тавернах под рекой льющееся вино и пиво воодушевленно живописали, какой молодец и герой граф Загулема, все так хитро придумавший и устроивший, да еще и принявший в придуманном самое непосредственное участие. Грон уже слышал историю, будто он в одиночку ворвался с ангилотом в руке в городской замок и, распугивая ошеломленных арженцев, с воинственным кличем лично водрузил штандарт принцессы и королевское знамя на вершине донжона. Перебив при этом половину замкового гарнизона. Так что даже с учетом того, что боевые офицеры привыкли делить солдатские байки на два, а то и на четыре, многие из них вполне обоснованно записали Грона в завзятые храбрецы. Да и в умелые и удачливые полководцы тоже. Что в преддверии предстоящих столкновений с грозными насинцами делало сидящих за столом заседаний офицеров сторонниками предложения герцога Тосколла. А если учитывать то, что офицеров за этим столом было большинство…
– Граф Загулема, – улыбаясь, обратилась к нему Мельсиль, – совет ждет вашего решения. Согласны ли вы принять предложение герцога Тосколла и возложить на себя бремя коннетабля королевства?
Грон медленно поднялся на ноги.
– Ваше высочество… Ваше высокопревосходительство… – Оба поклона, принцессе и герцогу, были исполнены с максимальным тщанием. Батилей вполне мог бы им гордиться. – Я осознаю, что совершенно не заслуживаю столь высокой чести… – эти слова были встречены несогласным гулом со стороны командиров полков, входивших в колонну принцессы, а барон Шамсмели даже сердито встопорщил свои усы, – но если королевский совет обяжет меня возложить на себя это бремя, я приложу все силы, дабы оправдать это авансом оказанное доверие.
– Тогда я предлагаю членам совета высказаться по поводу того, рекомендовать ли совету ее высочеству принять предложение герцога Тасколлы.
– Мм, уважаемые господа, – вкрадчиво начал один из опомнившихся немногочисленных аристократов, – я глубоко уважаю герцога Тосколла, но не следует ли нам сначала хорошенько обдумать все аспекты того, что принесет королевству назначение этого явно неординарного
– К Владетелю всю эту болтовню! – перебил его барон Шамсмели. – Мой полк и, клянусь своими усами, далеко не только он с радостью пойдут в бой под знаменем графа Загулема! А именно это нам и предстоит. Пора вымести эту насинскую сволочь со священной земли Агбера!
Его последние слова потонули в одобрительном реве остальных офицеров. И Грон понял, что оказался на сковородке официального назначения несколько ранее, чем собирался. Впрочем, может, оно и к лучшему. Правители правят волей Всевышнего практически в той же мере, что и любовью подданных. А успешного полководца и освободителя земель любят и почитают куда как с большим воодушевлением, чем, может, и влиятельного, но не слишком известного народу принца-консорта. Что ж, если жизнь вносит коррективы в уже составленные планы, глупо Цепляться за них, вопя, что они были самыми-самыми разумными и правильными. Надо просто менять планы…
Вечером они сидели с Мельсиль на балконе спальни герцога, которую принцесса заняла под свою, и пили терпкое арженское вино.
– Вот и все, любимый, – задумчиво произнесла Мельсиль, поигрывая вином в тонком и длинном бокале, – вот и все. Когда я соглашалась на то, чтобы отложить коронацию на время после окончательной победы над мятежниками, я знала, что так и будет. И ты обязательно заставишь других увидеть тебя таким, какой ты есть. И после твоей будущей победы уже никто не посмеет оспорить мой выбор. И я наконец смогу войти с тобой в храм Владетеля с гордо поднятой головой.
Грон улыбнулся и сделал небольшой глоток из тонкого бокала. Женщины, даже самые сильные и умные из них, во многом дети. И если мужчина достаточно силен и успешен, остаются таковыми до конца своих дней. Ибо в этом случае им совершенно незачем окончательно взрослеть. А все дети любят сказки, особенно сказки, заканчивающиеся тем, как после всех испытаний принцесса выходит замуж за прекрасного принца. А потом они живут долго и счастливо и умирают в один день… Вот только жизнь – это не сказка, а они к тому же ввязались в войну, которая может продлиться очень и очень долго, возможно, всю жизнь. И кто знает, не суждено ли ему… или ей (при этой мысли Грон стиснул зубы, но заслонился бокалом от принцессы) погибнуть на этой войне. Мельсиль ничего не заметила. Она расценила поднятый бокал как приглашение коснуться его бокала своим и завершила это прикосновение глотком вина и долгим-долгим поцелуем. А затем им стало уже не до вина…
Ночью он проснулся от того же ощущения, какое разбудило его в ночь, оказавшуюся последней ночью его заключения в Агбер-порте. Легкий сквознячок, проникавший в спальню через открытое окно, внезапно как-то изменил направление, как будто… как будто где-то в глубине спальни открылась некая потайная дверца, задавшая иное направление тяги. Грон несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в едва различимые шорохи, доносящиеся до его напряженного слуха, а затем вполне натурально всхрапнул и вроде бы спросонья завозился на кровати, принимая положение, наиболее отвечающее его ближайшим планам. Он знал, что большинство людей, тайком проникнувших в помещение со спящими людьми, в этот момент чисто рефлекторно замирают, ожидая, пока спящий вновь затихнет…
В последний момент он приоткрыл глаза, чтобы окончательно уточнить взаимное расположение всех действующих лиц. А затем с силой оттолкнулся от теплого бока Мельсиль, скидывая ее на пол и прыгая навстречу двум неясным силуэтам. И уже в полете заорал:
– Мельсиль, под кровать, быстро!
Нападавшие попались опытные. Вернее, опытным был один. Второй оказался только шустрым. Но ему хватало и этого. Когда ты вступаешь с опытным противником в схватку на фехтовальной дорожке, борцовском ковре или татами, даже ребенок, швыряющий в тебя жвачкой или плюющийся через трубочку жеваной бумагой, и то способен изрядно усложнить тебе жизнь. А тут ему мешался вполне развитый мужчина, который к тому же не столько пытался достать Грона своим кинжалом, сколько, воспользовавшись его занятостью с другим нападавшим, добраться до принцессы. К счастью, Мельсиль, даже не успев проснуться, послушно выполнила приказ Грона, и поэтому, для того чтобы достать принцессу, шустрику надо было лечь на брюхо и нырнуть под кровать. Чего ему Грон пока успешно делать не давал. Хотя ему приходилось туговато. Конечно, боевое самбо дает некоторые шансы против вооруженного противника, но оружие есть оружие. Он сам в свое время учил бойцов, что пистолет в руке противника намного перевешивает все разряды и призовые места в соревнованиях по рукопашному бою. На его счастье, пистолетов здесь пока не изобрели, но два кинжала – это два кинжала. К тому же первый из нападавших, сразу сосредоточивший внимание на Гроне, похоже, прошел очень неплохую школу рукопашника. Так что даже небольшое преимущество Грона скоро перешло в разряд практически иллюзорных. Судя по всему, это был зверь из личного зверинца Черного барона… Нет, в запасе у Грона была пара довольно болезненных, но достаточно эффективных приемов, означающих размен пальца или опасного ранения предплечья или бедра на победу в схватке (уж для него-то жемчужинка найдут), но он пока воздерживался от их использования. У этих уродов оружие, скорее всего, отравлено (ну не мог Черный барон… или подготовленный им человек пренебречь столь простым способом резко увеличить шансы на успех всей операции), да и даже если каким-то чудом это окажется не так, он оставался серьезно раненным и истекающим кровью против второго противника.
– Шелуб, не отвлекайся и достань наконец эту сучку! – рявкнул тот, что занимался Гроном.
Шустрик тут же послушно рухнул на пол и, извиваясь, пополз под кровать, не обращая внимания на Грона. И это оказалось его ошибкой. Грон, уже набравший в легкие воздуха, чтобы максимально громким криком вызвать стражу (поскольку его первый вопль, когда он велел Мельсиль нырнуть под кровать, способный, по его мнению, поднять на ноги мертвого, отчего-то не подействовал на размещавшийся за дверями спальни парный пост латников), задержал дыхание, а затем с резким выдохом крутанулся через кровать, в кувырке вгоняя кулак в пышную перину как раз там, где, по его прикидкам, должна была находиться голова этого Шелуба. Послышался треск, означавший, что кулак проломил деревянную обрешетку кровати, а затем болезненный вскрик шустрика, прозвучавший в ушах Грона волшебной музыкой. Но для шустрика это было только началом неприятностей. Потому что Грон, опираясь на кулак, перелетел на кроватью на противоположную сторону и обрушился всем своим весом на поясницу торчащего из-под кровати Шелуба. Громкий хруст и еще более громкий вопль сообщил окружающим, что один из
