– Забавно, – обронила она, не отрывая глаз от залива, – видеть, как король отказывается от своего долга и передоверяет защиту чести и достоинства королевства двойственному союзу бывшего жулика и ветрогонной девчонки. Но еще забавней, что эти союзники берутся за свою роль всерьез.
Коста почтительно молчал.
– Я начала с любви к незаконному отпрыску королевского рода, продолжала Гемма, – и, наконец, сама сделалась королевой. И я сыта по горло монархическими впечатлениями. Теперь я хочу попробовать другой жизни и другого общества. Я думаю, что оно будет лучше.
– Правильно, дорогая барышня! – с восхищением сказал Коста. – Поверьте мне, я сведу вас с настоящими людьми, а не с этими недоносками без мозгов и души.
– Отлично, – ответила Гемма.
– А теперь нам нужно будет поговорить насчет государственных дел. Король вышел в тираж, но события требуют действий. Нам нужно ответить генералу, пока он еще плавает на своей лоханке и не отправился кормить крабов, – предложил премьер.
– Пойдем в розовый павильон, – сказала Гемма, – там не так душно. Здесь можно задохнуться.
Она набросила легкий шелковый плащ и продела руку под услужливо подставленный локоть премьера. Они прошли коридором и на минуту остановились у двери кабинета Максимилиана.
– Гробница его величества, – шепнул Коста, указывая на дверь.
Гемма подняла руку благословляющим жестом.
– Мир праху его! Requiscat in pace![8]
Если бы министр и королева догадались заглянуть в замочную скважину, они увидели бы покоящегося в мире короля. Вернувшись из апартаментов королевы, Максимилиан осмотрел тщательно ящик стола, над которым потрудился придворный столяр.
Осмотр удовлетворил его. Он весело засвистал и осклабился.
Закрыв ящик, он набросал в угол дивана груду вышитых подушек и, взяв со стола роман в желтой обложке, улегся поудобней.
Улегшись, протянул руку к столику и, сняв резиновую трубку с хрустальным наконечником, тянувшуюся по ковру к большому столу, припал губами к наконечнику. Лицо его осветилось спокойным блаженством, острый кадык задвигался, и в горле забулькало.
Придворный столяр отлично выполнил заказ, приспособив ящик стола для помещения бидона с ликером, который король и тянул в промежутках чтения через трубку в продолжение двух часов, пока глаза его не помутнели окончательно, и он умиротворенно заснул, выронив из рук томик романа.
19. Отречение Симона
Гемма встала на пороге павильона, прижимая к груди ворох роз. Она смеялась, погружая-лицо в душистую сырость лепестков.
– Вот так ладно, барышня! – сказал Коста из глубины павильона. – Я не могу ручаться, что наш пароходный друг не завел себе штат штук в тридцать бродячих ушей и глаз, скупленных по сходной цене. Королеве подобает срывать розы и не мешаться в политику.
– Чем больше я перестаю быть королевой, тем лучше себя чувствую, ответила она, сгоняя с лица улыбку.
– Значит, до полуночи. В полночь вы сможете отправиться. Сопровождать вас будут надежные парни. Положитесь на них, как на меня, – отозвался Коста.
Гемма вырвала розу из букета и нервно оборвала лепестки. Они рассыпались по ступеням алыми лодочками.
– Я только не знаю… я боюсь, что я не сумею говорить. Я никогда не говорила с таким количеством людей, – задумчиво сказала она.
– Ерунда! Вы их не видали! Когда они появятся перед вами, у вас сразу заговорит самое нутро. Только держите себя в руках и забудьте на это время, что вы барышня.
– Хорошо! Я постараюсь быть способной ученицей.
– Ну, а теперь идите к себе и приготовьтесь к отъезду. Опоздать нельзя ни на минуту. Поверьте слову опытного человека. Когда выдергиваешь из колоды меченого туза, партнер не должен этого видеть.
– Сравнение подходящее, – расхохоталась Гемма, насмешливо поклонилась премьеру и убежала.
Коста поглядел на оставленные на ступеньках лепестки, на дорожку, по которой умчалась собеседница, и причмокнул языком.
– Ей-богу, отличная барышня! Я думал, что такие бывают только на картинках в воскресных модных журналах.
Он постоял еще минуту, покачивая головой, закрыл за собой дверь павильона и прошел через парк к воротам дворца.
Двое часовых-гвардейцев в зеленых мундирах и сиренево-розовых чикчирах, стоявших у решетки, сделали на караул. Премьер ответил на приветствие и очутился на улице.
Под теплой тенью каштанов стоял его экипаж, и он энергично вскочил на подножку.
– Куда прикажете! – спросил черномазый кучер.
Премьер оглянулся по сторонам.
– Поезжай за город, Петриль… К Георгосу, – тихо сказал он.
За городом дорога побежала белыми известковыми изгибами в гору, среди отвесных скал, на обрывах которых висели, вцепляясь корнями, корявые горные сосны.
Бойкие гнедые лошадки легко несли экипаж, и Коста сладко задремал.
Он проснулся, когда экипаж, уже в паутине сумерек, спустился в долину, зеленую от виноградников, и остановился у мазанки, прилипнувшей задней стеной к ржаво-бурому обломку скалы.
Навстречу лошадям шарахнулись белолапые, мохнатые, как медведи, собаки.
Они норовили вскочить в коляску и вытащить премьера, и Петриль яростно хлестал их кнутом, когда дверь мазанки раскрылась и хриплый голос крикнул:
– Эй вы, черти!.. Назад!
Собаки поджали хвосты и удалились с суровым рычанием. Вылезший из мазанки хозяин подошел к экипажу, держа в руке винчестер.
– Кого принесло? – спросил он не слишком приветливо, вглядываясь в гостей.
– У тебя, видно, болят глаза, Георгос, – ответил Коста.
Подошедший опустил ружье на землю.
– А, это ты, Коста, – сказал он, ухмыльнувшись, – я слыхал, что ты стал очень важным барином. Зачем тебе понадобилось приезжать в гости к такому мужлану и барсуку, как я?
Коста выпрыгнул из коляски и пожал руку хозяину.
– Не бойся! Барин я или не барин, но я не забываю старых друзей. В свое время, старина, мы немало настреляли здесь вместе чужой дичи и одинаково не любили лесничих. И чиниться нам не пристало. У меня большое дело к тебе. Вынеси сюда на столик хорошего старого винца, да поторапливайся. Мне очень некогда.
Горец взглянул на него пристально.
– Что тебе так загорелось? Неужели ты недоволен своим барством и хочешь приняться за старые дела?
Коста усмехнулся.
– Старые дела? Ах ты, ворона! Я не занимаюсь больше мелочью. Я задумал большое предприятие…
Он замолчал. Георгос придвинулся ближе.
– Какое?
– Тащи вино! – ответил Коста, усаживаясь на табуретку перед вбитым в землю столом.
Георгос зашлепал по земле мягкими горными туфлями и скрылся в мазанке. Через минуту он появился снова с глиняным круглопузатым кувшином, двумя кружками и куском овечьего сыра.
– Может, это покажется тебе невкусно после королевских фиглей-миглей?
