шрамы и рубцы. Взвившись в затянутое грозовыми тучами небо, она исчезла из виду.
«Так вот почему не видно морских птиц», — догадалась Рен.
Она еще долго висела, прижимаясь к скале, чтобы убедиться, что рок не вернется. Наконец, осторожно потянув за веревку, подала знак Гарту, что пора поднимать ее наверх.
Едва она добралась до вершины, как начался дождь. Гарт закутал ее в свой плащ и доставил в долину, где они нашли временный приют среди ветвей пихты. Затем он развел костер и сварил похлебку, надеясь, что горячая пища согреет его продрогшую спутницу. Однако Рен дрожала не только от холода — ее трясло при воспоминании о том, как она, совершенно беспомощная, висела на скале, в то время как рок, вылетев из своего гнезда, промчался совсем близко и лишь каким-то чудом не заметил ее, не унес с собой, не заклевал. Ей и в голову не приходило, что она увидит рока. Она хотела лишь найти их пещеры.
Поев горячего, Рен стала успокаиваться, дрожь ее унялась; наконец девушка заговорила.
— Если здесь живут роки, то, может, где-то поблизости скрываются и эльфы, — сказала она, сопровождая свои слова энергичными жестами. — Как ты думаешь?
Гарт скорчил недовольную гримасу.
«Думаю, что ты рисковала жизнью».
— Знаю, — нехотя призналась она. — Но, может, забудем об этом? Хотя бы на время… Мне и так ужасно неловко.
«Хорошо, забудем». Он бесстрастно кивнул.
— Если Гадючья Грива знает правду про этих птиц, то, возможно, она ведает и про эльфов? —, неуверенно проговорила она. — Так мне кажется… Думаю, что кто-нибудь из них появится, если развести сигнальный костер прямо на том выступе, в закопченной яме. Там и раньше разводили огонь. Ты же видел эту яму. Может быть, эта долина — родина эльфов и они до сих пор ее не покинули… Завтра сложим костер и посмотрим, что произойдет.
Не обращая внимания на его безразличный вид — Гарт лишь пожал плечами, — она закуталась в одеяло. Глаза ее светились решимостью. Воспоминания о встрече с гигантской птицей постепенно отступали в дальние закоулки сознания.
Она проспала до полуночи, опоздав сменить Гарта на дежурстве: он решил ее не будить. Оставшуюся часть ночи Рен была начеку: размышляла о будущем, о том, что их ожидает. Ночью дождь прекратился, и к утру вернулся летний зной, тяжелый, насыщенный испарениями. Они разыскали сухие деревья, наломали веток и на лошадях перевезли их к обрыву. День выдался ясный и знойный, и дождя, судя по всему, не предвиделось. Ветерок же, временами задувавший с моря, не приносил желанной прохлады. От береговой полосы до самого горизонта простиралась зеркальная гладь океана; с вершины скалы он казался плоским и твердым, напоминая гигантский стальной лист.
Птица больше не показывалась. Гарт предположил, что роки — ночные птицы, предпочитающие охотиться под покровом темноты. Несколько раз Рен казалось, что она слышит их крик, далекий и приглушенный. Ей очень хотелось узнать, сколько птиц гнездится в пещерах и есть ли у них птенцы. Однако повторно спуститься с обрыва она все же не решилась.
Они сложили сигнальный костер в углублении на краю скалы, возвышавшейся над Синим Разделом. В предзакатный час Гарт высек кремнем огонь и разжег хворост, а вскоре занялись и толстые ветви, потрескивая в вечерней тишине. Языки пламени взвились к небу, озаряя сгустившиеся сумерки оранжевыми и золотистыми отблесками. Рен удовлетворенно осматривалась. Если эльфы находятся где- нибудь поблизости, они наверняка увидят огонь.
Они поужинали в полном молчании, расположившись неподалеку от сигнального костра, и, пристально глядя на пламя, думали каждый о своем. Рен поймала себя на том, что вспоминает своих двоюродных братьев, Пара и Колла, а также Уолкера Бо. Ей очень хотелось бы узнать, сумел ли Алланон убедить их, как убедил ее, выполнить его наказы. Призрак велел Пару отыскать Меч Шаннары, Уолкеру — друидов и потерянный Паранор, а ей — пропавших эльфов. Если они не найдут требуемого, если хотя бы одному из них не удастся выполнить наказ, то, как сказал призрак, мир опустеет, станет бесплодным и будет обречен на вымирание, а все народы станут добычей порождений Тьмы. Лицо ее приняло озабоченное выражение; она рассеянно отбросила упавший на лоб завиток волос. Что это за порождения Тьмы? Коглин ей о них рассказывал, но не слишком много. Той ночью в Хейдисхорне он поведал им удивительно запутанную и страшную историю. Эти существа появились из пустоты после смерти Алланона, когда ослабла магическая сила. Что все это значит?
Покончив с ужином, она поднялась и подошла к краю скалы. Ночь стояла светлая — тысячи звезд высыпали на небе, они мерцали отраженным светом на темной поверхности океана, словно накинув на него мерцающее серебристое покрывало. Какое-то время Рен стояла, зачарованная красотой ночи; она наслаждалась вечерней прохладой, забыв все свои тревоги и сомнения. Вернувшись наконец к действительности, она вновь задумалась о будущем, о том, что ее ждет. Ведь прежняя спокойная и размеренная жизнь вдруг неожиданно обратилась в постоянные скитания, постоянные поиски и тягостные раздумья.
Она вернулась к костру. Великан-скиталец расстилал одеяла, предусмотрительно прихваченные из долины. Им предстояло провести ночь у костра, который надлежало поддерживать в течение трех дней, — возможно, меньше, если кто-нибудь появится раньше. Лошадей они оставили в долине, привязав их под деревьями. Главное, чтобы не пошел дождь, — прекрасно выспаться они могут и под открытым небом.
Гарт вызвался подежурить первым, и Рен согласилась. Она легла недалеко от костра, глядя на пляшущие во тьме языки пламени и размышляя о матери, о ее лице и голосе, недавно приснившихся ей.
«Помни меня», — сказала мать.
Почему же она никак не может вспомнить?
С этими мыслями Рен и заснула.
Проснулась Рен от прикосновения Гарта — он положил руку ей на плечо. Так будил он ее уже сотни раз, все предыдущие годы, и по этому прикосновению она давно научилась распознавать, что у друга на душе. Сейчас в его прикосновении сквозила тревога.
Стряхнув с себя сон, она мигом поднялась. Было еще очень рано; Рен тотчас же это поняла, взглянув на небо. Рядом с ними по-прежнему ярко пылал костер. Гарт, напряженно прислушиваясь, смотрел куда-то в сторону. Рен слышала, что к ним кто-то приближается. Причем этот кто-то даже не пытался скрыть свое присутствие, замаскировать свое приближение: как будто когтистые лапы скребли по скале.
Гарт повернулся к девушке, жестами сообщая, что еще недавно ничего подозрительного он не замечал. Их ночной гость поначалу, вероятно, подбирался совершенно бесшумно, а затем решил отбросить осторожности. Гарт же, будучи глухим, почувствовал его приближение инстинктивно.
— Может быть, рок? — предположила Рен, вспомнив о когтистых лапах.
Гарт отрицательно покачал головой.
— Тогда, возможно, это тот, о ком говорила Гадючья Грива?
Гарт не отвечал. Впрочем, ответа и не требовалось. К ним явно подбирался враг, опасный враг…
Глаза друзей встретились. Рен вдруг все поняла.
Это был их преследователь, решивший наконец предстать перед ними.
Царапанье когтей по камню становилось все громче, при каждом шаге все продолжительнее, как будто существо это передвигалось с усилием, едва тащило свое тело. Рен и Гарт отступили на несколько шагов, пытаясь встать так, чтобы между ними и незваным гостем оказалось пламя костра.
Рен потянулась к висевшему у нее на поясе длинному ножу — оружию не такому уж грозному. Гарт схватил свою увесистую дубину с железными шипами. Рен пожалела, что не прихватила свою, — она оставила ее с поклажей, рядом с лошадью.
Внезапно в свете костра возникла уродливая образина, вырвавшаяся откуда-то из тьмы. А в следующее мгновение они увидели длинное мускулистое тело чудовища. Рен похолодела. Перед ними стояло жуткое, ни на что не похожее существо — огромный зверь, обросший густой серой шерстью, с темной оскаленной мордой и горящими глазами, в которых отражались красные отблески костра. И в то же время этой странной твари было присуще нечто человеческое: передние лапы напоминали руки человека, правда поросшие густейшей шерстью, а пальцы задних лап, корявые и покрытые мозолями, заканчивались длинными когтями. Голова по форме походила на человеческую, а морда была волчьей.
