По городу-призраку, шатаясь, словно пьяный, шел человек.
Андрей Дьяков
СЛОВО СТАЛКЕРА
Ватную тишину, царившую в бункере, нарушил вкрадчивый стук в дверь. Изможденные лица тотчас повернулись в сторону входа. В глазах присутствующих читался страх пополам с робкой надеждой на спасение. Спустя несколько мгновений, длившихся целую вечность, стук повторился. Два коротких стука. Два длинных. Три коротких. Четыре длинных.
— Он! — Мальчишка лет десяти рванулся было к двери, но был пойман за руку отцом, сухопарым небритым мужчиной в потертом сером ватнике.
— Назад, — скомандовал тот и оттеснил сына в угол помещения, где на рваном матрасе сидела жена Ирина, прижимая к себе пятилетнюю дочурку с испуганной зареванной мордашкой.
Зажав в руке пистолет Макарова, Виталий осторожно подкрался к двери, напряженно вслушиваясь в шорохи за стеной. Снова раздался условный стук, и мужчина, стряхнув оцепенение, ухватился за массивный засов. Зловеще скрипнули проржавевшие петли, Виталий шагнул назад, подобравшись и сжимая рукоять пистолета побелевшими от напряжения пальцами.
За порогом стоял парень в сером антирадиационном комбезе. Стоял вполоборота к двери, контролируя одновременно и коридор, и вход в бункер. Противогаз откинут на спину, в руках — АКМ с подствольником. По лицу стекают капли пота пополам с грязью, дыхание натужное, как после долгой пробежки.
Виталий с облегчением опустил «Макаров», пропуская пришедшего внутрь. Кинув цепкий взгляд в глубь бункера, гость повернулся спиной к входу и, не сводя прицела с темного зева коридора, шагнул в проем. Виталий торопливо закрыл изъеденную коррозией дверь, задвинул засов на место.
— Ну как там, Ходок? — Виталий и Ирина засуетились вокруг парня, помогая снять рюкзак.
Мальчишка, подскочив к сталкеру, принял тяжеленную разгрузку, буквально нашпигованную гранатами, запасными рожками с патронами и загадочными приспособлениями.
— Пить… дайте…
Ирина метнулась к резервуару с водой. Сталкер благодарно принял наполненную до краев консервную банку, поднес к губам, остановился.
— Пейте, пейте — воды еще много, — кивнул Виталий, разгадав тревожный взгляд гостя.
Ходок жадными глотками осушил банку, присел у стены, вытягивая натруженные ноги. Девочка, робко выглядывая из-за спин родителей, голодным взглядом смотрела на походный рюкзак пришлого.
— Все в порядке, — начал Ходок, отдышавшись. — Старик ваш молодцом держался. До метро нормально добрались. У входа несколько тварей торчало. Пуганули их слегка и вниз. Дедуля всё в бой рвался, оружие требовал… В общем, пристроил я его в Полисе, у знакомца моего. Валидола старику выдали с избытком.
— Спасибо вам, Ходок, — всхлипнула Ирина, нервно теребя рукав шерстяной кофты. — Мы вам так благодарны!
Мальчонка тем временем полез в рюкзак, доставая одну за другой блестящие банки с тушенкой.
— Дозиметр, — напомнил сталкер, кивнув на разгрузку.
Виталий отстранил сына, отстегнул дозиметр и проверил рюкзак.
— Фон слабый.
Ирина облегченно вздохнула и принялась поспешно выкладывать банки на полку.
— Дней на пять хватит, — бросил Ходок. — Я за это время всяко вернусь.
Дети, приняв из рук матери вскрытые консервы, жадно уплетали тушенку — первую пищу за последние двое суток.
— Кого следующего поведешь? — спросил Виталий у Ходока.
— Решайте сами — парень вытянулся у стены, укладываясь на ночлег. — Выходим утром…
Виталий долго ворочался, крутился с боку на бок, не мог уснуть. В голове, как назло, роились воспоминания о тяжких годах, проведенных на станции. Вначале колония насчитывала человек семьдесят. Среди уцелевших была и студентка Ира со своим отцом. С ними у Виталия сразу сложились теплые, превратившиеся в настоящую дружбу отношения. Годом позже Виталий попросил у Михаила Игнатьевича руки его дочери. Тот не возражал. Жизнь была тяжелая, поэтому дети у Ирины с Виталием появились не сразу. Маленького Колю еле удалось вытащить с того света, уж очень слабеньким родился. Аленка появилась через пять лет. Коля был ужасно горд, что в отличие от сверстников у него теперь есть сестренка.
Семья эта считалась самой многочисленной на станции. Люди верили в их удачу, тянулись к ним, шли за советом. И со временем Михаил Игнатьевич стал негласным лидером выживших. Виталий уважал своего тестя так же, как и остальные обитатели станции. Вместе они решали проблемы питания и обустройства.
Все это время главной проблемой колонии оставалась полная изоляция. Туннели по одну сторону станции обрушились еще во время бомбежки. Оставалось сообщение с метрополитеном с противоположного конца, да и то недолго. Через несколько дней после рейда разведчиков в сторону центральных станций туннели затопило. Оставался лишь выход на поверхность, которым пользовались крайне редко и лишь для того, чтобы худо-бедно обеспечить колонистов предметами первой необходимости. Парень, вызвавшийся добровольцем и отважившийся подняться на поверхность без какой-либо защиты, успел сделать всего несколько ходок в город и, схватив серьезную дозу, вскоре скончался. После этого вылазки как-то сами собой прекратились.
Выжившие были полностью отрезаны от внешнего мира и ничего не знали о существовании других колоний. Так было много лет подряд, пока однажды на станцию не полезла нечисть. Мокрые скользкие твари за считанные минуты заполонили спящий лагерь. Никто не ждал нападения со стороны затопленных туннелей. Блокпостов и дозоров не существовало в принципе. И когда люди, разбуженные криками ужаса, повыскакивали из палаток, больше половины жителей уже было сожрано. Огромные, черные как смоль черви бросались на мечущихся людей, сбивая их с ног и сминая мощными челюстями мягкую человеческую плоть. Быстрее всего было покончено с детьми. Их твари заглатывали целиком. Несколько дряхлых стволов, имевшихся в распоряжении жителей, не помогли уберечь станцию от неотвратимого истребления ее населения.
Виталий с ужасом вспоминал те страшные минуты, когда, похватав ружья, они с тестем выскочили из технической подсобки, приспособленной под жилище для их семьи, и увидели залитую кровью платформу. Продолговатые черные тени стремительно скользили между охваченными паникой людьми. Твари шустро проносились по стенам и потолку станции, выцеливая добычу…
Патроны кончились быстро, а «ползунов» меньше не становилось. Обезумев от запаха свежей крови, бестии наседали с удвоенной силой. Защитникам практически сразу же пришлось отступить в технический коридор. Вскоре, убедившись, что лагерь выжран полностью, Виталий и Михаил Игнатьевич вернулись в бункер и заблокировали дверь.
Ирина, обняв детей, смотрела на мужа и все не решалась спрашивать, страшась ответа.
— Всех… — выдавил из себя Виталий, — кроме нас…
Ползуны хозяйничали на станции еще несколько суток, тщательно обгладывая трупы и обследуя закутки в поисках поживы. Затем они так же внезапно схлынули в недра затопленных коммуникаций. Подчистую уничтожив все запасы съестного, мутанты испарились. Станция опустела. Семейство было обречено.
На следующий день после страшных событий Виталий решил идти на поверхность. Ирина, рыдая, отговаривала мужа, но выбора не оставалось. Требовалось во что бы то ни стало раздобыть еду для детей,
