Пург появился на четвертый день, поздним вечером. Грон как раз проводил инспекцию их инвентаря, ломая голову по поводу того, как за это барахло выручить еще хотя бы пару-тройку толаров. Если за шесть кожаных нагрудников еще можно было попытаться получить где-то около толара, то тренировочные клинки, сделанные из грубого металла, точно пошли бы по цене металлолома. Конечно, существовала возможность вообще не расплачиваться за кредит, но по зрелому размышлению Батилей ее отверг. Обострять отношения с банкирами не стоило – во все времена это выходит боком. Пург въехал во двор на запаленной лошади, держа ангилот в руке и шаря вокруг сузившимися глазами.
– Где Батилей? – хрипло выдохнул он.
Грон молча кивнул в сторону дома. Пург сплюнул, тяжело слез с лошади, покосился на Грона, продолжавшего старательно натирать жиром нагрудники, и нехотя сунул ангилот в ножны. После чего привязал поводья к столбу коновязи и вошел в дом.
Батилей выглянул из дома только спустя двадцать минут.
– Грон, ужин готов.
Сразу после налета они в целях экономии перешли на домашнюю готовку. Грон аккуратно сложил приведенные в максимально блестящее состояние нагрудники, отнес их в зал и вошел в дом.
Батилей и Пург уже сидели за столом, а перед ними стоял котелок с горячей кашей с салом. Когда Грон вошел, Пург оторвался от своей миски и посмотрел на него долгим взглядом.
– Значит, говоришь, он прикончил троих… – задумчиво произнес он, когда Грон уселся на лавку и бухнул себе в миску черпак каши.
– Я же тебе говорю, он очень необычный молодой человек, – усмехнулся Батилей.
– Мне просто повезло, – скромно отозвался Грон. – Первого я застал врасплох, второго мне удалось подранить прежде, чем он стал воспринимать меня всерьез, а третьего я подколол сзади.
Но на Пурга его объяснения не произвели особого впечатления, он только качнул головой и вновь склонился над миской. Как опытный воин, он понимал, что везение чаще всего дело рук самого человека.
Выехать решили через день. Надо было еще дораспродать остатки имущества, которое они не собирались брать с собой, продать лошадь Пурга, поскольку он изрядно ее загнал, и нанести визит вежливости графу. Ну и, конечно, расплатиться с мастре Ганелоем.
Найти покупателя на дом так и не удалось. Возможно, во многом из-за того, что времени было маловато. Так что одной из основных задач на встрече с мастре Ганелоем являлась необходимость убедить его принять дом в обеспечение основной части долга. К мастре направились первым делом и втроем. Причем Пург, пробормотав, что знает, как Батилей ведет дела, явно собирался выступить в качестве основного переговорщика.
Мастре принял их в своей ссудной лавке. Вежливо поздоровавшись с Батилеем, он ласково кивнул Грону и настороженно покосился в сторону Пурга.
– Позвольте вам представить, мастре, мой старый друг – Пург, – учтиво представил банкиру незнакомца Батилей.
– Весьма рад, – все с той же привычной любезностью наклонил голову мастре Ганелой. – Друзья господина Батилея – мои друзья. – И вновь развернулся к Батилею: – Что привело вас в мою лавку, мой друг? Вам нужен еще один кредит?
– Нет, мастре, – отрицательно качнул головой Батилей, – наоборот, я собираюсь рассчитаться за взятый. Дело в том, что мой друг, – он коротко качнул головой в сторону Пурга, – принес мне известия, которые понуждают меня срочно тронуться в путь. Поэтому я должен покинуть ваш гостеприимный город.
– Хм… – Мастре Ганелой наморщил лоб. – Весьма прискорбно, господин Батилей. Мы все успели проникнуться к вам весьма и весьма дружескими чувствами, – начал он, вполне возможно, что и искреннюю, но несомненно ритуальную фразу. – Ну да неисповедимы пути, которыми ведет нас Владетель. Да пошлет он вам удачу на вашем пути. Вы принесли деньги?
– Часть. А еще документы на дом. Я надеюсь, что вы примете его в обеспечение большей части моего долга.
– Ваш дом… – мастре задумчиво пожевал губами, – не думаю, что он стоит так уж много. Насколько мне помнится, в свое время господин Жкан, продавший его вам, выкупил его у городской казны, которой он отошел после смерти от мора его прежних хозяев, всего за пятьдесят два толара.
– За сколько?! – изумленно вытаращил глаза Батилей.
Пург помрачнел. Они рассчитывали минимум на восемьдесят толаров. Батилей растерянно оглянулся на Пурга и Грона. Вперед выступил Пург.
– Мастре, с того момента прошло довольно много времени. И, насколько я знаю, моему другу дом обошелся в сто восемь толаров. Так что, я думаю, мы могли бы рассчитывать получить за дом пусть не такую же, но сравнимую сумму, а не более чем вполовину меньше.
– Ну почему же вполовину? – грустно отозвался мастре Ганелой. – Ведь мне придется вновь продать его, причем, скорее всего, опять господину Жкану. Мне самому он совершенно не нужен. А тот вряд ли согласится вновь заплатить за него такую же сумму. Ведь дом еще больше обветшал. К тому же я должен поиметь и свой интерес.
От подобной наглости банкира Батилей аж задохнулся, а Пург угрожающе положил руку на эфес своего ангилота. В ответ двое охранников, стоявших по обеим бокам банкира, тоже положили ладони на рукояти своих дубин, а в проеме открытых дверей в глубине дома замаячили еще четверо.
– Но… – дрожа от возмущения, начал Батилей, однако его прервал негромкий голос Грона.
– А позволено ли мне будет узнать, мастре, какую цену за дом вы сами считаете справедливой? – мягко вступил он в беседу.
Мастре окинул его румяное юное лицо ласковым взглядом, в котором, однако, промелькнуло пренебрежение. Он совершенно не воспринимал всерьез этого весьма молодого человека, с которым Батилей носился как с собственным сыном. Во всяком случае, такие о них ходили слухи. Юноши, пользующиеся повышенным вниманием взрослых, обычно или издерганны, или избалованны, что делает из них людей весьма и весьма посредственных деловых способностей. Он еще не подозревал, насколько ошибается.
– Ну, я думаю, сорок толаров будет весьма справедливой ценой.
Грон весьма демонстративным жестом извлек из-за пояса небольшой кусочек пергамента и что-то старательно, высунув язык, записал на нем свинцовой палочкой.
– Ага, понятно, а сколько, вы сказали, заплатил за него господин Жкан?
– Пятьдесят два толара.
– …десят два, – пробормотал Грон, старательно выводя и эту цифру. Потом задумался, почесал лоб свинцовой палочкой, отчего на нем появилась серая полоска, и записал еще одну цифру, пробормотав ее себе под нос: – Девяносто два, – а затем поднял взгляд на мастре, постаравшись придать выражению своих глаз максимум наивности. – Скажите, а сколько мы вам должны всего?
Мастре Ганелой, которому все это уже начало надоедать, придвинул к себе местный вариант калькулятора (этот мир уже дожил до чего-то вроде конторских счетов, только более массивных, стоящих на полу, и с меньшим числом проволок), пощелкал костяшками и выдал результат:
– Сто пятьдесят толаров.
– Сколько?! – не выдержал Батилей и, не обращая внимания на попытки Пурга удержать его, с горячностью продолжил: – Да это же форменный грабеж! Я знал, что банкиры жадные акулы, но такого…
– Не сходится! – чуть возвысив голос, чтобы прервать выступление Батилея, способного испортить все дело, заявил Грон.
Человека, с которым собираешься договориться, нельзя оскорблять. У оскорбленного человека иначе работают мозги. В ослеплении он не способен увидеть никаких разумных и обоюдовыгодных выходов из ситуации.
Батилей запнулся и развернулся в сторону Грона. Как и все остальные. Грон пояснил:
– Всего у нас девятнадцать толаров, – (так оно и было, учитывая деньги, что привез Пург, но они пока не продали одежду налетчиков, лошадь Пурга, тренировочное снаряжение и еще кое-что по мелочи). –
