Рэнсом нахмурился и покачал головой:
— Мы уйдем, только если Мартин уйдет с нами.
— Убирайся отсюда, сынок. Мы уступили тебе с Брэдли Линкольном, но сейчас этого не будет. Предоставь его нам.
— Правосудию веревки? Давайте я его заберу и сдам военным.
— Чтобы он мог отболтаться? Нет уж. Он подонок. Можешь винить войну, «саквояжников», что угодно, но он все равно подонок.
— Неважно, кто он. Виновен он или нет, должен решить суд.
— Мы и есть суд. И судьи, и присяжные заседатели.
— Так вы делаете только хуже для всех. Я не могу этого допустить.
Летти понимала, что все напрасно: их слишком много, и они очень решительно настроены. И все-таки Рэнсом пытался их остановить. Таким уж он был человеком. Осознав все это наконец, она ощутила в груди такой прилив любви и гордости, что это почти вытеснило страх.
— Тебе не должно быть дела до этого. Ты все равно не можешь нам помешать. — Главарь подал знак, и люди в простынях навели винтовки на Рэнсома. — Еще раз говорю тебе, убирайся отсюда, пока не случилось того, о чем мы все будем сожалеть.
— Это не правильно…
Вооруженные Рыцари начали приближаться, и Летти поняла, что настало ее время действовать.
— Пожалуйста! — взмолилась она, схватив Рэнсома за руку. — Пожалуйста, увези меня отсюда…
Она явственно ощутила напряжение от борьбы, которая происходила сейчас в душе Рэнсома. Ей стало страшно, что он откажется и будет драться с ними. Не столько из-за Мартина, сколько из-за того, что считал справедливым.
— Пожалуйста, Рэнсом, — прошептала она.
«Наверное, подействовало то, что я его так назвала, — подумала Летти. А может быть, тревога за меня».
Как бы то ни было, Рэнсом вдруг опустил голову, взял ее руку и медленно двинулся прочь. Кольцо людей в белых простынях разомкнулось, и они вышли из него. Потом кольцо снова сомкнулось и сжалось вокруг Мартина Идена.
Рэнсом пошел быстрее. Спотыкаясь и наступая на юбки, Летти ковыляла за ним, пригибаясь под ветками. Назад она оглянулась только один раз, когда Мартин начал визжать, но его не было видно за спинами людей в простынях. Содрогнувшись, Летти отвернулась и почти бегом бросилась за Рэнсомом.
Они нашли лошадей у обочины дороги — те мирно пощипывали траву, волоча за собой поводья. Зная, что Мартину его лошадь больше не потребуется, Рэнсом быстро и умело укоротил стремена. Потом он взял у Летти револьвер, засунул его себе за пояс и придержал лошадь, испуганную хриплыми криками Мартина, пока Летти садилась в седло.
Внезапно крики прекратились. Летти обхватила лошадь за шею и припала к ней головой, пережидая, когда пройдет дрожь в ногах. Рэнсом подъехал и положил руку ей на плечо:
— Мы ничего не смогли бы сделать. Ничего.
— Я знаю, — прошептала она.
— Он сам во всем виноват.
— Я знаю! Не в этом дело…
— А в чем же? Скажи мне.
«Она все равно обвиняет меня в том, что я не смог предотвратить эту казнь, — подумал Рэнсом. — А может, это я сам себя обвиняю?..»
Горло Летти мучительно сжалось.
— Господи милосердный, я думала, это собираются сделать с тобой! — чуть слышно прошептала она.
Рэнсом не смог сдержать вздоха. Рука его на мгновение сжала ее плечо. Несколько отрывисто он произнес:
— Давай уедем отсюда.
Они скакали быстро, не оглядываясь; лица их словно застыли. Солнце палило над головами, но они не ощущали его жара. Лишь переезжая речку, они ненадолго остановились, чтобы дать лошадям напиться, а потом Пустились дальше.
Летти едва замечала, по каким дорогам они скакали, и не думала о том, куда они едут. А если и думала, то полагала, что они возвращаются в Сплендору, — пока Рэнсом не свернул на проселок и не остановился перед так хорошо знакомой хижиной под раскидистыми дубами. Летти пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Он помог ей выбраться из седла и повел лошадей под навес, а Летти подошла к крыльцу и села на ступеньки. Она машинально сняла шляпу, поправила растрепавшиеся волосы и, опершись локтями на колени, закрыла лицо руками. Внезапно ее охватил гнев — неудержимый гнев и горечь из-за этой его последней выходки. Ну зачем он привез ее сюда?! То, что этот гнев всего лишь скрывал боль, было неважно: он вполне годился вместо щита.
— С тобой все в порядке? — раздался совсем рядом голос Рэнсома.
Она и не слышала, как он вернулся. Его умение двигаться беззвучно и заставать ее врасплох всегда раздражало Летти, а сейчас оказалось той последней каплей, которая переполнила чашу. Летти выпрямилась, глаза ее сверкали:
— Конечно, я в порядке! А что же со мной может случиться? Меня чуть не похитили, чуть не изнасиловали. Я наблюдала, как двое мужчин избивают друг друга до полусмерти, а потом оказалась так близко от виселицы, что меня можно считать очевидцем казни. Ну и что такого? Вполне обычное утро!
— Мне жаль, что так вышло…
— Тебе жаль? Это замечательно! Я одного не понимаю: зачем ты притащил меня сюда? Ведь ты должен понимать, что это место совсем не навевает приятных воспоминаний.
— Я хотел поговорить с тобой. Я должен поговорить с тобой, объяснить…
— Я слышала все, что хотела услышать, и сказала все, что хотела сказать. А теперь я хочу одного: вернуться домой, в Бостон. Единственное, что ты можешь для меня сделать, — это позаботиться, чтобы я села на поезд раньше, чем пропадет мой чемодан!
— Нет.
Это единственное слово прозвучало очень спокойно и взвешенно. Летти смотрела на Рэнсома, и гнев ее нарастал.
— Что значит «нет»? — грозно спросила она.
— Это значит, — откликнулся он, — что я не собираюсь отпускать тебя, пока всего не скажу.
Летти поднялась. Она стояла на ступеньках, а Рэнсом на земле, поэтому их глаза находились на одном уровне.
— Если ты думаешь, что можешь меня здесь удержать… — начала она.
— Я не только думаю, я знаю это.
Он загораживал ей дорогу, его широкие плечи были очень прочной преградой. Но еще более прочной преградой был решительный блеск его карих глаз. Однако Летти выдержала его взгляд, не отворачиваясь.
— Ты об этом пожалеешь! — с тихой угрозой в голосе произнесла она.
— Несомненно. — Он криво улыбнулся, оглядывая ее: щеки раскраснелись, грудь вздымалась, сжатые кулаки уперлись в бока в подражание его воинственной позе. — Но прежде всего я хочу выяснить, почему ты боишься за меня?
Летти хотела гордо промолчать, но ее, как всегда, подвел длинный язык.
— Ты же мне не совсем чужой человек. Сдается мне, Шипа скоро настигнет возмездие, справедливое или несправедливое. А я не желаю этого видеть: казней с меня хватит.
— Не думаю, что дело в этом. По крайней мере, не только в этом. Мне кажется, ты что-то ко мне чувствуешь, хотя и не хочешь в этом признаться.
— А, ты вот о чем, — Летти пожала плечами с нарочитой небрежностью. Да, ты довольно привлекательный мужчина, как тебе, должно быть, известно. А меня очень легко взволновать широкими плечами и усами — часа два назад ты мог в этом убедиться.
