– Как не хотят? – простонал лорд Орпингтон, сжимая голову руками.
– Они заявили, сэр, что им нечего вмешиваться в чужие дела. Они заявили, что защищать, извините, сэр, такую сволочь, как население этого города, они не желают.
– Расстрелять!.. Каждого десятого! Я им покажу!
– Поздно, сэр! Взгляните на рейд, – сказал уныло генерал Тиббинс.
Сэр Чарльз бросился к парапету террасы и застыл, как жена Лота.
Рейд кишел шлюпками, и в них, как муравьи, сыпались солдаты.
– Они убираются сами и сносят спящих товарищей, сэр. Они говорят, что вовсе не желают платиться своими шкурами за «паршивый вертеп».
Сэр Чарльз оторвался наконец от парапета. Лицо его съежилось и посерело.
– Мой катер, – выдавил он хрипло. – Где мой катер?
– Ваш катер, сэр, находится под охраной моряков. Им можно еще воспользоваться, – ответил генерал Тиббинс.
– Кук! Машину! Мы едем! – крикнул лорд Орпингтон. – Дай мне, боже, силы пережить этот позор.
– Машина уже ждет, сэр Чарльз. Я приказал сразу приготовить ее, отозвался лейтенант Кук с явной радостью.
Сэр Чарльз покинул террасу огромными шагами. Генерал Тиббинс и Кук поспешили за ним.
Катер колыхался у стены набережной среди криков, плеска весел, грохота моторов и гула толпы на набережной.
Лорд Орпингтон сидел на корме, закрыв лицо руками, чтобы не видеть панического бегства своих войск.
Генерал Тиббинс наклонился над ним.
– Сэр! Делегация правительства просит свидания с вами.
Сэр Чарльз поднял голову, и глаза его сверкнули бешенством.
– Правительства? Какого правительства? Какого черта им нужно?
– Делегаты просят предоставить им перевозочные средства, чтобы сесть на корабли и избежать расправы.
Лорд Орпингтон встал и захохотал.
– Что? Они хотят ехать? Куда? В Наутилию? Что же они думают, что Наутилия помойная яма для каторжного сброда? Ха-ха-ха!
– Что же прикажете ответить, сэр?
– Скажите, что эта рвань может тонуть, как ей вздумается. Отчаливай!
Катер отвернулся носом от мола и понесся в открытое море, провожаемый воплями и стенаниями покинутых.
С кормы сэр Чарльз видел, как по покатым улицам бежали вниз к порту орды людей, нагруженных чемоданами, граммофонами, клетками с птицами и другим домашним скарбом. Все это стадо выло, ревело, спотыкалось, падало и неудержимо лилось вниз к спасительным водам залива, в которых была последняя надежда.
Офицеры, сидевшие в катере, услыхали, как представитель Гонория XIX саркастически засмеялся и отвернулся.
Представители правительства, выслушав ответ сэра Чарльза, осыпали удаляющийся катер градом проклятий и недолетевших камней и заметались в панике.
У края выдвинутой от набережной в лагуну деревянной пристани стоял один из транспортов наутилийской эскадры, вошедший ночью с моря, чтобы покрасить борта. Кто-то из воющей толпы зацепил его глазами. Отчаяние подсказало ему план действий.
– Транспорт!.. Захватить транспорт! – завопил он, и весь обезумевший муравейник рванулся на пристань. Но на транспорте поняли опасность и отшвартовались, спешно принимая на борт последних запоздавших солдат. Когда толпа достигла пристани, между ней и бортом транспорта плескалось уже зеленое масло воды.
Толпа замялась, но, сдавленная напором задних, покатилась на мостки.
Очевидцы рассказывают, что именно здесь погибли самые именитые и доблестные граждане. Первым покатился под ноги и был смят в омлет генерал фон Брендель, до последней минуты не выпустивший из рук маршальского жезла, и тут же испустила дух бывшая супруга президента Аткина.
Толпа сбилась на мостках в тесное месиво, сталкивая передних в воду.
Вдруг над скопищем прижатых друг к другу человеческих голов появилось нечто шарообразное с привязанным к нему желтым чемоданом и покатилось по головам, как футбольный мяч по полю.
Это Антоний Баст в последнем отчаянии стремился опередить сограждан.
Но он не успел докатиться до края пристани. Мостки затрещали, шатнулись, и сплющенные, сдавленные тысячи посыпались в воду в грохоте рухнувших свай и досок, огласив рейд последним смертным ревом.
По улицам к гавани уже неслась, склонив пики, ассорская кавалерия.
Эскадра развернулась в кильватер и покидала злосчастный берег Итля.
Сэр Чарльз стоял на спардеке, подавленный и уничтоженный. Вахтенный лейтенант осторожно приблизился к потрясенному полководцу.
– Сэр, будем мы салютовать национальному флагу Итля?
Сэр Чарльз недоуменно отшатнулся от подчиненного и метнул глазами на берег. Над скалами еще трепетал флаг Итля. Ярко-зеленый и сиренево-розовый. Цвета надежды и мечтательной меланхолии.
– Идиот! – сказал с яростью лорд Орпингтон и быстрыми шагами ушел с палубы.
Корабли развили полный ход. Тяжелая, чистая волна хлестала в борта, смывая с них остатки налипшей нефти.
Занавес
Утренний туман лежал над морем серебристым тяжелым занавесом. На молу, спустив ноги, сидел старый оборванец и снастил крючки удочки жирными червями.
Сзади застучали по известняковым плитам крепкие шаги. Кто-то шел, напевая веселую песенку.
Рыбак повернул голову и увидел подходящего.
– А, Коста! Здравствуй! Я знал, что ты вернешься ко мне. Политика скучная вещь, а главное – непонятная. Ну, что же, садись. У меня как раз есть для тебя лишний перемет.
Но подошедший улыбнулся уголком рта.
– Нет, старый водяной, – сказал он, – на этот раз ты промахнулся. Я пришел, чтобы окончательно проститься. Ты был добрым другом, и я хочу пожать тебе руку.
Рыбак вытаращил глаза.
– Ты, значит, хочешь продолжать эту высокую канитель? Ты хочешь опять быть придворным какаду? Ты рехнулся.
Коста подтолкнул ногой коробку с червями.
– Старый упрямец! Больше придворных не будет. И королей не будет. Пришли настоящие ребята. Они приняли меня к себе и обещали забыть прошлое. Я пойду с ними. За ними будущее.
Атанас хмыкнул.
– И это все?
Коста замялся.
– Нет. Есть еще одно… Но ты не смейся… Видишь ли, – там эта барышня… Гемма, бывшая королева… Она бой-баба. Таких мало на свете, и, если она дается в руки, – нужно брать. И если бы там не было ничего, кроме нее, я все равно пошел бы, лишь бы она еще раз поцеловала меня, как в день, когда я увез из города ее и дохлого короля.
Атанас злорадно хихикнул.
– Иди! – сказал он. – Ты мне не нужен. Море не любит бабников и дураков.
