицентовиков и вдруг заметила, что пальцы ее плохо гнутся. Наверное, я слишком долго и сильно сжимала руль, подумала Карен, подходя к телефону. Вообще-то бег
