детстве сказывали, имелись только у эллинов в стародавние времена. Ныне же все они и там, поди, повывелись.

И здесь князь тоже все осторожно сделал – лучников своих изготовил, чтоб ни один коломенский ратник не смог работам земляным помешать. Впрочем, эта предосторожность оказалась напрасной – за все время ни одной стрелы со стен города не прилетело. Вот тебе еще одна загадка – враг пакостит у самых ворот, а в ответ ни гу-гу.

Правда, самая главная загадка все равно осталась: почему Константин вообще здесь оказался? Почему не кинулся на юг, чтобы Пронск с Ряжском от половцев защитить? Неужто промедлил или вовсе передумал Юрий Кончакович? Известно, от этих степняков чего угодно ожидать можно. Одна только видимость, что имена христианские принимают, крест на груди таскают да два пальца складывать научились, чтоб перекреститься. На деле же все едино: язычники поганые.

Опять же что там с Давидом Муромским приключилось? По какой причине он-то задержался?

А если они вовремя на рязанские земли вступили, согласно уговору, тогда почему Константин не на них, а наперерез Ярославу с Юрием кинулся, о прочих не думая?

Словом, вопросов много, а вот ответов на них…

Потому и решил Ярослав на сей раз не спешить, а все как следует обдумать, чтоб наверняка получилось. Да и людям отдохнуть не помешает. Завтра поутру они намного бодрее будут.

Почти под вечер от Константиновых ратей три всадника подъехали. Главным среди них сызнова боярин Хвощ оказался, старый знакомый Ярослава. На сей раз князь встретил посланца с великодушной улыбкой на лице, предвкушая скорую победу.

Разговор оказался коротким.

– Почто сызнова в края наши забрел, княже? – быстро перешел Хвощ к сути дела после традиционного приветствия.

– Али сам не ведаешь, боярин? – почти ласково ответил Ярослав. – Должок получить надобно.

– Сдается мне, что князь Константин аккурат в крещение Христово тебе уже изрядно заплатил, – строго ответил Хвощ.

– Кровь братьев наших, князем твоим побитых, вопиет, – вмешался Юрий.

– Изволь, мы готовы за каждого виру внести, – покладисто согласился Хвощ.

– И сколь же твой князь за них уплатить готов? – насмешливо поинтересовался Ярослав.

– По десятку рязанских гривенок за каждого найдется.

– А не скудновато ли будет? – возмутился Юрий. – Я за тиуна убиенного вдвое больше беру.

– А ты как берешь, княже, по Русской правде? – вкрадчиво осведомился рязанский боярин.

– А как же еще?!

– А ты ведаешь ли, что там про татей начертано? – спросил Хвощ и, не дожидаясь ответа, сам же и процитировал: – «Аже убиють кого у клети или у которое татьбы, то убиють во пса место»[30]. Как видишь, князь мог бы и вовсе виру не платить, но он, так и быть, – готов.

– Это ты про моих братьев такое изрек?! – не выдержал Ярослав, и маска благодушия мгновенно слетела с его лица. – С собаками их сравнил?! Да как у тебя, пса старого, язык повернулся такое сказать?!

– То не мои слова – то князь Константин передать велел, – предостерегающе поднял руку Хвощ. – А еще он спросить повелел, почто ты так часто в наши земли ходить повадился? И года не прошло, как ты опять рать под Коломну привел. И тебе тоже, князь Юрий, соромно должно быть. Князь Константин на твое добро не покушался, хотя мог бы. Ты же в ту зиму воев своих брату дал, кои здесь, под Коломной погинули, а ныне и сам сюда с мечом пришел. Почто? Или, может, земли ваши вам же не по душе стали – решили мену учинить?

Юрий успокаивающе положил руку на плечо красного от гнева Ярослава и вышел вперед:

– Довольно шутки шутить, боярин, а то я не погляжу, что ты на копьецо свое белую тряпицу примотал. Ступай отсель да князю своему передай, что спасти его одно может – ежели он к нам сейчас со всей покорностью выйдет, а дружина его мечи сложит. Тогда мы с братом можем и милость явить – жизнь ему подарим и даже городишко какой-нибудь дадим в вотчину.

– И какой же град вы ему подарите? – не унимался Хвощ.

– Пронск дадим. Да еще тот, который он, по слухам, в Рясском поле в это лето отстроил, – хмыкнул Ярослав и сразу уточнил: – Опять же, смотря как он просить будет.

– Остальное, стало быть, под свою длань приберете? – уточнил Хвощ.

– Отчего же, – не согласился Юрий. – И Переяславль-Рязанский, и Ростиславль, и Зарайск, и прочие вотчины покойного Ингваря мы его первенцу отдадим. Нам чужого не надобно.

– Вон вы как? – загадочно протянул рязанский боярин и обратился к Ингварю, безмолвно стоящему позади братьев-князей: – А ведь ежели мне память не изменяет, княжич, их тебе князь Константин и так соглашался передать.

– Из своих рук и только как наместнику, дабы он впредь и навсегда лишь его волю исполнял, – заметил Юрий.

– Не думаю, что когда он свои земли из ваших рук получит, то воли у него поприбавится. Сдается мне, что совсем наоборот будет, – строго качнул головой Хвощ.

Ингварь собрался было с духом, чтобы ответить боярину, и по возможности резко и больно, но вдруг с ужасом понял, что сказать-то ему и нечего. А ведь и впрямь ни Юрий, ни тем более Ярослав больше, чем имел его отец Ингварь Игоревич, ему, Ингварю-младшему, ни за что не дадут.

Да какое там! Хорошо, если и это полностью вернут. Если князя Константина хоть как-то сдерживало кровное родство, то у владимирских князей и этих уз почитай что нет. И будут они повелевать им, как только душа захочет.

А тогда зачем это все и почему он здесь?

Не сказав больше ни слова, княжич молча круто развернулся и зашагал к своему небольшому шатру, стоящему подле двух огромных, поставленных для Ярослава и Юрия. Шел быстро, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Ему было мучительно стыдно за свою непростительную глупость, где-то даже переходящую в подлость. Как ни крути, а ведь именно он в первый раз, еще прошлой зимой привел Ярослава на рязанскую землю.

Боярин Хвощ внимательно проследил, в какой именно шатер зашел Ингварь, после чего заметил:

– Вы вон даже шатер ему уделили – не чета своим. Больно уж мелок. Или то не его вовсе?

– Его. Какое княжество – такой и шатер, – усмехнулся Ярослав и добавил: – Да и то покамест. Когда мы с братом твоего Константина побьем, оно и вовсе маленьким станет. Князь же твой совсем ничего не получит.

– Вон как сурово, – протянул рязанский посол и поинтересовался с ехидной усмешкой: – Да вы никак с Юрием Всеволодовичем сызнова все поделить успели, как тогда под Липицей? А не рано ли?

Не слова это были, а звонкая пощечина. Как удар – слабовата, зато как оскорбление – в самый раз. Не сказал, а ожег ими боярин Ярослава, да и самого Юрия. До сей поры им обоим стыдно было вспоминать бахвальные речи, говоренные перед битвой с Мстиславом Удатным и братом Константином.

Оно, конечно, хорошо, когда человек верит в свою победу. Без этого трудненько одержать верх в любом бою. Плохо, когда он в ней непоколебимо уверен и даже мысли не допускает о том, что возможен иной исход.

А все мед виноват, больно уж хмельной был. Кто именно первым завел речь о дележке волостей после победы и после какой уж там по счету ендовы[31] опустевшей – сказать трудно. Впрочем, выбор невелик – лишь двое его могли начать: Ярослав или брат Юрий, а больше просто некому.

Хотя какая теперь разница – позор одинаково на них обоих лег. Это ведь додуматься надо, чтобы приняться делить шкуру неубитого медведя. Ярослав, помнится, Новгород себе запросил, брат Святослав – Смоленск, Ростов – Юрию. На Киев вроде бы рукой махнули, не став мелочиться, а кому же Галич решили отдать? Ивану, что ли? Вроде нет, не ему. Да и какая теперь разница – кому именно.

А самое главное, что не только бахвалились всем этим изустно, но и харатью о том составили, надиктовав дьяку все подробно, чтоб потом обиды между победителями не приключилось, и каждый к тому

Вы читаете Знак небес
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату