приход Саакадзе. И вот теперь, на склоне лет, ему, последнему Газнели, достались обширные поместья, богатства фамилии. Обязан он или не обязан передать свое знамя наследнику? Или род Газнели должен исчезнуть, как пыль с ковра?
- Нет, благородный князь, пусть исчезнут фамилии твоих врагов, а князья Газнели да размножатся, как цветы после весеннего дождя!.. - ответил Дато.
Газнели почувствовал, как смягчается его сердце от умной речи азнаура. И он уже несмело заявил, что был бы вполне счастлив, если бы жили все вместе.
Хорешани наотрез отказалась:
- Не азнаурское дело забираться в царский замок, пока еще Луарсаб жив. Оскорбительно пользоваться печальной судьбой царя и без приглашения располагаться в высоком владении.
Пожалуй, дочь и права, но не дело оставить без надзора Метехский замок, порученный ему династией Багратиони. А его наследник должен жить при нем! Должен принять при крещении фамилию Газнели и зваться князем! Должен быть сразу в наследных правах утвержден! В этом его, князя Газнели, непреклонная воля!
Русудан вскинула глаза на побелевшую Хорешани и тяжело дышащего Дато. Единственного сына отнимает... Но разве это худшее? Русудан незаметно дотронулась до четок Трифилия.
Настоятель кашлянул:
- Благородное желание князя вызывает восхищение... Лишь витязя могла осенить подобная мысль. Ведь не свирепому шаху в аманаты сына отдаете.
Дато вздрогнул: даже намек на судьбу Паата привел его в ужас. Помолчав, Трифилий еще задушевнее продолжал:
- Пути господни неисповедимы! Кто отважится предопределить судьбу каждого? Азнаурам предстоит немалая борьба... Шадиман жив, и его приверженцы размножаются, аки змеи... Не лучше ли для младенца быть под щитом разума и силы? Метехи - твердыня надежная. Не следует разжигать жадные взоры, пусть князья ведают, что достоянием фамилии Газнели будет обладать законный наследник, находящийся до рыцарского возраста под защитой своего деда-вельможи и под защитой прославленного в битвах и на поприще дел царства азнаура Дато Кавтарадзе.
- И под защитой Георгия Саакадзе! - твердо добавил Моурави.
- И под защитой церкви! Аминь! - Трифилий осенил себя крестным знамением.
Задумчиво разглядывала Хорешани цветок, выращенный ею в ожидании сына. Не прав ли настоятель? Кто знает, как повернутся затеи Георгия? Может, снова предстоят скитания? А разве похоже, чтобы Дато оставил Георгия в несчастье или радости?
- Отец... Какое имя ты решил дать внуку?
- Назовем - Дато!
Дато хотел кинуться к князю, обнять его, но воздержался: 'Судьба! Вот и Георгий с князем согласен - значит, ждет вновь на нашем пути сражений и угрозы!'
Дато горячо поблагодарил:
- Пусть будет, как пожелал отец Хорешани! Пусть будет, как пожелали друзья.
- Пусть будет, как пожелал бог, азнаур. Ты прославил свое имя, пусть и твой сын будет достоин знамени Газнели и звания 'барса'.
Газнели вынул фамильное кольцо и, скрепляя дружбу с азнаурами, надел на палец Дато:
- Моурави, отдаю под твою руку семь сотен дружинников, вооруженных и с запасом еды. Если мало будет, проси еще. Начальником над ними назначаю моего Дато. Пока большего - маленькому будет свое время.
Долго обсуждали церемонию крестин. Русудан с теплой благодарностью посматривала на Трифилия, его тонкий ум способствовал счастливому исходу. Но бедная Хорешани опять бездетна!
А когда чуть взошел месяц, князь Газнели взял крошечного Дато, крепко прижимая дорогую ношу, вскочил на коня и поскакал в Метехи.
Колыбель из орехового дерева утвердилась в полукруглой башне, главенствующей над кипучей Курой. За сумрачным сводом осторожно стелился сумрачный свет, и лишь 'нанинао' - колыбельная нарушала здесь непостижимо стойкую тишину веков.
Жеребенка за горою
Вы стреножить не беритесь.
Удальцы, от вас не скрою,
Ждет его Газнели, витязь
Узок полог колыбели,
Так трубите громче в роги!
Чтоб пред ним орлы робели,
Тигры жались на пороге,
Гнулась чтоб под ним тропинка,
И с восходом, на досуге,
Розу знатная грузинка
Поднесла к его кольчуге.
Тише! Сон не детский снится:
Выше звезд возносит знамя
Картли грозная десница.
Он растет. И сила с нами!
Путь всегда открыт герою
Голос в страшной битве звонок,
Потому ждет за горою
Белокрылый жеребенок
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Третье посольство князей отправилось совместно с посольством католикоса.
Железные ворота Мухранского замка были замкнуты и молчаливы. Безмолвствовали и дружинники на сторожевых башнях. Удушливо палило солнце. Но настоятеля Трифилия не смутило небесное пламя. Он угрожал гневом церкви: 'Если верные сыны не желают помочь в затруднительный час, что же требовать от Шадимана?'
Выступили четыре монаха-соглагольника, епископ выразительно прочитал послание 'святого отца'. Горячо молили Зураб, Липарит, Цицишвили. И старый князь сдался, но решительно настаивал: Кайхосро Мухран-батони временно будет правителем Картли. Если за три года не явится законный царь, тогда, напутствуемый католикосом, правитель будет венчаться на царство в первопрестольном Мцхета, сливая династии Багратидов и Мухран-батони.
Вахтанг же - отец Кайхосро и Мирван - дядя, требовали при возложении на Кайхосро венца утвердить за ним титул: 'Правитель Картли Багратион-Мухрани'. Князья охотно согласились.
И вот - торжественный въезд в Тбилиси. Кайхосро на белом аргамаке с золотой отметиной. Сдвинув ряды и звеня конским убором, следовала личная свита: двадцать князей пожилых, сорок молодых и восемьдесят азнауров знатных фамилий. А дальше тянулись мсахури с отрядами охраны, сотни чубуконосцев, оруженосцев и прочих слуг. В одеяниях преобладали цвета знамени Мухран-батони. Среди азнауров выделялся золототканой куладжей и афганским оружием почетный азнаур князь Автандил Саакадзе. Блестел дамасской сталью сын Ростома. Тщеславился ханской саблей Нодар Квливидзе. Молодые азнауры Верхней, Средней и Нижней Картли горделиво гарцевали в одеждах времен Георгия Блистательного.
Чуть позади Кайхосро, грозно сдвинув брови, ехал старый князь, а еще подальше, за Вахтангом, - фамилия Мухран-батони: женщины на белых конях, мужчины - на серых с оранжевыми бабками. Под золотыми обручами развевались лечаки, на остроконечных папахах блестели орлы, терзающие серебряных змей.
На некотором расстоянии, впереди царственного поезда ехали тридцать два всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороных, белых, гнедых и золотистых скакунах. Время от времени, чередуясь, шестнадцать всадников вскидывали длинные тонкие трубы и выводили воинственные напевы. Другие, несмотря на ярко слепящее солнце, вздымали шестнадцать медных факельниц, из которых извергался густой красный огонь, бросая изменчивые отблески на знамена Багратидов и Мухран-батони.
Взбудораженные горожане с надеждой взирали на колеблющийся огонь, как смотрят на огонь возрожденных очагов.
Суровый монах окропил колокола святой водой. Звонарь Сиона перекрестил главный колокол, закатал рукава, взялся за веревку и выплеснул на город звон.
