собой, она проговорила слабеющим голосом:
- Король! Я это знала!
- Ты слышишь это, Господи! - вскрикнул Авраам.
Густав-Адольф, - а это был он, - собрался объясниться, но Маргарита, бросившись к ногам отца, взмолилась:
- Прокляните меня! Ударьте меня! - сказала она. - Священный христианский долг, девичью честь, честь вашего имени, я все забыла, отец. Да, это он, король!
Авраам Каблио, все это время стоявший закрыв лицо руками, поднял голову: величие беды и покорности судьбе легли печатью на его изборожденное морщинами благородное чело.
- Моя старость опозорена! - сказал он. - Но позор моих седин не мешает мне помнить о том, что вы помазанник Божий. Дом этот открыт, вы можете выйти из него так же, как вы сюда вошли. Только не забывайте, Густав-Адольф: у короля должны быть и другие заботы, кроме той, чтобы приносить бесчестье в дом одного из его слуг.
- Вы считаете, что я настолько труслив, что могу уйти, не узнав, что станется с Маргаритой? - вскричал Густав-Адольф.
Услышав эти слова, Каблио вскинул голову и, скрестив руки на груди, с достоинством ответил:
- И вы осмеливаетесь задавать мне вопросы? С каких это пор отец не вправе судить свою дочь? Может, Маргарита ответит? Спросите же её об этом!
Слова ещё слетали с губ Авраама, когда боковая дверь вдруг открылась, и прелестный, как день, ребенок, робкий и улыбчивый, тихо выскользнул из соседней комнаты.
Увидев его, Авраам задрожал всеми своими членами. Маргарита все ещё стоявшая на коленях, привлекла ребенка к себе и затем, подтолкнув его к ногам Авраама, представила его ему:
- Пусть я умру, воля ваша, - сказала она. - Но простите это невинное создание!
Каблио наклонился, и руки ребенка обхватили его за шею.
- Ах, я побежден! - воскликнул Авраам, не в силах оттолкнуть его.
Он обнял ребенка и Маргариту и прижал обоих к груди. Их слезы и их поцелуи смешались, затем, высвободившись из объятий, Маргарита взглянула на отца умоляющими глазами:
- Отец, - сказала она. - Позвольте мне последний раз поговорить с королем Густавом-Адольфом?
Авраам Каблио посмотрел сначала на дочь, затем на короля.
- Сир, я удаляюсь, - обратился он к королю. - Пусть, однако, ваше величество помнит о том, что вы в моем доме!
Как только они остались одни, Маргарита повернулась к Густаву-Адольфу.
- А я этого и не знала!.. Вы - король?! - Король! сказала она, вспыхнув.
- Ах, но разве полюбили бы вы меня, знай вы, что я король? воскликнул он.
- Король! Король! - повторяла она, изучая его глазами. - Но когда вы, сидя у моих ног, клялись вот этим самым ртом, вот этими самыми губами, которые я считала искренними, что существуете для меня, и если бы тогда кто-нибудь пришел бы и сказал, что вы король Швеции... Я бы никогда этому не поверила! И надо же было такому случиться, чтобы именно мой отец открыл мне глаза!..
Но голос Густава-Адольфа прервал её.
- Помните ли вы день, когда случай привел меня к вам! - громко заговорил он. - С первой вашей улыбки я понял, что принадлежу вам. Моя душа без остатка была отдана вам... Кем я был? Солдатом, у которого тысячи врагов оспаривали его отечество, королем без короны, почти изгнанником, ссыльным? Лихорадка пожирала мои дни: ни часа без тревог, всегда и во всех козни, борьба. Но мою бесконечную тоску прервали, наконец, вы, в вас я нашел утешение своему безрадостному существованию! Возле вас я начал дышать полной грудью, вы отогрели мое сердце, только с вами я стал обладателем тех благ, которые есть даже у самых ничтожных из моих подданных: благ, которые заставляют их любить жизнь. В вашем лице я имел руку друга, преданное сердце и, наконец, женщину! Нет, не смотрите на меня такими сердитыми глазами! Ну а если государственные дела отнимали у меня свободу, то душа моя не изменила вам, она никогда не прекращала принадлежать вам!.. Ваш образ следовал со мной повсюду, он утешал меня в сражениях и был моей надеждой на возвращение. Единственные часы, когда я почувствовал опьянение жизнью, я испытал именно здесь, нигде больше мое сердце так не билось... Верьте голосу, который говорит вам это! Если бы не было необходимости защищать народ, вверенный мне: защищать от поляков, датчан, русских, австрийцев, разве покинул бы я хоть на один день этот белый домик, где я встретил вас! Ах, сколько раз я мечтал спуститься с королевского трона, где отдых мне не позволен! Я бы сделал это несомненно, если бы долг чести не связывал меня!.. и потому что я король - вот вы уже больше и не любите меня!
- Ах, я вас все ещё люблю, потому и прощаю! - зарыдала Маргарита.
Король вскрикнул и хотел заключить её в свои объятия. Но она поднялась и сказала:
- Густав-Адольф! Маргарита умерла. Здесь перед вами только дочь Авраама Каблио, человека, который сражался за Ваше величество. Остальное забудьте!
- Могу ли я забыть? - растерянно произнес Густав-Адольф.
- Вы сможете, если будете думать о Швеции! Швеция под угрозой, вы сами это говорили. Отдайтесь ей всецело. Отчизна - вот кто теперь ваша невеста, ваша жена, ваша любовь! Выше шпагу, Сир - и защищайте свою страну. Я возвращаю вам Швецию! Вот соперница, мой горячо любимый король, к которой я не могу вас ревновать!.. Европа в огне, сказали вы мне однажды: разбушевались страсти, провинции и королевства втянулись и запутали в опасных играх. Пусть Швеция, воодушевленная вами, вступит в борьбу, пусть её участь будет счастливой. За дело! А мое сердце, в котором вас никто не заменит, будет всегда биться во имя Густава-Адольфа.
Король стоял в нерешительности; никогда Маргарита не казалась ему более красивой и трогательной. Но он слишком хорошо знал её, для того, чтобы понять, что потерял её.
- Вы этого хотите, Маргарита?! - спросил он, вздыхая. - Нет больше Маргариты! К оружию, Сир!
- Тогда, прошу вас, вашу руку, ваши губы в последний раз! И да спаси вас Бог! Шпага вынута, и больше я не вложу её в ножны!
Из глаз Маргариты, излучающих любовь, текли слезы, она обхватила голову короля руками... ей казалось, что сердце её вот-вот выскочит - так сильно оно билось. А затем указав ему на морские дали, за которыми был германский берег, она сказала:
- Вот ваш путь!
Раздираемая безумным волнением, совсем обессилевшая, Маргарита упала в кресло. Рыдания вздымали её грудь, её руки повисли вдоль тела. Густав-Адольф бросился к её ногам. Сколько часов провел он когда-то подле неё в счастливые времена, тогда она верила в него! Он не смел говорить теперь, и держал её в своих объятиях.
Маргарита была в полном изнеможении. Какое-то время она оставалась неподвижной, уронив голову на плечо короля и плача. Потом она порывисто встала, её глаза горели. Не сдерживая слез, ручьями бегущих по щекам, Маргарита сказала:
- Сир, для вашего величества отныне я лишь подданная, мать одного из ваших подданных. И пусть завтрашнее солнце больше не застанет вас здесь!.. А чтобы эта наша встреча была последней, я хочу, чтобы мой отец узнал о вашем решении.
Она позвонила в колокольчик. Вскоре после того вошел Авраам.
- Отец, - сказала она, - вот король, который собирается уничтожить врагов нашей религии.
- И он принесет в жертву этому делу свою жизнь?
- Ах, я клянусь вам в этом! - воскликнул Густав-Адольф.
На что Авраам ответил:
- Я снарядил корабль для своей страны в то время, когда она воевала с Данией, - сказал он, - и ещё большее число я снаряжу для защиты нашей веры. Моя кровь и мое золото - ваши, Сир.
- Тогда я назначу вам свидание в Карлскроне: я хочу, чтобы все корабли, имеющиеся в Швеции, собрались там.
- Мои фрегаты будут отовсюду, и пусть все узнают, на что способен человек истинной веры.
Маргарита подняла на отца умоляющие глаза.
- Позвольте мне последовать за вами, - сказала она. - Вы станете воодушевлять своим примером экипажи кораблей, набранные вами; я буду молиться за тех, кто пойдет сражаться, а ребенок увидит там
