Во мгле стоять,
Стоять и ждать
Меня, Лили Марлен,
Меня, Лили Марлен.
Дастина уже не будет ждать его Лили Марлен.
Когда-то давно, в другой реальности, в ином мире, я хотел учиться на врача. Я работал в госпиталях и в службе спасения. Я неплохо изучил, как выглядит смерть, и как жизнь.
Дастин был мертв.
Трое негритят в зверинце оказались, одного задрал медведь и вдвоем они остались…
Я сидел, привалившись спиной к бугристому теплому бетону, смотрел сквозь наплывшую на глаза пелену на мерклые облака, в которых растворялся огненный шар, и слушал хриплый женский голос, прилетавший ниоткуда.
ЧАСТЬ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
«ПОЧЕМУ И РАДИ ЧЕГО?..»
Кто из вас имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!
Глава 1, короткая. О быстрой смерти
Если верить наручному хронометру, я сидел рядом с Вратами уже не меньше трех часов.
Я не могу точно описать это место, однако уверен: оно существует, здесь красиво, а главное — спокойно.
Лес, сосновый. Вереск, валуны, солнце постоянно висит в одной точке, ближе к закату, отчего стволы деревьев светятся золотом. Масса спелой черники — подходи, зачерпывай горстью прямо на кустике и ешь. Неподалеку озеро с песчаным берегом — хочешь, иди купайся. Вода теплая.
Можно было бы подумать, что водная гладь окрестностей Врат должна непременно украшаться чем- то вреде лебедей или фламинго, однако у здешних декораторов безупречное чувство вкуса: если уж изображаем Карелию или Финляндию, значит, озеру вполне достаточно тривиальных уток, безо всякой пошлой экзотики.
Небо глубоко-голубое, в точности как на Земле, да если приглядеться и прислушаться к своим чувствам, то и получается: это Земля. Почти. Странно, конечно, видеть «зависшее» солнце или изредка обнаруживать на вкопанном в песчаный грунт деревянном столике то запотевшую рюмку ледяной водки и глиняную мисочку с солеными грибками, то кувшин с клюквенным морсом и горячие пирожки с зайчатиной, возникшие из пустоты.
Старикан, живущий в избе рядом со Вратами, из дома, как я видел, наружу не выходил. Тут безлюдно, а я-то дурак, всегда полагал, что возле Врат непременно будет толчея…
Ждать надоело. Я поднялся с лавочки, бросил в рот последний орешек, из тех, что собрал неподалеку, и двинулся по усыпанной палой хвоей тропинке к избе.
Дверь открыта, но я постучал костяшками пальцем о косяк.
— Да заходи, чего стоишь! — донеслось изнутри.
Старцу… Хотя нет, не старцу. Этому человеку лет, наверное, шестьдесят. Борода не самая ухоженная, клочьями, черная с обильными седыми прядями. Глаза не белые, как у финнов, а темно-карие, почти угольные. В общем, не похож дядька на обитателя северного озерного края, пускай и носит вышитую по рукавам и вороту длинную рубаху, меховую безрукавку и широкие, полосатые штаны. Два массивных ключа на узком кожаном поясе. Сидит за огромным квадратным столом, что-то пишет в толстую тетрадь. Едва я зашел, тетрадь была немедленно захлопнута — смотреть нельзя.
— Долго еще? — заикнулся я.
Дядька шумно почесал волосатую шею, и уставился осуждающе.
— Придет, придет. Никуда не денется. Потерпи. Хочешь, у меня посиди — поговорим.
— Не о чем мне с вами говорить, — буркнул я, разворачиваясь к двери, но остановился, услышав спокойный оклик.
— Можжевеловки отведаешь? Ядреная… Сам настаивал. Вообще, парень, тебе сейчас выпить не вредно будет. Хоть бы для смелости.
Я вздохнул, вернулся и сел на лавку напротив бородатого. Столешницу уже украшал графин с мутно-зеленой жидкостью, на дне которого сплелись какие-то иголки, похожие на еловые.
А можжевеловка и на самом деле ядреная — пробрало до слез. Дядька усмехнулся, налил еще по одной. Помолчал, побарабанил пальцами по столу. Проворчал наконец:
— Зря ты так… Сам ведь знаешь — из любого положения выход всегда найдется. Ты просто отказался искать. Пошел по самому простому пути. А ведь было Сказано — ходите путями узкими… Знаешь, кто сказал? — Я нагнул голову. — Вот-вот. Узкий путь он посложнее и поухабистей, однако…
— Да подите вы со своими нравоучениями! — взвился я, отлично, впрочем, зная, кому именно хамлю. — Теперь ничего не исправишь!
— Ошибаетесь, молодой человек!
Новый голос, скрипучий, резкий и одновременно величественно-звучный, раздался за спиной. В дверном проеме, заслоняя низкие солнечные лучи, стоял он. Бывший аббат Клерво, святой и пресс- секретарь, седой и аристократичный Бернар. Знакомый безупречный костюм с визиткой и нежно-голубым галстуком-бабочкой. Трость в правой руке. Я уж было хотел подняться, сжимая кулаки, но бородатый владелец избы одернул, подвинул маленький граненый стаканчик с можжевеловкой и кивнул — пей, мол! Нечего тут тельняшку на груди рвать…
Я выпил. Полегчало — агрессия постепенно уходила. Бернар стоял там же, привалившись плечом у гладко оструганному косяку. Смотрел безмятежно.
— Юноша, слушайте, что говорят старшие, и засуньте свой максимализм в… карман. Самый дальний, — наконец усмехнулся Бернар. — Петр вам только что втолковывал — выход найдется всегда и везде. Надо только поискать тщательнее. Хорошо же, оставим нашего гостеприимного хозяина заниматься
