- Ну, выкладывай свою мысль, твою идею.
- Я понял, что безумно люблю мадемуазель де Парделан! Какой позор на мою голову!..
- Странно было бы, если бы ты этого не понял!
- Говори это себе, проклятый! Ну ладно! Так вот какая идея: я хочу немедля заставить себя поклоняться другой. Это будет моей карой.
- Ах, так вот что советует тебе Бог Фехтования?
- Не смейся, презренный еретик! Бог Фехтования сделал то, что ужасный Кальвин, твой друг, не смог бы сделать: лекарство здесь, в этом замке.
- В этом замке?
- Да, в Сент-Весте: это молодая дама, говорят, она вдова.
- Баронесса д`Игомер?
- Она самая. Баронессе двадцать пять лет, именно подле неё я и хочу покаяться, в этом мое наказание.
- Красивое наказание.
- Тем лучше: кара будет полной!
Арман-Луи совсем не понимал, каким образом красота баронессы могла наказать Рено более основательно. Пока он искал разрешение этой загадки, г-н де Шофонтен вылил флакон душистой воды на свои руки, волосы, платок, одежду и вышел, должно быть, принимать наказание от молодой вдовы.
В это самое время в замке Сент-Вест находился молодой сеньор из Брабанта, к которому Арман-Луи испытывал чувство особой ненависти. Говорили, что сеньор - доброволец в армии, отданной императором Фердинандом под командование знаменитого и непобедимого графа де Тилли.
Барон Жан де Верт напоминал графа де Паппенхейма отвагой, спесью и высокомерием. Но, кроме того, он отличался своим бахвальством, несдержанностью языка, что, впрочем, было странным для человека, прославившегося своей храбростью, чему были сотни свидетелей, и своими десятью боевыми ранами.
У Жана де Верта был надменный взгляд, язвительные слова, а в лице выражение лукавства и жестокости, столь ненавистное г-ну де ла Герш. Его манеры были отмечены печатью наглости и хвастовства. Он мог бросить золотой дукат конюху, который прилаживал сбрую его лошади, и почти тотчас же нанести ему жуткий удар хлыстом при малейшем промедлении или небрежности. Если молодая девушка, служанка или садовница, к которой он только что обратился с игривым словом, вдруг норовила убежать, он хватал её за руку или за талию так грубо, что под его пальцами на теле оставались синяки.
Таким образом, в сеньоре Жане де Верте соединялись спесь тамплиеров, бахвальство офицера, выслужившегося из рядовых, необузданный нрав, пиратская свирепость и вместе с тем дерзость и ум.
Что заставило Армана-Луи остерегаться всех этих плохих и хороших качеств барона - так это то, что Жан де Верт заприметил м-ль де Сувини.
Г-н де Шофонтен, со своей стороны, уверял, что Жан де Верт будто бы неравнодушен и к м-ль де Парделан.
- Ах, что за удовольствие было бы рассечь его лицо на четыре части! сказал Арман-Луи.
- С какой радостью я всадил бы свою шпагу в его живот! - согласился с ним Рено.
Самым грустным, однако, было то, что и тот и другой выглядели довольно жалко на фоне брабанского сеньора. Да и возможно ли сразиться, соперничать с человеком, умело расточающим серенады дамам и заваливающим замок роскошными подарками, которые заставляли ахать и восторгаться даже челядь!
Враждебность французских дворян, которую Жан де Верт, кажется, почувствовал, подстрекала его к ещё более чрезмерной щедрости.
Карманы барона напоминали бочку Данаид, с той лишь разницей, что если мифологическая бадья не могла наполняться, то карманы Жана де Верта не могли опустошаться.
Известно, что в замке Сент-Вест иногда играли по-крупному. Жан де Вест, который, казалось, открыл где-то золотую жилу, сокровища которой использовал с выгодой для себя, проигрывал или выигрывал в карты такие суммы и так небрежно, как если бы пистоли и дукаты были для него всего лишь песчинками или речной галькой.
Однажды вечером в замке была разыграна карточная партия между ним и норвежским дворянином. Г-н де Шофонтен, сидевший возле стола, внутренне, в душе, желал норвежцу удачи. Это было единственным, чем он мог рисковать безбоязненно.
- А вы не делаете ставки? - спросил Жан де Верт, повернувшись вполоборота к Рено.
Последний, помусолив руками застежки своего довольно тощего кошелька, вместо ответа, достал оттуда две золотых монеты и бросил их на сукно.
Вопреки благоразумию, в две секунды два золотых экю были проиграны.
- Садись сюда, возможно, тут вам больше повезет, - сказал барон, указав Рено место в другом конце стола.
Рено сел. Арман-Луи, в течение нескольких дней подвергающий свое воображение пытке с единственной целью придумать тысячу предлогов, чтобы не играть, посмотрел на него растерянно.
Однако Рено уверенно тасовал карты, как будто всю свою жизнь он занимался только этим.
Какое-то время ему везло. И всякий раз золото переходило из кармана Жана де Верта в карман Рено. Везение и азарт навели его на мысли о г-не де ла Герш, который в этот момент в его воображении рисовался отчаянным капитаном, ведущих всего лишь горстку людей, чтобы сразиться с целой армией.
'Прекрасная схватка, - подумал он. - Сражение будет жесто - ким!'.
Арман-Луи увеличил, между тем, число посылаемых другу сигналов бедствия, призывал его умерить свой пыл. Но с не меньшей сноровкой Рено старался не замечать их.
Жан де Верт посмеивался и доставал все новые сверкающие дукаты из своего длинного шелкового кошелька, казавшегося бездонным.
Вдруг удача отвернулась от Рено. Нужен был туз червей, а он вытащил семерку пик. Куча золотых монет, которую Рено положил с вой карман, вернулась к его противнику.
- Может, вам следовало бы остановиться? - насмешливо предложил барон.
- Отступать? Полноте! - ответил Рено.
Он стоял на своем и ввел в бой свои резервы. В мгновение ока они также были потеряны.
- Мой дорогой де ла Герш! Передай мне твой кошелек! - крикнул он решительно.
Арман-Луи поднял на католика глаза, полные тревоги.
- Мой кошелек? - переспросил он.
- Да, черт побери! Тот, что ты бросил сегодня утром в свои короткие штаны!
В такого рода ситуациях память у Рено была отменной.
- Но там мало денег, - прошептал г-н де ла Герш, подумав о завтрашнем дне.
- Все равно давай!
Арман-Луи сунул руку в карман.
- Вот! - сказал он, вынимая кошелек из самых глубоких тайников своих коротких штанов.
Это был очень приличный кошелек из испанской кожи - крепкий и круглый и такого размера, что мог вместить целое состояние, но его обвислость свидетельствовала о том, что он слишком часто бывал пустым.
- Какая прелестная вещица! - сказал барон ухмыляясь. - Как она, должно быть настрадалась за свою жизнь!
Рено открыл кошелек и сунул туда руку. Несколько дукатов слабо звякнули под его пальцами.
Игра возобновилась. Но разве могли подобные новобранцы противостоять столь многочисленным и обстрелянным войскам! Их оборона была героической, однако через несколько минут кошелек из испанской кожи, совсем плоский, лежал на углу стола. Рено встал, не произнося не слова. Кошелек погиб в честном сражении. Жан де Верт все ещё сидел, упершись локтями в стол.
- Вы намерены продолжать? - спросил он. - Я предлагаю кошелек в сто пистолей.
Рено сел и решительно подтолкнул его на сукно. Но суровый взгляд г-на де ла Герш остановил его.
- Нет, не сегодня! - сказал г-н де Шофонтен, вставая.
Через час или два, когда они вернулись к себе, Арман-Луи вывернул свой чемодан до дна, но не найдя там ни одной монеты, вопросительно посмотрел на Рено.
