его убежищем Рэнсом не сомневался, что это происходило случайно, и все же решение тетушки Эм взять постоялицу осложнило его деятельность сверх допустимого. Более того, присутствие Летти делало странные вещи с его способностью мыслить здраво. Она была опасна. Очень может быть, в отношении нее что-то следовало предпринять. Но что предпринять — он не мог придумать. Рэнсом надеялся, что после той ночи, проведенной с ним в кукурузном сарае, Летти сбежит из Луизианы в ужасе и отвращении. То, что она не сделала этого, породило у него сложное чувство смущения, тревоги и странной, изнуряющей нежности. Это чувство совсем уж осложняло то, что он знал наверняка — у него возникла серьезная проблема.
Сама тетушка Эм, благослови ее господь, никогда не давала ему поводов беспокоиться. Хотя она и была склонна заявлять, что не может сомкнуть глаз по ночам, она всегда моментально погружалась в сон, такой глубокий, каким могут наслаждаться только люди с добрым сердцем и чистой совестью. При небольшой помощи Лайонела и Мамы Тэсс у него была возможность приходить и уходить, когда он хотел.
Решение не посвящать ни во что тетушку далось ему нелегко, но иначе было нельзя. Она была милой, но абсолютно неспособной что-то долго скрывать. Нет, пусть уж лучше относится к нему с терпением и состраданием, как только и можно относиться к человеку, страдающем таким недугом, который он приписывал себе. Так что с тетушкой он устроил все как нельзя лучше, чего нельзя было сказать в отношении Летиции Мейсон. И он хорошо знал, что виноват в этом сам.
Мрачно нахмурившись, Рэнсом отступил на шаг, потом еще на один и наконец вышел на дорожку.
До Летти донесся негромкий звук шагов, и она напряженно выпрямилась, пытаясь определить, откуда он исходит. По всему телу молнией пробежала тревога, но на смену ей довольно скоро пришло любопытство: ведь никто и не пытался скрыть этот звук, подойти к дому незаметно.
Из-за двери кухни показался какой-то человек. Летти рванулась к двери, но вдруг остановилась. Как глупо! Ведь это всего лишь Рэнни. Неспешно, свободным и легким, даже изящным шагом он шел к ней по дорожке — в одних брюках, с полотенцем на шее. Волосы его влажно блестели, и он приглаживал их рукой, откидывая назад быстрым движением так, что в воздух взлетали мелкие брызги, как будто шел серебристый дождь. Капли воды сверкали на его обнаженном торсе. Направляясь к дому, он что-то напевал.
Летти подошла к ступенькам и негромко окликнула его:
— Почему вы не спите, Рэнни?
Он остановился прямо под ней и посмотрел вверх. На лице его появилась улыбка.
— Мисс Летти?
— Я задала вам вопрос, — напомнила она. — Где вы были?
Вопрос ее был вызван не столько подозрением, сколько не имеющей под собой оснований уверенностью в том, что это было не вполне обычно для него разгуливать по ночам.
Он засмеялся:
— Купался.
— Один?
— Было жарко, Лайонел спал…
По его груди сбегала струйка воды. Она была темной от коричневой краски, и Рэнсом поспешно вытер ее. На самом деле он пытался смыть краску на кухне, но это у него плохо получилось. Слава богу, в такой темноте Летти не могла ничего разглядеть.
— Вы часто купаетесь по ночам?
— Нет. Только иногда.
— В реке?
Рэнсом все просчитал. Если тетушка Эм услышит об этом полночном заплыве, она страшно расстроится: течение в реке было довольно бурным. Оставалось только одно подходящее место.
— Нет, я обычно купаюсь в пруду Динка.
— И вам разрешают?
Рэнсом пожал плечами:
— Я им не говорю. Вы ведь тоже не скажете, правда?
Вместо ответа Летти вздохнула:
— Жаль, что я не пошла с вами…
Это было так неожиданно, что у Рэнсома перехватило дыхание. У него перед глазами ярко промелькнуло, как это могло быть: они вдвоем, обнаженные, резвятся и плавно скользят в темной воде пруда, лунный свет падает на их мокрые тела… Летти, конечно же, не понимала, что говорит! А может быть, понимала? Да нет, ведь она говорила это Рэнни, которого считала абсолютно безобидным — и не совсем мужчиной.
На него вдруг нахлынуло раздражение, такое же неподдельное, как и бессмысленное.
— Пойдемте сейчас, — сказал он тихо. — Я готов составить вам компанию.
Летти сама не знала, почему она сказала это. Мысль о ночном купании была заманчива и в то же время пугала. Она посмотрела на Рэнни. Лунный свет позолотил его лицо и грудь, высветил великолепную мускулатуру и вместе с тем оставил в тени глаза. Свет обратил его мокрые взъерошенные волосы в сияющее золото, а капли воды на коже — в искрящиеся бриллианты. Где-то в глубине у нее появилось странное чувство. Невольно она подняла руку к горлу и стянула края халата.
Ей было неловко сознавать, что Рэнни — мужчина. Вряд ли он думал о ней больше, чем о случайном спутнике, вроде Лайонела, да она и не хотела, чтобы было иначе.
Это было нелепо, но Летти вдруг захотелось проверить, может ли он так же реагировать на теплую улыбку, как другие мужчины. Осознав это, она отшатнулась от Рэнни: подобное желание показалось ей кощунственным.
— Не уходите. — Рэнсом тут же раскаялся, как только увидел, что она изменилась в лице. Он ступил на нижнюю ступеньку и начал подниматься наверх.
— Уже… уже поздно.
— Я знаю, но поговорите со мной еще немного.
— Я не могу!
Он остановился и печально спросил:
— Вы что, боитесь?
Да, Летти боялась — боялась самой себя, боялась этой новой, внезапно открывшейся ей чувственной стороны своего существа. Но прежде чем она смогла что-то сказать, позади нее, в холле, послышались шаркающие шаги. Лайонел хриплым со сна голосом, в котором ощущалось беспокойство, воскликнул:
— Мастер Рэнни, с вами все в порядке?
— Мы поговорим с вами утром, — скороговоркой пробормотала Летти и, резко повернувшись, исчезла в доме.
Снова оказавшись в своей комнате, Летти прикрыла дверь, сбросила халат и забралась в постель. Она легла на спину, вытянула руки по бокам и так плотно закрыла глаза, что ресницы сцепились друг с другом. Но это не помогло. Картины, которые не давали ей покоя уже три дня, снова нахлынули на нее. Шип. Дождь. Кукурузный сарай. Невероятная потеря власти над собой.
Что же нашло на нее, как она могла позволить этому отвратительному убийце совершать с ней такое? Ведь она отказывала в этом Чарльзу, человеку, который любил ее и хотел жениться на ней! По правде говоря, Шип и так мог бы позволить себе любые вольности, согласилась бы она на них или нет. Но, вспоминая сейчас все, она не думала, что он применил бы силу, если бы она оказала сопротивление. Больше всего она мысленно осуждала саму себя. Ведь она и не пыталась сопротивляться, даже ни капельки не протестовала.
Летти слышала, что физическое влечение — всепобеждающая сила, но никогда не верила этому. Она всегда думала, что это не более чем порыв, который можно контролировать силой разума. Но главное, она не подозревала, что и ее это может коснуться. Летти считала, и не без оснований, что по природе сдержанна, даже несколько холодна. Она не могла понять, что же с ней случилось, она не способна была смириться с тем, что так заблуждалась в отношении себя самой.
Может быть, причина заключена в том человеке, который ее обнимал? Такое объяснение тоже не устраивало. Она презирала того, кто называл себя Шипом, ненавидела его и все, что он делал. Летти была решительно настроена добиться того, чтобы он предстал перед судом, а если бы представился случай, с
