— Я… не знаю, что происходит… Боль… то усиливается, то ослабевает… Я же их бил, почему… почему они не реагировали? А-а-а-а-а!!! — внезапно Антон жутко заорал, схватившись за грудь. Петя и его бойцы обступили братьев со всех сторон.
— Твари! Вы победили! Дайте нам хотя бы проститься! — злобно выкрикнул Семён.
— Сёма, твой брат мертв.
— Пошел ты!
— Он умер неделю назад.
— Что?!
— Послушай меня, — Петя, словно обессилев, плюхнулся на пол перед Семёном. — Антон не выжил после падения в той многоэтажке. Он упал на бетонную плиту, и арматура проткнула ему грудь. Когда ты спустился, у тебя был шок. Ты потерял сознание.
— Ты сумасшедший! Я… Тоха…
— Это правда, сынок, — сказал знакомый, почти родной голос. Из-за спин бойцов вышел Геннадий Васильевич, а следом — и Артур.
— Что… Что здесь происходит? — бубнил в ужасе Семён. — Вы же мертвы! Артур, я видел… тебе… твое горло… как?
— Прости Сёма, нам пришлось все это устроить, чтобы ты понял, — ответил товарищ.
— Антон действительно умер неделю назад, — положив руку на плечо Семёна, заговорил Геннадий Васильевич. — Спустя два дня после того, как тебя принесли в лазарет, ты очнулся, увидел раненого на соседней койке, принял его за своего младшего брата и снова отключился. А когда вновь очнулся, твое сознание отказалось принимать действительность. Ты продолжал видеть Антона. Живого и невредимого.
— Но он же лежит передо мной! Вот он! Что ты говоришь, командир?! — в слезах закричал Семён. — Брат, ты же живой! Тоха… ты…
Антон постепенно становился прозрачным, а его голос, когда он заговорил с братом, казался очень слабым, словно доносящимся издалека:
— Теперь понятно, почему у меня грудь болела, хотя приложился спиной… Все стало понятно, Сёма, — улыбнулся брат, вытирая слезы. — Хех…
— Нет! Тоша… Что ты? Ты не можешь… бросить меня… — гладя Антона по волосам, шептал Семён.
— Пообещай мне… Что вы с Оксаной назовете сына… в честь меня. Сёма, пообещай!
— Я обещаю! Прости меня брат! Прости!
— Ты ни в чем не виноват. Не плачь, все хорошо… Мы вместе… навсегда…
Через несколько секунд Антон исчез, и лишь тогда Семён заплакал навзрыд.
— Пап, мой дядя здесь? — спросил Антон.
— Сынок, твой дядя везде. И в первую очередь — здесь, — приложив руку к сердцу, ответил Семён. Затем достал завернутую в бумагу добычу, которую он принес с прошлой вылазки на поверхность, и аккуратно положил два цветка на могилу с фанерной табличкой:
АНТОН КРАСНОВ
2012–2033
ЛЮБИМЫЙ БРАТ
Сергей Кузнецов
УЙТИ ОТ СУДЬБЫ
Я приближался к месту моего назначения.
Вечер пятницы.
Волшебное сие понятие ныне, бесспорно, утратило свой завораживающий смысл. А ведь еще каких- нибудь двадцать лет назад миллионы людей на всех континентах
Теперь же метрожители навряд ли осознают всю сладость такого, в общем, вполне обыкновенного для них словосочетания. Многие выжившие работают без выходных либо с одним днем отдыха в неделю. Серое однообразное существование уж никогда не будет расцвечено восхитительными, яркими, разноцветными огнями уик-энда — вечера пятницы.
И все же…
Можно ли сказать, что некоторое послевкусие, полупрозрачная, легкая дымка воспоминаний еще теплилась в душах — кто-то помнил, иным рассказывали, другие впитали с молоком матери, получили по наследству, на генетическом уровне? Кто знает…
Во всяком случае, Макс Трошин не единожды замечал, как оживляются люди на самых разных станциях метро именно в этот день: светлеют лица, разглаживаются морщины, начинают блестеть глаза… В чем дело? В том ли, что вечер пятницы из крови русского метрожителя не вытравить никаким Катаклизмом? Многие еще помнят те времена, когда были обыкновенными маленькими офисными рабами, а настоящая жизнь для них начиналась именно в шесть часов вечера последнего рабочего дня на неделе…
Макс вспоминал себя двадцать лет назад, приставал с расспросами к коллегам, в том числе более старшим… Внятного и однозначного ответа дать не мог никто.
Вот и сегодня. Обычный вечер обычной пятницы — но окружающие люди более оживлены, чаще улыбаются, откуда-то слышно пение звонкого девичьего голоса в сопровождении гитарных переливов… Жизнь продолжается. У жителей метро свой уик-энд.
На станции Площадь Ильича будто прибавилось народу: разгуливают, общаются, вовсю идет вечерняя торговля — многим перед выходными (одним или двумя) хочется порадовать близких либо чем-то вкусным, либо обновой, либо безделушкой для жилья, которую давно собирались приобрести, да все не доходили руки, а может, не хватало средств…
Неудивительно, что Крот выбрал для осуществления своего замысла именно этот вечер: в толпе легче затеряться, а жертву не сразу обнаружат.
Одетый, как многие местные служащие, неприметный человек без стука вошел в одну из просторных палаток на краю платформы. Снаружи доносился несмолкающий гул голосов. Палатка была хорошо освещена и уютно обставлена, здесь было все необходимое для работы и жизни.
Спиной к визитеру, за столом, склонившись над бумагами, сидел мужчина и что-то быстро писал. На звук шагов гостя он даже не повернул головы.
Крот извлек из-под поношенной куртки пистолет Макарова с небольшим глушителем, направил его в затылок сидящего перед ним человека и любезно осведомился:
— Михаил Евграфович?
Тот буркнул что-то неразборчивое, по-прежнему не оборачиваясь и не отвлекаясь от своего занятия, чем привел убийцу в некоторое замешательство. Заказ был именно и только на физика Головина. «Не
