— Четвертое.
Настоящая Алиса сказала Бартону:
— Мистер Доджсон выбрал это число потому, что у них в книге был май, а четвертое мая — мой день рождения.
— Отстают на два дня! — вздохнул Болванщик. — Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом!
— Масло было самое свежее, — робко возразил Заяц. Бартон встал и начал шагать взад-вперед.
— А нельзя ли обойтись без этих подробностей, Алиса?
— Нет. Это важно.
Следующая сцена, которую она увидела или, скорее, пережила, сделавшись семилетней Алисой из книжки, относилась к главе «Вода и Вязание» из «Алисы в Зазеркалье». Алиса, разговаривая с Белой Королевой, спросила:
— Разве, когда думаешь, не плачешь?
— Конечно, нет, — решительно отвечала Королева. — Ведь невозможно делать две веши сразу.
— Алиса! — сказал Бартон. — Ну к чему ты рассказываешь всю эту чепуху?
— Это не чепуха. Слушай дальше.
От Белой Королевы Алиса перенеслась к Шалтай-Болтаю.
— Возможно, это Лога своей толщиной напомнил мне о нем. Книжная Алиса обсуждала с громадным человекоподобным яйцом, сидящим на стене, значения слов.
— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — презрительно произнес Шалтай-Болтай.
— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса. — Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай.
Потом реальная Алиса (впрочем, намного ли она реальнее той, другой? — спросил себя Бартон) перенеслась в сцену, где Черная Королева спросила ее, знает ли она вычитание.
— Отними от восьми девять.
— Этого я не знаю, но… — ответила Алиса.
— Вычитания не знает, — сказала Белая Королева Черной. — А деление? Раздели буханку хлеба ножом, что будет?
— Много ли тебе еще представлялось? — спросил Бартон.
— Больше ничего. Я не придала этому значения. Просто это были мои любимые отрывки.
Алиса уснула снова, но вдруг проснулась, широко раскрыв глаза. Ей показалось, что кто-то позвал ее.
— Откуда-то с горизонта моего разума.
Ей показалось, что это мистер Доджсон, но уверена она не была.
Сон у нее прошел, и сердце сильно билось. Она встала и пошла в контрольную комнату.
— Зачем? — спросил Бартон.
— Мне подумалось, что в каждой сцене была своя ключевая фраза. «Самое свежее масло», «Кто здесь хозяин?», «Знаешь ли ты деление?».
— Ладно, Алиса, — вздохнул Бартон. — Рассказывай, как знаешь. Алиса села на место Лога и наладила прямую связь с компьютером.
— Ты понимаешь, что через каких-нибудь два дня умрешь? — спросила она.
— Да. Это избыточная информация. Нет необходимости мне ее сообщать.
— Монат дал тебе команду никого не воскрешать, пока он не даст другого распоряжения. В какой форме должно быть отдано это распоряжение?
— Лога уже спрашивал его об этом, — прервал ее Бартон.
— Да, знаю. Но мне показалось, что не повредит попробовать еще раз.
— И что он тебе ответил?
— Компьютер, как и раньше, промолчал.
Тогда Алиса сказала, что есть высшая команда, отодвигающая запрет Моната на второй план.
«В чем она заключается? — вспыхнуло на экране. — Я получал много команд».
— Самая главная твоя задача — улавливать ватаны и направлять их к дубликатам тел. В этом и заключается суть проекта. Если бы Монат предвидел, к чему приведет его запрет, он никогда не наложил бы его.
Компьютер молчал.
— Свяжи меня с секцией, которой пользовался Лога, — попросила Алиса. — С той частью тебя, где Лога был хозяином.
Компьютер, видимо, не имел никаких запретов на этот счет. Но до Алисы о таком шаге никто не подумал.
— Бог мой! — сказал Бартон. — Ну а дальше что?
— Я сказала той доле компьютера, что она должна умереть. Она ответила, что знает. Ну и что? Тогда я повторила аргумент, названный в споре с доминирующей властью.
А потом отдала области Лога команду вернуться в прежнее, независимое состояние.
— А доминанта не вмешивалась?
— Нет. Да и с чего бы? Лога не зря назвал ее талантливой идиоткой.
— А потом что?
— Я сказала доминанте, что ее долг — воскресить Моната, чтобы тот мог подтвердить или отменить свой приказ никого не оживлять.
— Ну?
— Экран погас. Я пробовала и так и сяк — он не отвечал. Бартон помрачнел.
— И все?
— И все.
— Но почему он прервал связь? Он обязан отвечать оператору.
— Я надеюсь, — сказала Алиса, — что это свидетельствует об его внутренней борьбе. Что область Лога борется с доминантой.
— Чепуха! — крикнул Бартон. — Не может такого быть, насколько я разбираюсь в компьютерах.
— Ты забываешь, что это не совсем компьютер. Необычный, во всяком случае. Он сделан из протеина, как и человеческий мозг.
— Надо бы разбудить Логу. Скорей всего ничего опять не выйдет, но он единственный, кто в этом смыслит.
Этик проснулся сразу, как будто и не спал. Он выслушал Алису, не задавая вопросов, и сказал:
— Борьбы быть не должно. Приказ Моната должен был поступить и в доминирующую часть, и в мою.
— Это смотря когда приказ был отдан, — сказала Алиса. — Если доминирующие схемы были поставлены после, твоя часть его не получила.
— Но доминанта передала бы его отщепленной доле.
— А может, и нет!
— Если все пойдет, как ты задумала — а я не вижу ни малейшего шанса, — то Монат воскреснет.
— Но я же дала такую команду доминанте. Лога перестал хмуриться.
— Хорошо! Если это единственный способ спасти ватаны, так и должно быть. Даже если…
Даже если мне придется худо, следовало понимать. Все позавтракали в столовой, кроме Логи, который ел у себя за пультом. Несмотря на все усилия, он так и не сумел добиться от компьютера прямого ответа. Один из экранов показывал шахту с ватанами.
— Когда она опустеет, мы поймем, что их… больше нет. — Лога сверился с другим экраном. — Еще два поступили. Нет — уже три.
За невеселой трапезой, прерываемой лишь редкими угрюмыми замечаниями, Фрайгейт сказал:
— Нам надо обсудить одно важное дело. Все молча посмотрели на него.
— Что мы будем делать, когда компьютер умрет? Лога не считает нас достаточно развитыми этически, чтобы позволить нам остаться здесь. По его мнению, мы не способны работать над проектом. И он, по-
