— Капитан! Капитан! Просыпайтесь!
Клеменс вылез из постели и подошел к селектору.
— Да, в чем дело?
Неужто Иоанн все-таки атаковал? Вот подлый сукин сын!
— Операторы ночного видения докладывают, что семь человек прыгнули за борт. Видимо, дезертиры!
Итак, Сэм ошибался, заявив в своей речи, что все здесь люди испытанные, доказавшие свое мужество. Кое-кому не хватило храбрости. Или здравый смысл у них возобладал. И они ушли. В точности как он, Сэм, когда в Америке началась война между штатами. Пробыв две недели в добровольном миссурийском ополчении конфедератов и увидев, как один из его товарищей застрелил безвинного прохожего, Сэм дезертировал и ушел на запад.
И на этих семерых он по-настоящему не гневался. Но другим этого показывать было нельзя. Надо было принять свирепый вид, побушевать как подобает, предать проклятию подлых крыс и так далее. Ради поддержания дисциплины и боевого духа.
Он уже вошел в лифт, чтобы подняться в рубку, и тут его осенило.
Эти семеро — не трусы. Они агенты.
У них не было резона оставаться на борту и, возможно, погибнуть. У них есть более высокий долг, чем верность Клеменсу и его судну.
Он вошел в рубку. По всему пароходу горели огни. Прожектора высвечивали на берегу горстку мужчин и женщин с Граалями, бежавших так, будто самые затаенные их страхи ожили и вот-вот схватят их.
— Будем стрелять? — спросил Крегар.
— Нет. Еще попадем в кого-то из местных. Пусть бегут. Они еще попадутся нам после боя.
Беглые, безусловно, попросят убежища в храме. Ла Виро их не выдаст.
Сэм приказал Крегару произвести перекличку. Определились имена отсутствующих, и Сэм прочел их список на экране. Четверо мужчин и три женщины, все будто бы жившие после 1983 года. Подозрения Сэма относительно таких людей подтвердились, но было поздно что-либо предпринимать.
Да. Теперь поздно, но после боя он уж найдет какой-нибудь способ заполучить беглецов и допросить их. Они должны знать хотя бы половину тайн, не дающих ему покоя. А может быть, знают все тайны.
— Выключи сирены, — сказал он Крегару. — Объяви всем, что это была ложная тревога и можно ложиться спать. Спокойной ночи.
Однако ночь спокойной не была. Он много раз просыпался, и его мучили кошмары.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
В долине Вироландо полдень.
Вот уже тридцать лет, как небо в этот час пестрит разноцветными планерами и воздушными шарами. Сегодня небо чисто, как взор младенца. Гладь Реки, всегда усеянная лодками с белыми, красными, черными, зелеными, фиолетовыми, пурпурными, оранжевыми и желтыми парусами, пуста — сплошная зеленовато-синяя равнина.
По обоим берегам бьют барабаны, наказывая всем не подниматься в воздух, не выходить на Реку и держаться подальше от берегов.
Несмотря на это, на левом берегу собрались толпы народу. Большинство, правда, заняло места на скалах и на мостах между ними. Всем хочется посмотреть бой, и любопытство пересиливает страх. Призывы Ла Виро отойти в предгорья не помогли — слишком заманчиво предстоящее зрелище. Никого нельзя убедить отойти на безопасное расстояние. Люди, не знающие, что такое оружие двадцатого века — не видевшие никакого оружия, кроме самого примитивного — не понимают, что им грозит. Мало кто из них сталкивался даже с легкими проявлениями насилия. И вот эти невинные души запрудили всю равнину и влезли на скалы.
Ла Виро молился, стоя на коленях в храме.
Герман Геринг, отчаявшись утешить его, поднялся по лестнице на верхушку одной из скал. Предстоящее злое дело было ненавистно ему, но он хотел это видеть. И, надо сознаться, волновался, как ребенок перед началом циркового представления. Это прискорбно — значит, со старым Герингом далеко еще не покончено. Но Герман не мог остаться в стороне от боя и сопряженного с ним кровопролития. Он не сомневался, что горько об этом пожалеет — но ведь в Мире Реки такого еще не бывало. И не будет.
Разве можно такое пропустить? Герман даже пожалел на миг, что не он ведет один из самолетов.
Да, ему еще далеко до совершенства. Ну что ж, он насладится зрелищем в полной мере, а после расплатится за это душевными муками.
Гигантские корабли, «Ненаёмный» и «Рекс грандиссимус», бороздили Реку, двигаясь навстречу друг другу. В этот момент их разделяло шесть миль. Соглашение обязывало их остановиться на расстоянии пяти. В случае, если воздушный бой не кончится раньше. После его окончания все ограничения снимаются, и побеждает сильнейший.
Сэм Клеменс расхаживал по мостику. За предыдущий час он проверил все посты и прикинул план сражения. Расчет секретного оружия ожидал на палубе «А». По сигналу они поднимут свое орудие и установят его за толстым стальным щитом, который прежде прикрывал носовой пулемет. Теперь пулемет убран, и его платформа готова принять секретное оружие.
Пулеметный расчет был поражен, получив приказ о снятии пулемета. Ответа на свои вопросы они не получили. Слухи полетели с носа на корму, с палубы на палубу. Зачем капитан предпринял этот странный маневр? Что происходит?
Тем временем Клеменс успел три раза поговорить с лейтенантом-десантником Уильямом Фермером, командиром секретного расчета, постаравшись внушить ему всю важность его задания.
— Меня по-прежнему беспокоят агенты Иоанна, — сказал Сэм. — Я знаю, у нас все проверены- перепроверены. Но это мало что меняет. В диверсанте, подосланном Иоанном, хитрости должно быть, что навоза на миссурийском заднем дворе. Останавливайте каждого, кто приблизится к орудийной камере.
— Но что они могут сделать? — Фермер имел в виду свой расчет. — Они все безоружны. Я даже под кильтами у них посмотрел — ничего. Должен сказать, им это не понравилось. Они считают, что им должны доверять безоговорочно.
— Они должны понять, что это необходимо.
Хронометр в рубке показывал 11.30. Клеменс посмотрел в задний иллюминатор. На летной палубе было все готово. Самолеты подняли из ангаров, и один как раз ставили на паровую катапульту в дальнем конце палубы. Самолетов было два — единственные одноместные аэропланы, пережившие это долгое путешествие, да и они уже ремонтировались несколько раз.
Два прежних истребителя, монопланы, давно погибли — один в бою, другой в аварии. Эти, собранные из запчастей, были бипланы со спиртовыми двигателями, способными развивать до ста пятидесяти миль в час на уровне грунта. Первоначально они работали на синтетическом бензине, но его запас давно уже кончился. На носу перед открытой кабиной стояли сдвоенные 56-калиберные ленточные пулеметы, стреляющие свинцовыми пулями из медных патронов со скоростью пятьсот очередей в минуту. Боеприпасы сберегались в течение всего рейса для такого вот случая. Патроны несколько дней назад перезарядили и проверили каждый на длину, ширину и ровность, чтобы пулеметы не заклинило.
Сэм снова сверился с хронометром, сел в лифт и спустился на летную палубу. Маленький джип отвез его к самолетам, где ожидали механики, запасной состав и два пилота.
Оба самолета были окрашены в белый цвет, а на руле и на тыльной части нижних крыльев красовался алый феникс.
На корпусе одного был изображен красный журавль в полете, а под кабиной черными буквами значилось: Vieux Charles. Старина Чарли. Так Жорж Гинеме называл самолеты, на которых летал первую
