арестовать его?
— Нет. Сомневаюсь, что это возможно, — что-то обдумывая, ответил Эверард. — У меня есть план, но все зависит от того, чего этот человек в действительности добивается. Пойдем, попробуем получить аудиенцию.
Поднявшись с соломенного матраца, служившего постелью, Эверард стал чесаться.
— Черт! Этот век нуждается не в грамоте, а в хорошем дусте.
Дом Стейна был тщательно реставрирован: его белый с портиками фасад выглядел почти болезненно чистым среди окружающей его грязи. На ступенях прохлаждались два стражника, вскочившие по стойке «смирно» при их приближении. Эверард сунул им деньги и сказал, что у него есть новости, которые наверняка заинтересуют великого волшебника.
— Скажите ему «Человек из завтра». Это — пароль. Понял?
— Но эти олова не имеют смысла, — сказал стражник.
— Пароль я не должен иметь смысл! — высокомерно произнес Эверард.
Ют ушел, скорбно покачав головой. Все эти новомодные словечки!
— Разумно ли это? — спросил Уиткомб. — Знаешь, сейчас он будет настороже.
— Я знаю еще, что такая важная персона не станет тратить время на каждого встречного. Это срочное дело! Пока он не совершил еще ничего необратимого, даже не успел стать легендой. Но если Хенгист действительно вступит в союз с бриттами…
Стражник вернулся, проворчал что-то и повел их вверх по ступенькам, через перистиль. Дальше находился атриум, большое помещение, в котором выделанные медвежьи шкуры совершенно не вязались с полированным мрамором и выцветшими фресками. У грубого деревянного ложа сидел человек. Когда они вошли, он поднял руку, и Эверард увидел направленное на них узкое дуло бластера тридцатого века.
— Отведите руки в стороны и не двигайтесь, — мягко сказал человек. — В противном случае мне придется убить вас громом и молнией.
Уиткомб судорожно перевел дыхание, но Эверард вроде как ожидал этих слов. Тем не менее и ему стало не по себе.
Волшебник Стейн был человеком небольшого роста, в вышитой тунике из тонкой ткани. У него было гибкое тело, большая голова, а лицо, почти скрытое под шапкой черных волос, чем-то привлекало, несмотря на свое уродство. Губы его кривились в напряженной улыбке.
— Обыщи их, Эдгар, — приказал он. — Вынь то, что у них может быть спрятано под одеждой.
Ют был неуклюж, но станнеры он нашел и бросил их на пол.
— Можешь идти, — сказал Стейн.
— Но ты не в опасности, господин? — спросил воин.
Стейн улыбнулся еще шире.
— С этим в моей руке? Нет, ты можешь идти.
Эдгар вышел.
«По крайней мере, у нас есть топор и меч, — подумал Эверард. — Впрочем, от них мало толку при этой штуке, что нацелена прямо на нас».
— Так вы пришли из завтра? — прошептал Стейн.
Внезапно на лбу его выступил пот.
— Это интересно. Вы говорите на позднеанглийском языке?
Уиткомб открыл было рот, но Эверард, зная, что они рискуют жизнью, быстро вывел его из игры.
— О каком языке вы говорите?
— Вот этом.
Стейн перешел на английский язык со странным выговором, но все же понятным жителям двадцатого века.
— Знать хочу, кто вы, откуда, из какого времени, что вам надо. Говорите правду, или я сожгу вас.
Эверард покачал головой.
— Нет, — ответил он на ютском, — я вас не понимаю.
Уиткомб бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал, решив не мешать американцу.
Нервы Эверарда были напряжены до предела — с мужеством отчаяния он понимал, что малейшая ошибка грозит им смертью.
— В наше время говорят так…
И он перешел на мексиканско-испанский диалект, коверкая его как ножно сильнее.
— Вот как… латинский язык! — Глаза Стейна блеснули. Бластер в его эуке задрожал. — Из какого же вы времени?
— Двадцатый век от Рождества Христова, и наша страна зовется ЛаЙонесс. Она лежит за западным океаном…
— Америка! — Это прозвучалог как всхлип. — Ее когда-нибудь называли Америкой?
— Нет. Не понимаю, о чем вы говорите.
Стейн весь задрожал, но быстро взял себя в руки.
— Знаете латынь?
Эверард кивнул.
Стейн нервно рассмеялся.
— Тогда давайте говорить по-латыни. Если бы вы только знали, как я устал от здешнего свинского языка…
По-латыни он тоже говорил с некоторыми ошибками, — видимо, он выучил ее уже в этом веке, — но достаточно свободно. Он помахал бластером.
— Простите мое негостеприимство. Но мне следует быть осторожным!
— Естественно, — сказал Эверард. — Да… мое имя Менциус, а моего друга зовут Ювенал. Как вы уже догадались, мы из будущего, историки, способ передвижения во времени у нас только что открыт.
— На самом деле я — Розер Штейн из 2987 года. Вы… обо мне слышали?
— А как же! — сказал Эверард. — Мы предприняли это путешествие в поисках загадочного Стейна, который, как полагают, определил поворотный пункт истории. Мы подозревали, что он путешественник во времени perigrinator temporis. Теперь мы знаем наверняка.
— Три года.
Штейн взволнованно заходил по комнате, размахивая бластером. Но он был еще слишком далеко для внезапного прыжка.
— Я здесь уже три года. Если бы вы только знали, как часто я лежал бессонными ночами и думал, удастся мне это или нет… Скажите мне, ваш мир пришел к единству?
— Земля и планеты, — сказал Эверард. — Уже очень давно.
Внутренне он задрожал. Его жизнь зависела от того, правильно ли он угадает, чего добивается Штейн.
— И вы свободный народ?
— Конечно. То есть у нас есть император, но все законы издает Сенат, и он избирается народом.
Похожее на маску гнома лицо Штейна выразило почти священный восторг. Черты его исказились.
— Все, как я мечтал, — прошептал Штейн. — Благодарю вас.
— Значит, вы отправились в прошлое, чтобы… творить историю?
— Нет, — сказал Штейн. — Чтобы изменить ее.
Слова полились из него потоком, как будто он мечтал выговориться, но много лет не смел это сделать.
— Я тоже был историком. Совершенно случайно я повстречался с человеком, который всем представлялся как купец с луны Сатурна, но я там жил когда-то и сразу же понял, что он лжет. Потом я докопался до истины.
Это был путешественник во времени — из очень далекого будущего.
Вы должны понять, что век, в котором я жил, был ужасен, и как психоисторик я понимал, что война, нищета и тирания, которые были нашим проклятьем, происходили не от зла, внутренне присущего всем людям, а от того, что весь мир был построен не так. Высокая техника развивалась в разделенном мире,
