бестолковая жизнь лежала у него, как на ладони. Сейчас ему нужно было знать только одно - с кем Витковская ехала в автомашине в тот вечер, когда ее, пьяную, вывел из пивной лейтенант Никитин.
Но Галка говорила, что не помнит,
Она говорила, что не помнит совершенно, кто ее усадил в машину, и была ли эта машина 'Волгой' или нет. Она также не помнит, что там делала. Не помнит, потому что была в состоянии сильного опьянения.
- Я крепкая на водку, - пояснила она, - но я водку влила в пиво. Это называется ерш.
- Вот именно, - смущенно подтвердил Никитин, - Это-то ты, оказывается, помнишь... Только сделала ты это не у меня за столиком, а раньше. Я наблюдал. Водку ты взяла в магазине, а пиво заказала в пивной. Села в углу и все смешала. Помнишь?
- Может быть. - безразлично сказала Галка.
Она посмотрела в окно, за которым была уже ночь и всего одна звездочка светилась в прямоугольнике открытой форточки.
- Тебя обвиняют в убийстве, - повторил в пятый раз майор. - Понятно?
Задержанная кивнула. Она не возмущалась, как в первый раз, что майор обращается к ней на 'ты'. Она только шмыгала распухшим носом и кивала. Она уже выревелась за два часа, вволю наругалась и теперь апатично ждала дальнейшего хода событий.
А майор указывал ей на лист бумаги, на котором темнели отпечатки ее десяти пальцев. Два из этих отпечатков точно совпадали с теми, что были обнаружены на рукоятке финки, вытащенной из спины убитого Лапина.
На финке почти не было отпечатков. Быть может, ее брали рукой, одетой в перчатку. И лишь в одном месте сохранился след двух пальцев. Ни одна дактилоскопическая карта не показала, кому из известных милиции преступников принадлежат отпечатки. В последний момент майор решил взять отпечатки рыжеволосой. Отпечатки совпали. Да, финка была в руках девушки!
Никитина вызвали. Попросив разрешения у майора, он вышел. Майор остался с глазу на глаз с Витковскои. Терпеливо ходил он из угла в угол. Галка не могла или не хотела ничего вспомнить. Тогда майор сказал:
- Тебя усадили в 'Волгу', потому что именно 'Волгу'
заметил Никитин. Тебя хотели еще подпоить, и ты согласилась продолжать пьянку. Тебя угощали в машине. Что ты ела?
- Да... я что-то ела... В пивной я пила, но не ела. В машине я не пила, но ела. Я хотела есть...
- Консервы?
В голубых глазах появилось напряжение. Галка хотела вспомнить.
- Консервы, - повторил майор. - Или нет? Если не помнишь, не говори.
Но девушка уже вспомнила:
- Я сама открывала банку... Сама. Потому что он вел машину.
- Кто oн?
- А шут его знает... Да, это были шпроты... Но пить я не стала. Он хотел подловить меня, споить, ну и... вообще... - Галка откровенно посмотрела в лицо майору и усмехнулась.
- Понятно, - кивнул майор. - Этого нам не надо...
- Ничего и не было... вообще... - насмешливо фыркнула девушка. - Старый фраер... Номер ему не прошел, товарищ майор.
- А я и не спрашиваю... Ты нам покажи его лучше. Помнишь ты его?
- Я сто раз говорила - не помню... Не помню лица, не помню... Немолодой - это я помню.
- Ну, хорошо... Тогда - вот... Смотри. Это все владельцы машины 'Волга'. Они живут в нашем городе. Смотри...
Тебя обвиняют в убийстве. Ясно? Смотри.
Несколько фотографий легли веером на столе.
Галка всмотрелась.
Она указала сразу на двух, дотронувшись до карточек тонким указательным пальцем, на котором блеснуло дешевенькое колечко.
- Кажется... кто-то из этих...
- Ладно... Ты, вроде, устроилась на работу? Перестань пить, возьми себя в руки. Если надо, найдем тебе комнату, чтобы ушла от подруги. Идем...
Майор проводил ее к выходу и сказал дежурному:
- Пропустите!
'Пустой номер, - подумал дежурный, - Пустой номер получился у товарища майора'.
И, сделав скорбно-значительное лицо, он пропустил Галку.
* * *
Майор проверял еще одну версию. Точнее, подозрение.
И выехал в ту самую курскую деревню, где по паспортным данным родился Валентин Михайлович Носов.
В эти дни сразу ударил мороз, лед на озере посреди деревни окреп, и ребятам было, где покататься.
Их гомон слышал Николай Петрович каждый раз, проходя мимо озера к домику в переулке. Из этого домика ушел в сорок первом на войну молодой учитель, сын колхозного бригадира Валентин Носов. Жена его, тогда совсем юная преподавательница русского языка и литературы, провожала его на станцию. Через два года они увиделись.
Валентин приезжал на побывку после госпиталя. Затем вновь уехал.
А через полгода вот это...
Маленькая женщина с седыми волосами протянула майору пожелтевший листок бумаги.
'Погиб от руки бандитов...' - читает майор.
- Его убили через четыре месяца после окончания войны, - тихо говорит маленькая женщина. - Как учитель, он демобилизовался одним из первых. Я получила письмо из Польши от его друга. Валентина нашли в лесу накануне его отъезда домой... Напали бандиты...
Майор молча наклонил голову.
Потом он поднял глаза и увидел перед собой в общей тоненькой черной рамке несколько фотографий. Со всех смотрел молодой Валентин Михайлович Носов. Не было никакого высоченного красавца с шапкой черных волос, лихого капитана, участника испанской войны. Был русоволосый худенький паренек, студент педучилища. С курносинкой и легкой простоватой улыбкой, со значками ГТО и БГТО на толстовке. Был лейтенант в гимнастерке с отложным воротником. А на последнем военном снимке он был уже старший лейтенант - в погонах и с орденом Красного Знамени ..
Самый лучший снимок был все-таки тот, где он снялся с женой в день их свадьбы. Или, может быть, так показалось майору...
Вечером Гарин уехал из села с попутной машиной.
Через несколько дней он сидел в архиве и листал старое-престарое дело об измене Родине.
Первым документом был рапорт, написанный угловатым резким почерком на листе бумаги, вырванном из конторской книги.
Писал командир саперной роты:
'Двадцать пятого мая 1943 года при отыскании брода через реку Лопань рядовой вверенного мне подразделения Игнатов И. М. обнаружил...'
Оказывается, Игнатов И. М. обнаружил в реке зацепившиеся за корягу две связки. В каждой из связок была каска, автомат, сумка с патронами, сапоги, ремень... Вышеуказанные вещи, как писал командир роты, переданы вышестоящему начальству для изучения.
Изучать тут было особенно нечего. Накануне два человека ушли в ночной дозор и не вернулись. Или их убили, или взяли в плен немцы. Оказалось сами ушли за реку, к немцам. Вещи были опознаны, номера автоматов подсказали фамилии перебежчиков - Лапин и Хрусталев...
Лапина судили вскоре после его возвращения из добровольного плена. А Хрусталев...
Его хотели арестовать в кабинете, на месте работы. Но потом решили этого не делать.
Директор завода обедал в двенадцать дня - иногда в столовой, иногда дома. Николай Петрович решил:
