блюд. И стоило кому-то только намекнуть, что, мол, было бы хорошо, если б то-то и то-то разделали, чтобы человек этот стал изгоем общества и услышал произнесенный высокомерно-холодным тоном совет метрдотеля посетить какой-нибудь другой ресторан. Здесь собирались люди, считавшие высшим шиком мгновенно, не хуже заправского официанта, располосовать на куски шртри-олала, блюдо из трекейской рыбы-луны, фаршированной гречкой, томленной с лососевой и слекониевой икрой. На первый взгляд ничего особенного, если не знать, что в процессе приготовления внутри шртри-олала создается давление почти в две атмосферы, поэтому, чтобы при разделке шртри-олал не лопнул, обдав неумеху фонтаном из горячего пара и шматков икры и гречки, необходимо овладеть искусством особого разреза. Быстрого, легкого, не слишком глубокого, чтобы только надрезать тонкую и прочную шкуру трекейской рыбы-луны, из которой первые поселенцы на Трекее когда-то шили не только сапоги и перчатки, но и даже оболочки футбольных мячей, но и не слишком мелкого, чтобы горячий сжатый пар сумел просочиться сквозь надрезанный эпидермис и обдать весь ресторан невероятным ароматом этого блюда (ну, а заодно сбросить и излишнее давление). К тому же эти надрезы надо было делать быстро, с каждым разом немного углубляя новый. Ибо если замешкаться, то уже сделанные надрезы могут не выдержать и лопнуть, а если не углублять, то, опять же, первые, уже разошедшиеся под давлением пара, также могут взять да и лопнуть.
Особым шиком считалось, чтобы выходящий из надрезов ароматный пар “на последнем издыхании” все-таки порвал какой-нибудь из надрезов, вывалив из разошедшегося бока на тарелку небольшую горсточку начинки, но таких умельцев было немного.
И Брендон к ним явно не относился. Он вообще отваживался заказывать в “Лагуне” только земную фугу и таирского бронзового карпа, в отличие от земного, являвшегося не рыбой, а водяной змеей со страшно ядовитыми железами. Но Ив считался в “Лагуне” настоящим мастером. Вот и тигрового омара вскрыл любо- дорого смотреть, совершенно не повредив тончайшую пленку, предохранявшую нежную плоть омара от соприкосновения с воздухом. Если ее повредить, то этот сочный розовый кусок на глазах потемнеет и начнет отвратно вонять, оповещая весь ресторан о том, что в зале сего элитного и обладающего незыблемыми, хотя и весьма экстравагантными традициями заведения находится жалкий неумеха. Но Иву это не грозило. Он отложил щипчики, ловким движением лопатки и плоского рыбного ножа выудил кусочек аппетитной плоти из тисков раскрытого панциря, макнул его в соус и отправил в рот. Брендон тяжело вздохнул, представив, что сейчас ощущают язык и небо Ива, и вернулся к своему бронзовому карпу…
Десерт оба решили не брать. Не стоило слушать несравненную Телл на набитый желудок. Поэтому ограничились тремя традиционными “С” (coffee, cognac, cigars, или кофе, коньяк, сигары). Причем Ив по старой памяти предпочитал настурианскую черную крепкую, Брендон же, как истый денди, отдавал предпочтение продукции земного острова Куба.
Глотнув ароматного дыма, Брендон откинулся на спинку кресла и задумчиво произнес:
– И все-таки я не понимаю, что такое серьезное может произойти в ближайшее время, из-за чего ты так себя истязаешь. С твоими-то возможностями…
Ив нахмурился:
– Знаешь, я недавно выяснил, все это время я, возможно, ошибался.
– В чем? – недоуменно спросил Брендон, для которого Ив на протяжении всех лет их знакомства был живым и действующим примером человека, никогда не делающего ошибок.
– Во всем, – глухо ответил Ив, – например, в том, что человечество может выиграть… вернее, может не проиграть эту войну.
– То есть? – насторожился Брендон.
– Понимаешь… – начал Ив, но тут же замолчал, с минуту раздумывал над чем-то, выгоняя дым через нос, а затем внезапно спросил: – Как ты думаешь, зачем Алые вообще начали эту войну?
Брендон уставил на Ива внимательный взгляд, потом усмехнулся:
– Вообще-то, по логике, сейчас предполагается, что я буду высказывать общепринятую точку зрения по поводу порабощения человечества и включения его в поливидовую цивилизацию Врага, но, судя по твоему вопросу, ты нашел какой-то другой ответ. Так что давай обойдемся без вступлений. Говори.
Ив криво усмехнулся:
– Ну, я представлял продолжение беседы именно так. Причем я совершенно не имел в виду, что общепринятая точка зрения совершенно не верна. Все так – и включение в поливидовую цивилизацию, и, что естественно, серьезная генная модификация. Вот только… судя по моей информации, никто не собирался делать из людей тупых имбецилов-Низших типа троллей, работоголиков-флегматиков типа Полезных, ни даже талантливых, но изнеженных Приближенных.
Он замолчал. Брендон несколько мгновений обдумывал его слова, затем осторожно произнес:
– Не понял…
Ив вынул сигару изо рта, развернул, поднес дымящийся кончик поближе к носу, втянул воздух, удовлетворенно кивнул и, отправив сигару обратно в рот, вновь повернулся к Брендону:
– Понимаешь… сначала люди показались Могущественным просто подарком судьбы. Могущественные пришли в восторг, встретив столь развитую и обширную цивилизацию. Эта встреча показалась им зримым воплощением их веры в логику Творца. Дело в том, что мультивидовая цивилизация Могущественных уже несколько тысячелетий неуклонно двигалась в тупик. Одним из базовых принципов цивилизации Могущественных являлся принцип “Одна раса – один мир”. То есть ни одна из подчиненных рас не имела права занимать более одной планеты. И, пока их цивилизация насчитывала ограниченное количество рас и миров, этот принцип приносил только пользу. Но, как только число рас и миров превысило некие критические значения, оказалось, что данный принцип начинает работать во вред. Выяснилось, что империя Могущественных выстроена из слишком разных кирпичиков и… “цементу” в виде самих Могущественных приходится испытывать слишком сильное напряжение для сохранения гармонии и медленного, но поступательного и неуклонного развития своей Империи.
Все-таки самих Могущественных было слишком мало. Поэтому Могущественные пришли к выводу, что им нужен новый “цемент”. Причем к моменту контакта Могущественных с людьми необходимость в этом “цементе” стала настолько острой, что Могущественные были готовы образовать новую касту. С чрезвычайно широкими возможностями и полномочиями. Если воспринимать Могущественных в виде этаких “сержантов” при разуме, то новая каста должна была получить права “ветеранов-ефрейторов”. Так что в обмен на согласие поступиться частью своего суверенитета и войти в их мультивидовую цивилизацию, признав Могущественных господствующей расой, эти новые “ефрейторы” получали невиданную прежде свободу и автономию. И это было совершенно оправданно. Ибо ни одна раса, модифицированная в соответствии с требованиями имеющихся каст, не могла бы выполнять столь специфичные функции с необходимой эффективностью. Вот почему, произойди первый контакт людей и Могущественных немного по-другому или хотя бы вместо тупых фанатиков с Завроса Могущественным повстречался корабль Содружества или таирцев, все могло бы пойти совсем иначе.
Брендон медленно покачал головой:
– Ты говоришь это так, будто считаешь, что люди неизбежно должны войти в цивилизацию Могущественных.
Ив вздохнул:
– Я и сам не знаю. Возможно, это был бы наилучший выход, но только не на тех условиях, на которые мы можем рассчитывать сейчас. Дети гнева показали, что сейчас нас воспринимают всего лишь как основу для модернизации пушечного мяса.
– Но тогда мы перестали бы быть людьми!
– С чего ты взял?
– Но… как же…
– Мы уже сейчас настолько далеко влезли в свои гены, что понятие “человек” чрезвычайно расширено, даже внешность… посмотри, что творят с собой неопанки или, скажем, крипнеры. Да и Детей гнева большинство воспринимает именно как людей. К тому же, возможно, в этом случае у нас появится шанс… А-а, ладно – не буду забивать тебе голову, время еще есть…
Но договорить Иву не дали. Дальний угол сцены осветился, лучи скрестились на высокой арке и ниспадающей из нее лестнице, зал зашелестел сдержанными аплодисментами. Брендон досадливо сморщил лоб. Его “работодатель”, как он иногда в шутку называл Ива, только-только пришел в благодушное расположение духа, в каком он обычно и обрушивал на Брендона самые невероятные откровения, и тут
