креста… Эта боль раскалывает мне спину. Хочу вернуться в Жофре Мартель, хочу, чтобы мне сделали лоботомию, если я этого заслуживаю… И я хочу знать. Я хочу…
– Вы ищите спасения, - перебил Дагенхем. - Спасения нет.
– Я хочу освобождения!
– Исключено, - отрезал Йанг-Йовил. - Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать ее на лоботомию.
– Нам не до простых детских понятий - преступление… наказание… - быстро вставил Дагенхем.
– Нет, - возразила Робин. - Должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда не сможем преступить их.
– Нажива и убыток, грех и прощение, идеализм и практицизм… - горько улыбнулся Фойл. - Вы все так уверены, так прямодушны… А у меня лишь одни сомнения. Посмотрим, насколько вы действительно уверены… Итак, отдадите Оливию? Мне-да, так? А закону? Она - убийца.
Престейн попытался встать, но рухнул в кресло.
– Должно быть прощение, Робин? Ты простишь Оливию Престейн? Она убила твоих родных.
Робин смертельно побледнела.
– Вы, Йовил. У Внешних Спутников ПирЕ нет. Шеффилд признался в этом. Все равно будете испытывать его на них? Чтобы мое имя вспоминали рядом с именами Линча и Бойкота?
Фойл повернулся к Джизбелле.
– Вернешься ты ради своего идеализма в Жофре Мартель отсиживать свой срок до конца? А вы, Дагенхем, откажетесь от нее? Спокойно отпустите в тюрьму?… Жизнь так проста, - иронично продолжал он. - И это решение так просто, не правда ли? Уважить права Престейна? Благополучие планет? Идеалы Джизбеллы? Реализм Дагенхема? Совесть Робин? Нажмите на кнопку, робот дернется. Но ведь я то не робот. Я выродок вселенной, мыслящее животное… Я пытаюсь разглядеть путь через эту трясину. Возвратить ПирЕ миру. И пусть он себя губит. Обучить мир джантации в космосе. И пусть он себе величаво ступает от галактики к галактике, распространяя повсюду заразу своего уродливого образа жизни? Каков же ответ?
Робот-бармен внезапно швырнул миксер через всю комнату. В последовавшей тишине надсадно прозвучал голос Дагенхема: - Проклятье! Ваши куклы, Престейн, опять разладились от радиации.
– Ответ - «Да», - отчетливо произнес робот.
– Что? - ошарашенно спросил Фойл.
– Ответ на ваш вопрос - «Да».
– Спасибо, - сказал Фойл.
– Счастлив служить, - отозвался робот. - Человек в первую очередь - член общества, а уж потом индивидуум. И независимо от того, обречет ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.
– Совсем спятил, - раздраженно бросил Дагенхем. - Выключите его, Престейн.
– Погодите, - остановил того Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на металлическом лице робота. - Общество может быть таким тупым, таким бестолковым, таким запутавшимся… Ты свидетель нашего разговора.
– Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.
– Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звездам и галактикам? Ради чего?
– Потому что вы живы, сэр. С таким же успехом можно задаться вопросом «Ради чего жизнь?». Об этом обычно не спрашивают. Просто живут.
– Сумасшествие, - пробормотал Дагенхем.
– Но увлекательное, - заметил Йанг-Йовил.
– Жизнь должна быть больше, чем простое выживание, - сказал Фойл роботу.
– Тогда определите это «большее» для себя, сэр. Не требуйте от мира гибели, если у вас появились сомнения.
– Почему мы не можем все идти вперед?
– Потому что вы все разные. Вы не лемминги. Кому-то нужно вести и надеяться, что остальные не отстанут.
– Кому же вести?
– Тем, кто должен… одержимым…
– Выродкам.
– Все вы выродки, сэр. Вы всегда были выродками. Сама жизнь - это выродок.
– Спасибо тебе большое.
– Счастлив служить, сэр.
– Ты спас сегодняшний день. И не только сегодняшний.
– Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, - проговорил робот. После чего он заискрился, затрещал и развалился.
Фойл повернулся к присутствующим.
– Он прав, а вы неправы. Кто мы такие, любой из нас, чтобы принимать решения за весь мир? Пускай мир сам решает. Кто мы такие, чтобы хранить секреты от мира? Пускай мир знает их и решает за себя. Идем в собор.
Он джантировал. Остальные - следом за ним. Район до сих пор был оцеплен. Вокруг собралась колоссальная толпа. Столько опрометчивых и любопытствующих людей джантировало в курящиеся развалины, что полиция установила защитный индукционный экран. Но все равно озорники и зеваки пытались проникнуть на руины. Опаленные индукционным полем, они убегали с жалобным воем.
По знаку Йанг-Йовила поле выключили. Фойл прошел по горячему щебню к восточной стене собора, от которой еще осталось футов пятнадцать в высоту. Ощупал почерневшие камни. Раздался скрежещущий звук, и кусок стены три на пять футов с резким визгом стал открыаться, потом заел. Фойл нетерпеливо схватил его и дернул. Перекаленные петли не выдержали и рассыпались. Панель упала.
Двумя столетиями раньше, когда религия была запрещена, а истовые верующие всех исповеданий ушли в подполье, несколько преданных благочестивых душ устроили эту потайную нишу и сделали из нее алтарь. Золото распятия до сих пор сияло негасимым огнем веры. У подножия креста покоился маленький черный ящик из инертсвинцового изомера.
– Знак?… - выдохнул Фойл. - Ответ, который я ищу? Он схватил тяжелый сейф прежде, чем кто- нибудь успел пошевелиться. Джантировал сотню ярдов на остатки кафедральных ступеней. И там, на виду у всей толпы, открыл ящик. Вопль ужаса сорвался с губ сотрудников Разведки. Они знали об его содержимом.
– Фойл! - бешено закричал Дагенхем.
– Ради бога, Фойл! - заревел Йанг-Йовил. Фойл вытащил кусочек ПирЕ - цвета кристаллов иода, размера сигареты… один фунт твердого раствора трансплутониевых изотопов.
– ПирЕ! - выкрикнул он, обращаясь к толпе. - Держите его! Это ваше будущее. ПирЕ!. - Он швырнул кусочек в гущу людей и добавил: - Сан-Франциско!
Фойл джантировал в направлении Сент Луис-Денвер-Сан-Франциско. Там было четыре часа пополудни. Улицы кипели озабоченно снующими служащими.
– ПирЕ!! - взревел Фойл. - Его дьявольская маска налилась кровью и устрашающе горела. - ПирЕ… Он ваш. Заставьте их рассказать вам, что это… Ном! - обратился он к прибывшим преследователям и джантировал.
В толпе оцепеневших от ужаса лесорубов, торопящихся к своим бифштексам с пивом, возникла кошмарная фигура с тигриным оскалом. Фигура размахнулась и бросила что-то в гущу людей.
– ПирЕ! Эй, вы там, слышите меня? ПирЕ! Хватайте - и без вопросов. Слышите там, вы? Пусть вам расскажут про ПирЕ, и все!
Дагенхем, Йанг-Йовил и прочие, джантирующие за Фойлом с секундным опозданием, услышали: - Токио, Императорская площадка!
Он исчез за миг до того, как до него долетели их пули.
Фойл побывал в Бангкоке, где дождь лил как из ведра, в Дели, где бушевал муссон… преследуемый по пятам гончими псами. В Багдаде в три часа ночи его встретили с пьяным умилением завсегдатаи ночных
