— Я не знаю. Есть мнение, что общение с мистиками приводит к физиологическому поражению мозга. Может, тюрьма заставит их встряхнуться, а может — гуманнее усыпить.
Услышав от белой такое заявление, Паровоз понял, что его проблемы — это хомячки.
«Надо бы не усердствовать в допросах, а то количество поручений будет только расти. Кто бы мог подумать, что я начну тосковать о нежитях, фальшивых амулетах и магах-уголовниках!»
Сказано — сделано. Через неделю политика тихого саботажа увенчалась успехом (а может, следователи, наконец, наладили работу), Бер смог вздохнуть свободнее и начал разбирать накопившиеся дела. Потрясенный арестами город немного притих, но студенты по-прежнему дебоширили, заезжие аферисты продавали горожанам обереги из коровьих копыт, а мэр судился с надзором относительно развалин на речном острове (инспектора требовали либо снести руины до основания, либо навесить на них отвращающие знаки).
Два дня Паровоз раскидывал бумажные завалы, почти не выходя из кабинета. Отвыкшие от начальственной руки подчиненные, ворча, заново впрягались в работу. На четвертый день арестованные сектанты перестали казаться такими уж страшными… Жизнь налаживалась.
Офицер инструментального контроля оторвал Бера от полуденного чаепития и изучения анекдота на четырех страницах — подробнейшего изложения обстоятельств ссоры уважаемого семейства пекарей и не менее уважаемого боевого мага. Даже непонятно, кому из них давать по шее: булочнику, пытающемуся ограничить жизненное пространство черного, или колдуну, слишком уж цепляющемуся за свои инстинкты. Пока пострадавшим было только тесто — оно кисло.
— Сэр, у нас вспышка восьмого класса, между Розовым сквером и Часовой улицей.
— Подробней!
— Характер заклинания определить не удается, но магия белая.
Бера такое уточнение ничуть не успокоило: волшебство безобидным не бывает. Белые заклинания редко разрушительны, но у них есть другая неприятная черта — они лучше действуют на живые организмы.
«Розовый сквер и Часовая почти центр города, людей оттуда быстро не выгонишь. Хорошо, если дело ограничится сбродившим пивом, а что, если горожане ухохочутся до смерти или исчешутся до костей?»
Паровоз был на месте инцидента через семь минут не из глупого эпатажа — костюм высшей защиты в управлении был по-прежнему один (проклятые бюрократы!). Ошибиться с расположением эпицентра выброса было нельзя: два перепуганных жандарма мужественно караулили домик ярко-канареечной окраски (кажется, там находилось какое-то кафе), а благоразумные горожане спешно покидали улицу. Бер отпустил пролетку, в которую немедленно набились пассажиры.
— Докладывайте!
— Ну, дык, ворожат, — особым красноречием жандарм не отличался. — Хозяин гврит — посетитель. И сбег, хозяин-то.
— Много пострадавших?
— Мы внутрь, того, не заходили.
Поведение жандармов было разумно — их штатные обереги могли защитить в лучшем случае от пожелания сдохнуть.
Оперативная группа задерживалась.
«Паника началась, толпа улицу запрудила. Ладно, все равно кто-то должен идти на разведку. Хорошо, что это не стационарный знак! Дело не может быть слишком сложным».
Паровоз решительно взялся за ручку и медленно отворил дверь, покрытую карминовыми и изумрудными разводами. Предательски звякнул колокольчик.
Кафе носило следы поспешного бегства посетителей (перевернутые стулья, сдвинутые столы), но разбитой посуды не было — белые с золотой полоской чашки водили хороводы под люстрами, вставшие на ребро тарелки плыли косяком. Пол стал синим, абажуры выцвели до бирюзовых разводов, материя на стенах украсилась причудливыми завитками лилового, оранжевого и травянисто-зеленого. И только беленый потолок упрямо сохранял первоначальный цвет — известь плохо воспринимает магию.
«М-да, о вкусах не спорят. Но смысл?!! Может, это такая странная акция устрашения? Так вроде Искусники клоунадой не увлекались».
Паровоз осторожно пробирался через зал, косясь на столовые приборы, вставшие дыбом над скатертями и колышущиеся в такт. Ополоумевший кофейник пытался склевать остатки хлеба на подносе. Зачарованные нашивки на мундире капитана светились все ярче.
За столиком в углу сидел источник всех неприятностей — щуплый, прилично одетый юноша лет двадцати, смотревший на творящийся бардак широко открытыми глазами. Чисто белыми, без радужки и зрачка.
Для того чтобы понять происходящее, Беру не были нужны никакие эксперты.
«Ситуация класса A-два: маг на грани коллапса Источника, — мрачно определил он. — Студент университета, инициирован в этом году, контроля над магией никакого, блокиратор с собой не носит. И что мне с ним делать?»
Убалтывать свихнувшихся чародеев полагалось эмпатам.
Вокруг столика в изломанных позах лежали два парня, по виду одногодки волшебника. Паровоз подавил желание подойти и проверить, живы ли они. Сейчас важнее всего маг. Черного в такой ситуации достаточно было пристрелить, а с этим придется возиться — белый Источник не отторгается миром, поэтому эффект от него держится дольше.
«Даже мертвый, он сумеет создать всем проблемы. А у меня блокиратор во флаконе! Надо переходить на порошок».
Справочники в такой ситуации рекомендуют разговорить пострадавшего, но на практике все оказывается гораздо сложнее: большинство тем одержимых магией не интересовало, а бить и пугать воплощенное проклятие не рекомендовалось.
— Рыбками увлекаешься? — Паровоз кивнул на танцующие чашки. — Гуппи? Меченосцы?
— Цихлиды, — чуть слышно выдохнул молодой маг. — Красивые, правда?
— У меня племянница анемон держит, — доверительно сообщил капитан. — Только маетное это дело, морской аквариум!
Волшебник едва заметно кивнул.
— Мне папа обещал такой на выпуск. Папа…
Губы юноши дрогнули, а парящая над столами посуда тихо зазвенела.
— А тебя как зовут? — уточнил Бер, стараясь не зыркать по сторонам.
— Леон Ризольти.
Недостающая часть головоломки с щелчком встала на место.
«Отец — Антуан Ризольти, камера двадцать два. Обвиняется в незаконной магической практике, запрещенном волшебстве, подстрекательстве к мятежу».
Семьи сектантов — это была одна из тех тем, к которым НЗАМИПС еще даже не подступался. Все знали, за что арестован Ризольти-старший, а сын его — вот он, и тоже маг. Даже если соседи и знакомые проявили тактичность (или побоялись связываться), парня окружал целый университет нахальных студентов, способных довести до нервного срыва мраморную статую. И вот теперь, наслушавшись от сокурсников насмешек, начинающий волшебник готовился закончить жизнь так, как подобает настоящему Искуснику (в его понимании).
«Малолетний дебил! Господи, зачем ты делаешь этих юнцов такими идиотами?»
Всевышний, поминаемый Искусниками к месту и не к месту, тактично промолчал.
«Главное — говорить с ним. Только так он сможет восстановить контроль».
— Ты хочешь вырасти таким, как папа?
Юноша собрал на лбу маленькую складку.
— Я не знаю. Он хороший. Почему все так?
— Без понятия, — признался Бер. — А тебе не кажется, что пугать людей волшебством нехорошо?
Но маг не пожелал поддерживать изменившуюся тему. Взгляд Леона снова уплывал — белый Источник, замутненный эмоциями, проецировал вокруг себя хаотичные искажения, и первой их мишенью
