— Хорошо, отец, — она шевельнулась у Спархока в руках, чтобы ее отпустили, и, выбрав себе уголок поукромнее и безопаснее, вновь занялась игрой в мяч.
Озадаченный Спархок снова опустился в кресло. Можно сунуть руку в огонь и отдернуть ее так быстро, чтобы она не обожглась, но Даная вовсе не быстро отдернула свою руку. Спархок с удивлением и вниманием взглянул на своего ребенка. В последнее время он был слишком занят и мало уделял внимания дочке. А Даная была как раз в том возрасте, когда дети меняются быстро. Спархок во все глаза смотрел на свою маленькую дочку. И сердце его обожгло холодом. Не веря самому себе, он с трепетом подметил, что он и его жена были эленийцами, а их дочь — нет.
Он еще некоторое время, не шевелясь просидел в кресле, не отрывая взгляда от девочки-стирика, и в голову ему пришло одно-единственное объяснение этому.
— Афраэль? — ошеломленно проговорил он. Даная лишь слегка походила на Флейту, но Спархок не видел другого решения.
— Да, Спархок? — произнесла Даная без малейшего удивления в голосе.
— Что ты сделала с моей дочерью? — крикнул он, от волнения приподнявшись в кресле.
— Не глупи, Спархок, — спокойно осадила его малышка. — Я твоя дочь.
— Это невозможно. Как?..
— Ты же знаешь, что я — твоя дочь, отец. Ты был неподалеку, когда я родилась. И теперь уж не думаешь ли ты, что я — ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного? Или скворец, поселившийся в твоем гнезде, вытеснив твоего собственного птенца? Это глупое эленийское суеверие! Мы никогда так не поступаем.
Спархок старался овладеть своими чувствами.
— Так ты объяснишь мне? — как можно скорее проговорил он. — Или мне придется самому до всего додумываться?
— Успокойся, отец. Ты ведь хотел детей, не так ли?
— Ну…
— И мать-королева тоже. Она ведь должна была дать жизнь наследнику?
— Конечно, но…
— Но она не могла, ты знаешь.
— Что?
— Яд, который дал ей Энниас, сделал ее бесплодной. Ты даже и понятия не имел, как тяжело мне было справиться с этим. Почему, ты думаешь, Сефрения была так опечалена, когда узнала, что моя мать беременна? Конечно же она знала о действии яда, и всячески устраняла меня от вмешательства — возможно, в первую очередь из-за того, что вы с матерью — эленийцы, чем по какой-либо другой причине. Иногда Сефрения такая недалекая. Да, сядь ты, Спархок. Когда ты так сутулишься, то выглядишь очень нелепым. Либо сядь, либо встань. Не пари посередине.
Спархок опустился обратно в кресло, мысли беспорядочно проносились у него в голове.
— Но почему? — спросил он.
— Потому что я люблю тебя и маму. Ей было предопределено быть бездетной, поэтому мне пришлось немного изменить ее судьбу.
— Но ты также изменила и мою?
— Как же я могла? Ты — Анакха, помнишь? Никто не знает, какова твоя судьба. Ты всегда был для нас большой тайной. Многие полагали, что мы вообще не должны были тебе позволить родиться. Мне пришлось долгие века вести жаркие споры, чтобы переубедить других, что ты нам действительно необходим. — Она опустила голову и оглядела себя. — Полагаю, мне придется серьезно заняться собой и потихоньку взрослеть. До этого я была стириком, а стирики совсем не так относятся к этому как вы, эленийцы. Ведь если я теперь буду веками оставаться ребенком, полагаю, у вашего народа возникнут нехорошие слухи и толки. На этот раз придется расти и взрослеть как полагается у людей.
— На этот раз?
— Ну да. Я рождаюсь дюжины раз. — Она лукаво улыбнулась. — Это помогает мне оставаться такой юной. — Ее милое личико неожиданно посерьезнело. — Что-то просто ужасное произошло в Храме Азеша, отец, и мне хотелось поскорее где-нибудь укрыться. Чрево нашей мамы было самым прекрасным местом, где можно было спрятаться. Там было безопасно и спокойно.
— Так значит, ты знала, что должно было произойти в Земохе?
— Я знала, что что-то произойдет, и предусмотрела все возможности. — Она задумчиво поджала свои алые губы. — А это должно быть интересно, — протянула она. — Я до этого не была взрослой женщиной, а тем более — королевой. Жаль, что здесь нет моей сестры. Мне бы хотелось поговорить с ней об этом.
— Твоей сестры?
— Сефренией, — немного рассеянно проговорила малышка. — Она была старшей дочерью моих последних родителей. Ты знаешь, как хорошо иметь старшую сестру. Она всегда такая мудрая, и всегда прощает меня, когда я натворю глупостей.
Многое встало на свои места в голове Спархока, многое, чему раньше он не мог найти подходящего объяснения.
— Сколько лет Сефрении? — спросил он.
Она вздохнула.
— Ты сам знаешь, что я не отвечу на этот вопрос, Спархок. Кроме того, я и сама этого точно не знаю. Для нас годы значат не так много, как для вас. Хотя Сефрении уже точно несколько сотен лет, возможно даже тысяча, но какое это имеет значение.
— Где она теперь?
— Она ушла вместе с Вэнионом. Ты ведь знал, какие чувства они испытывают друг к другу?
— Да.
— Поразительно. Иногда, ты все же пользуешься своими глазами по назначению.
— И чем они занимаются?
— Они присматривают за делами по моей просьбе. Я ведь сейчас слишком занята. А Сефрения сможет отвечать на молитвы не хуже, чем я.
— У тебя все так просто… — беспомощно развел руками Спархок.
— Да, так оно и есть, отец. Это твой эленийский Бог воспринимает себя слишком серьезно. Я ни разу не видела, чтобы он улыбался. Мои верующие гораздо более благоразумны и понятливы. Они любят меня, поэтому они терпимы к моим ошибкам. — Она неожиданно рассмеялась, забралась к Спархоку на колени и поцеловала его. — Ты самый лучший отец, какой у меня когда-либо был, Спархок. Я спокойно могу разговаривать с тобой о таком, от чего у другого глаза бы на лоб вылезли. — Она склонила голову ему на грудь. — А что сейчас в действительности происходит, отец? Я знаю, что не все идет гладко, но Миртаи всегда укладывает меня спать днем, когда к тебе приходят с докладами, поэтому мне слишком мало что известно.
— Не лучшие времена настали, Афраэль, — печально проговорил Спархок. — Погода нас совсем не балует, в стране — голод, эпидемии… Кажется, все пошло кувырком. Если бы я был суеверным, я бы решил, что кто-то опутал наш мир злыми чарами, и оттого нам так не везет.
— Это вина моего семейства, Спархок, — вздохнула она. — Мы ощутили такую жалость по отношению к самим себе, после гибели Азеша, что не смогли сразу справиться со своими настроениями и приступить к обычным для себя делам. Думаю, настало время повзрослеть всем нам, я поговорю с ними и расскажу тебе о том, что мы решим.
— Было бы очень хорошо, — кивнул Спархок, все еще до конца не веря своим ушам.
— Хотя у нас еще осталась неразрешимой одна проблема, — сказала малышка.
— Только одна?
— Оставь. Я серьезно. Что нам сказать маме?
— О, Бог мой! — воскликнул Спархок. — Я совсем не подумал об этом.
— Нам придется решить это прямо сейчас, а я не могу решать все в поспешности. По-моему, ей будет очень сложно поверить во все это. Представь, что будет, если мы расскажем ей о том, что она бесплодна и что я появилась лишь по своему собственному желанию. Не разобьет ли это ее сердце, если мы расскажем ей кто я такая?
