еще живой девчушки куски и клала их прямо себе в рот, — Оккуда стиснул зубы.
Спархок и сам не понял, что подтолкнуло его задать следующий вопрос.
— Она была одна там?
— Нет, мой Лорд, там было несколько обезумевших слуг, они, как звери, слизывали кровь с камней на полу и… — Оккуда замялся.
— Продолжай.
— Я не могу присягнуть в этом, мой Лорд, голова у меня шла кругом, но кажется в углу стояла странная фигура в черном плаще с капюшоном. От нее веяло чем-то таким, что холодило мне душу.
— Больше ты ничего не запомнил?
— Высокая, очень худая фигура, и полностью завернута в черный плащ.
— И? — продолжал настаивать Спархок, хотя холодящая сердце уверенность уже жила в нем.
— В комнате было темно, мой Лорд, никакого света не было, кроме жаровни для пыточных орудий, но из того угла как будто исходило зеленое призрачное сияние. Это имеет какое-нибудь значение?
— Возможно, — мрачно проговорил Спархок. — Продолжай свой рассказ.
— Я побежал к графу, чтобы рассказать ему все. Сначала он отказался поверить мне, но я настоял, чтобы он спустился в подвал со мной. Я думал, что он убьет Белину, когда он увидел все это. Она завизжала, как кошка, увидев графа в дверях и бросилась на него с ножом, которым пытала своих жертв, но я выбил нож у нее из рук. Тот худой в черном как будто отпрянул в тень, когда мы вошли, а когда я посмотрел туда еще раз, его уже не было. И граф и я были слишком потрясены, чтобы интересоваться этим.
— Это тогда граф запер ее в башне? — спросил потрясенный ужасной историей Спархок.
— Честно признаться, это была моя мысль, — мрачно проговорил Оккуда. — В приюте, где я служил, буйно-помешанных всегда помещали в отдельные кельи. Мы притащили ее в башню и я запер дверь. Она проведет там всю оставшуюся ей жизнь.
— А что случилось с остальными слугами?
— Сначала они пытались освободить леди Белину, и мне пришлось убить нескольких, а вчера граф услышал, как оставшиеся в живых рассказывали какую-то дикую историю этому простаку менестрелю. Хозяин приказал мне выгнать их из замка. Они немного покрутились возле ворот и убежали.
— Ты не заметил в них ничего странного?
— У них были абсолютно пустые лица и стеклянные глаза, и те, которых я убил, умерли, не издав не звука.
— Этого я и боялся. Мы уже встречались с такими людьми раньше.
— Что же случилось с ней в том доме, сэр Рыцарь? Что помутило ее разум?
— Ты воспитывался в монастыре, Оккуда, и, возможно, изучал теологию и демонологию. Знакомо ли тебе имя Азеш?
— Божество земохов.
— Верно. В том доме были не стирики, вернее не западные стирики, а земохи, и именно Азеш овладел душою леди Белины. Она не может сбежать из этой башни?
— Это невозможно, мой Лорд.
— Но она как-то смогла навести одержание этому менестрелю, а он передал его сэру Бевьеру.
— Она не могла покинуть башню, сэр Рыцарь, — твердо сказал Оккуда.
— Я должен обо всем этом поговорить с Сефренией, — сказал Спархок. — Спасибо тебе за твою честность, Оккуда.
— Я рассказал вам все это в надежде, что вы сможете помочь графу.
— Мы сделаем все, что сможем.
— Благодарю вас. А теперь я пойду и запру дверь вашего друга, она замыкается цепью, — слуга тяжело поднялся и пошел к двери, потом обернулся. — Сэр Рыцарь, может быть я должен был убить ее?
— К этому последнему средству, возможно, еще придется прибегнуть, Оккуда, — честно признался Спархок. — И чтобы сделать это, тебе придется отрубить ей голову, иначе она не умрет.
— Я сделаю это, если будет надо. У меня найдется топор, я сделаю все, чтобы облегчить страдания графа.
Спархок подошел к слуге и положил руку ему на плечо.
— Ты славный и правдивый человек, Оккуда. Графу очень повезло, что у него есть такой слуга.
— Благодарю вас, мой Лорд.
Оставшись один, Спархок избавился от доспехов, вышел в коридор и направился к двери в комнату Сефрении.
— Да! — откликнулась она на его стук.
— Это я, Сефрения.
— Входи, дорогой.
Он отворил дверь и вошел в комнату.
— Я сейчас говорил с Оккудой.
— ???
— Он рассказал мне все, что здесь произошло. Но я не уверен, что тебе захочется это выслушивать.
— Делать нечего, дорогой, я должна вылечить Бевьера.
— Мы были правы, — начал Спархок, — пелозианка, которую мы видели в Чиреллосе идущей в земохский дом, была сестрой графа.
— Я была уверена в этом. Что еще?
Спархок кратко пересказал все, о чем поведал ему слуга графа.
— Все сходится, — неожиданно спокойно сказала Сефрения. — Это жертвоприношение, часть культа поклонения Азешу.
— И вот еще кое-что, — добавил Спархок. — Оккуда сказал, что войдя в комнату, заметил в дальнем углу призрачную фигуру, на ней был черный балахон с капюшоном и от нее исходило зеленое сияние. У Азеша мог быть еще один демон здесь?
— Со Старшими богами все возможно.
— Но это же не мог быть один и тот же, верно? Ничто не может быть сразу в двух местах в один и тот же момент.
— Я же сказала тебе, дорогой, со Старшими богами возможно все.
— Сефрения, мне не хотелось бы говорить тебе, но, кажется, все это начинает меня пугать.
— И меня тоже, Спархок. Держи при себе копье Алдреаса, могущество Беллиома сможет защитить тебя. А теперь ступай спать, мне нужно все это обдумать.
— Благослови меня, матушка, — сказал Спархок, преклонив колени. Он вдруг почувствовал себя маленьким беспомощным ребенком. Сефрения благословила его и он нежно поцеловал ее ладони.
— От всего сердца, дорогой, — ответила Сефрения, держа его голову в руках и успокаивающе прижимая к себе. — Ты лучший из всех, Спархок, и если ты будешь сильным, даже ворота ада не устоят перед тобой.
Спархок поднялся с колен, и Флют, слезшая в это время с кровати, подошла к нему. Внезапно он почувствовал, что не в состоянии двигаться. Девочка мягко взяла его за запястья, развернула ладони и поцеловала их, и эти поцелуи странным огнем прожгли все его существо. Потрясенный, Спархок покинул комнату, не произнося не звука.
Сон его был неспокоен и прерывист, он часто просыпался и, не находя покоя, ворочался на кровати. Ночь казалась бесконечной, раскаты грома сотрясали огромный замок до основания, дождь, пришедший вместе с бурей, стучал в окно. Вода потоками сбегала с черепичной крыши и грохотала по камням во дворе. Было уже за полночь, когда Спархок окончательно отказался от попыток уснуть. Отбросив одеяло, он угрюмо уселся на кровати. Что делать с Бевьером? Он знал, что вера арсианца очень глубока, но железной воли Оккуды Сиринику не доставало. Он молод, и искренен и обладает врожденной горячностью всех арсианцев, и Белина может использовать это в своих нечистых целях. Даже если Сефрении удастся снять с Бевьера одержание, как можно быть уверенным, что Белина снова не завладеет им, когда ей заблагорассудится. Хотя мысль эта и была неприятна, но, делать нечего, приходилось признать, что