князья начнут расправляться с отступниками. Нет, пора присоединиться к знамени Сабаратиано ради уничтожения плебея и снова водвориться в Метехи... Под власть Симона? А может быть, шах крепок памятью и глупого заменит умным?
Два дня ждал Махара решения князя. Он успел осмотреть укрепления замка Арша. Пять горных вершин соединились, чтобы сжать в своих могучих объятиях замок. Плоские скалы без выступов с четырех сторон обрывались в пропасть. Одна лишь узкая тропа с едва заметными насечками для пешеходов продолблена в южной скале. Но взбираться по ней к замку могли только желанные князю, ибо она от подножия до вершины преграждалась четырьмя железными воротами, примкнутыми краями к каменной круче.
Гуляя под облаками по выступу второй стены, Махаpa встретил вынырнувшего из тумана слугу, который объявил радостную весть: 'Князь готов в путь'.
Уже зябкий рассвет забрезжил на остроконечных грядах, когда крик совы известил о безопасности, и Андукапар, переодетый мсахури, и Махара монахом, осторожно, опираясь на крючковатые палки, стали спускаться по едва заметным насечкам. Затем в сопровождении двух телохранителей вскочили на коней и свернули не к теснинам Гудамакарским, где, наверное, притаились лазутчики Саакадзе, и не к руслу Арагви, где безусловно устроена засада, а к каменистой горе, круто обрывающейся в пропасть.
Один из телохранителей, вбив железный клин в расщелину, привязал к нему канат и ловко спустился на ближайший выступ. Там вновь закрепил канат за зубчатый камень и подал знак орлиным клекотом. Другой телохранитель обвязался веревкой, которую свободной петлей соединил с канатом, и, держась за веревку, стал сводить под уздцы фыркающего коня. Андукапар сползал, зажмурив глаза. Под ним зияла бездна, словно дьявол оскалил пасть; над ним, как непривязанный шатер, качалось едва лиловеющее небо - вот-вот оторвется.
Нет, по этой накатанной чертом полосе он не проведет Гульшари, а иного пути для них не существует, пока Саакадзе владеет Картли, - так думал Андукапар, с трудом подавляя желание ринуться в пропасть, манящую каменной глубиной... Телохранитель подхватил князя, они стояли на уступе, силясь перевести дух. Сверху посыпалась каменная крупа: выпучив глаза, съезжал на корточках Махара, таща за собой упирающихся коней. На всю жизнь осталось в памяти князя это безумное путешествие. Спускаясь на второй выступ, кони стонали, ручьи пота катились с их крупов, гривы дыбились, а блестящие белки наливались кровью.
По гранитной глади сползали на разостланных бурках. Справа и слева дымились провалы. Дыхания не хватало. Андукапар дрожал от озноба, судорожно цепляясь за острые камни.
Что произошло дальше, как возникла тонкая нить, превратившаяся в горную речку, как сквозь серо- фиолетовый туман соскользнули к подножию, - Андукапар почти не помнил. Очнулся он от раскатов хохота, эхом прыгающего в горах:
- С ума сошли! Мы с зари вами любуемся! Какой масхара поволок вас по тропе смерти?
На зеленой полянке рослый саакадзевец у костра мешал в котле ароматное гоми. Андукапар тупо уставился на потешающихся дружинников, и вдруг до его сознания дошло: не узнали!
- Что будешь делать? - подражая слугам, заговорил Андукапар. - Разве проклятый князь дорожит жизнью человека? Всех избавил Моурави от страданий, только о мсахури и глехи князя Андукапара не вспомнил.
- А почему сами не избавились? - возмутился самый молодой из дружинников. - Ишачьи дети! Все люди по земле ходят, а вы подобно змеям извиваетесь.
- Будешь извиваться, - заплакал Махара, он тоже узнал саакадзевцев, если всю семью пленниками держат. Убежим - даже детей князь поклялся вздернуть на дереве.
- Постой, постой, ты же монах!
- Что ж, разве ряса спасает чистого служителя креста от погрязшего в грехе князя? Пришел из святой обители повидаться с близкими: брат с чадами своими изнывает в Арша, сестра с детьми муки ада от княгини терпит. И вот вынужден, уклониша очи свои, не взирать на небо.
Дружинники, отойдя, переговаривались шепотом. Андукапар сосчитал: нет много, пятнадцать, и не следует забывать, чьей выучки! Проклятый, даже под землей нельзя скрыться! Подкупить? Сразу схватят. Умолять? Еще больше заподозрят...
Андукапар подошел к хурджини телохранителя, достал лепешку, кусок сыра и, опустившись на траву, стал жадно есть. То же самое поторопились сделать остальные, с содроганием думая, что произойдет, если саакадзевцы обыщут самый облезлый, засаленный хурджини, где в одной суме спрятано завернутое в шелковый багдади княжеское одеяние, а в другой - дорогая еда: два искусно зажаренных каплуна и в серебряном плоском дорожном кувшине янтарное вино.
Достав медный кувшин, Махара подошел к весело журчащей воде, сначала сам напился, затем принес остальным. С невероятным отвращением - после слуг - прильнул к горлышку Андукапар, перекрестившись по-стариковски, как это делали его рабы.
Молодой дружинник с жалостью посмотрел на них, взял свой бурдючок, наполнил доверху кожаную чашу и преподнес раньше Андукапару, как старшему, чья седая борода, помимо воли князя, не переставала трястись.
- Правда, твой князь - собака, если в такой путь не взвалил каждому на коня бурдюк с вином! Пей за здоровье Моурави, который и о таком, как ты, не забывает.
- Да прославится имя Великого Моурави! - радостно выкрикнул Андукапар, перекрестил чашу и залпом выпил прохладное вино, в душе желая с каждым глотком погибели всем 'барсам' и 'барсятам'.
Телохранители ощутили неловкость: князь - хорошо знали они - не поднес бы им после пережитого ужаса и по капле из своего фамильного кувшина. А тут?.. Они с такой непритворной жадностью проглатывали угощение, что окончательно рассеяли подозрение дружинников.
- По какому делу ползете?
- По важному, батоно, - поспешил ответить Андукапар, уже успевший все обдумать.
- Это сами видим, раз головы не жалеете!
- Может, черту сватать княгиню Гульшари?
- Хорошо, с нами князь не спустился, - засмеялся Махара, - ваш разговор не пришелся бы ему по вкусу.
- Ты прав, монах, хорошо для князя, что не спустился, мы бы его сразу по рогам узнали.
- Бедный князь: из-за своей щедрой княгини папаху не может носить, башлыком обходится!
- Ох-хо-хо-хо! - разносилось эхо по ущелью.
Много усилий стоило Андукапару не выхватить спрятанную в шарвари шашку и не расправиться с саакадзевцами, а заодно и со своими рабами, но на этот раз он предпочел подхватить веселость и заливисто захохотал, но вдруг недоверчиво, как бы по привычке оглянулся:
- Вам хорошо смешить ущелье, а я - старший мсахури рогатого - даже хвостатому не пожелал бы свататься к княгине, ибо она и черта в теленка превратит. - И дружески ударил по плечу обалдело смотревшего на него телохранителя.
Тот понял этот знак и принялся осыпать проклятиями и насмешками темный дом Амилахвари. Лишь один Махара недовольно пробурчал, что господина бог послал, иначе от кого такую власть князь имеет? Если его хлеб только нюхаешь, и то грех ругать. А по делу едут они очень важному: князь задумал с братом посоветоваться, как дальше жить. Княгиня скучает, хочет в Тбилиси, но устрашается гнева Моурави.
Заметив настороженность дружинников, Андукапар перебил Махара:
- Вот князь Андукапар и решил просить Мцхетского митрополита быть посредником между ним и Моурави, потому и монаха с нами погнал: один свалится - трое дойдут, трое убьются - один дойдет, с конями тоже так.
- Утешьте раба верующего, добрые воины, - подхватил Махара, - Христа бога нашего евангельское слово к вам: не оставляйте на опасном пути странника, и не оставляемы будете. А я, яко кроток есмь и смирен сердцем, прилежно вознесу моление о жизни вашей любославной и преблаженной.
Саакадзевцы переглянулись, и их начальник спросил уже более доверчиво:
- А обратно как будете возвращаться?
- По ответу и дорога ляжет, азнаур, - польстил дружиннику Андукапар, если митрополит уговорит Моурави, открыто поедем, если Моурави откажет опять придется черта беспокоить и по его спине карабкаться к замку.
