используя технологию, которой уже около пятидесяти лет, отсюда и дороговизна, и незначительные объемы. У «Росича», к примеру, в Артуре имеется патронный цех, так я вас уверяю, что в чем в чем, но в патронах в Порт-Артуре недостатка не будет.
– Если их у вас будут закупать?
– Прошу прощения, ваше превосходительство, но в настоящий момент я на службе и к коммерческим операциям касательства не имею.
– И все же?
– Дело в том, что кроме патриотизма существуют еще и законы экономики, поэтому мы не можем вечно выступать в роли меценатов. Если вспомнить, сколько концерн уже пожертвовал на эту войну, то этот вопрос становится по меньшей мере неуместным. Но зато, в отличие от других, мы не станем задирать цен и, более того, согласны поступиться личной выгодой, отсрочив часть платежей до конца войны. Но опять-таки повторюсь, по вопросам закупок и производства не ко мне, а к Зимову, который сейчас всецело занимается делами концерна в Порт-Артуре.
– Но вы в курсе дел?
– Разумеется.
– А что вы можете пояснить по пулеметам? Честно признаться, мои офицеры просто облизываются, глядя, как обеспечены моряки. Подумать только, порядка двадцати пулеметов на каждом бронепоезде, да еще по два на каждом миноносце…
Макаров довольно улыбается.
– Не надо обвинять нас в предвзятости, – тоже улыбнулся Звонарев. – Дело в том, что мы предлагали командованию закупить у нас пулеметы, но получили отказ за ненадобностью. Так что если в войсках нет наших пулеметов, то это никак не наша вина, и уж тем более не политика концерна. В настоящий момент на складах концерна здесь, в Порт-Артуре, имеется более двухсот пулеметов, но они не востребованы. Более того, мы готовы наладить производство семидесятипятимиллиметровых снарядов, нашей новой конструкции.
– О каких объемах может идти речь? – Это уже не выдержал генерал Белый, который на данный момент командовал крепостной артиллерией, но уже витало нечто, что говорило о скором взваливании на его плечи всей артиллерии Квантунского укрепрайона.
– В настоящий момент производим по пятьдесят снарядов. Правда, мы ориентированы на морские орудия, но вполне сможем перековаться на сухопутное направление.
– А вот об этом не может быть и речи. Пока концерн не обеспечит потребности флота, выпуск снарядов к морским орудиям не может быть прекращен, – тут же обозначил свою позицию Макаров. Ему было уже известно, что на заводе в Порт-Артуре налажено производство этих снарядов, но изготавливалось их не так чтобы и много, а вот расход намечался изрядный.
– Степан Осипович, ситуация вам прекрасно известна, но никто не собирается снижать производство. В настоящий момент у нас высвобождаются руки, а потому Зимов уже готовится к переводу работы завода на круглосуточный режим, так что объемы ничуть не уменьшатся, а только возрастут, правда, теперь уже половину можно будет переориентировать на сухопутное направление, если командование будет в этом заинтересовано.
Звонарев имел в виду то, что в течение нескольких месяцев завод работал на склады, то есть делались заготовки, без взрывчатки. Сегодня флот взялся за поставки взрывчатки, и было налажено не только изготовление снарядов, но и снаряжение уже готовых. Цифра в пятьдесят снарядов соответствовала производству, столько же снаряжали из готовых комплектующих, так что фактически на выходе имелась сотня снарядов. При начале же производства на сухопутное направление количество снарядов вряд ли превзошло бы цифру в полсотни снарядов, так как конструктивно они все же отличались как по габаритам, так и по весу, а потому имеющиеся заготовки использовать было нельзя. Что поделать, это производство в первую очередь рассматривалось именно для обеспечения «росичей», хотя и не сбрасывалась со счетов возможность поставок для полевой артиллерии, вот только стесненность в средствах вынудила сильно ограничить аппетиты.
– А что с ценовой политикой?
– Я уже высказал позицию концерна: потребуется частичная оплата и выдача обязательств об оплате по окончании войны, цены останутся на довоенном уровне.
– Да-а, дожили, генералы с прапорщиком обсуждают вопросы военных поставок, – не выдержав, хохотнул Кондратенко, чем вызвал новую краску смущения на лице Звонарева.
– Ваше превосходительство, я ведь сказал, что всеми делами концерна в Порт-Артуре занимается Зимов, но…
– Не принимайте так близко к сердцу, мы ведь тоже хороши: вот подай нам ответ, здесь и сейчас. С другой стороны, – вдруг посерьезнев, продолжил генерал, – вам тут делать нечего. Не так много в России, а уж тем паче на Дальнем Востоке, таких дельцов, чтобы они вот так вот становились в строй, по первому требованию.
– Для меня это гораздо важнее, чем можно подумать. Хотя, если признаться, войну эту, как и присутствие здесь России, я не одобряю.
– Но тем не менее пошли добровольцем?
– На наших предприятиях до сегодняшнего дня не было ни одной забастовки, ни одна листовка не провисела или пролежала дольше, чем ее кто-нибудь увидел и смог понять, что это. Не приживаются у нас господа рэвулиционэры. Во многом это благодаря политике концерна, а еще потому что нам верят. После этой войны многие разделятся на тех, кто стоял в строю, и тех, кого там не было, на тех, кто проливал свою кровь, и тех, кто жировал на этой крови. Мы хотим, чтобы люди и дальше верили нам, а если так, то наше место здесь.
– А как же Россия и долг перед Родиной? Это, стало быть, вами в расчет не берется?
– А разве не на пользу России, если будет существовать островок спокойствия, где не будет места смуте?
– Своеобразная позиция.
– Согласен, но в чем я неправ?
– По-своему вы правы. Кстати, еще один вопрос не дает мне покоя. Форма ваших десантников. Я не знал, что моряки начали переобмундировываться.
– Это моя идея, – тут же вскинулся Звонарев. – Вернее, не совсем моя. Я подсмотрел ее в армиях других стран, в частности у японцев. Такая расцветка хорошо маскирует, а значит, и потери меньше.
– А что это за головной убор?
– Берет. Очень удобно.
– Как видите, Роман Исидорович, моряки весьма основательно подошли к вопросу участия в боевых действиях на суше, – слегка пожал плечами Макаров, заставив Звонарева покраснеть еще больше и смутиться окончательно. Вот опять вылез, наперед адмирала, а каково Степану Осиповичу, коли его подчиненные такие выкрутасы устраивают. Но адмирал вроде не обозлился. Вот и слава богу, не хватало еще потом и огрести. Это он там, на гражданке, раздавал пилюли направо и налево, а тут он самый младший чин среди офицеров. Спросят – отвечай, нет – молчи в тряпочку.
О том, что молодой прапорщик, не встретив понимания у своего командира, перепрыгнул через несколько ступеней и обратился непосредственно к нему, а потом битых два часа тратил его время, убеждая в необходимости этого шага, он решил умолчать. Убедила его в правоте слов прапорщика беседа с матросами десанта, поведавшими ему о стрельбах по различным мишеням. Немалую роль в этом сыграло и то, что форма, кроме окраски, практически не претерпела изменений, опять же береты пока еще не были в ходу и вполне служили дополнительной отличительной чертой морской пехоты.
– Господа, – отведя в сторону офицеров бронепоезда, обратился Макаров, – ситуация складывается не очень хорошая. Несмотря на то что сражение на Ялу явно указало на неприемлемость в современной войне устанавливать орудия на открытых позициях, все орудия Цзиньчжоуского перешейка стоят совершенно открыто. К тому же, насколько мне стало известно, половина из них – это старые китайские орудия, с весьма ограниченным боезапасом.
– Это что же получается, Стессель решил сдать позиции? – угрюмо бросил Покручин.
– Вы этого не говорили, а я не слышал, – резко оборвал Макаров. – Так уж вышло, что эскадра сейчас
