властитель жил одним днем. Подобно людям, они плыли в потоке событий и времени. Их память тоже являлась глубоким омутом, в котором воспоминания лишь изредка всплывали на поверхность. И хотя тоска и скука одолевали их значительно чаще, чем так называемых смертных, они не страдали от пресыщенности чувств. Самоубийства среди них случались намного реже, чем в сопоставимой группе людей. Но это могло объясняться и тем, что склонные к самоубийству властители покончили с собой несколькими тысячелетиями ранее.
Какими бы ни были чувства Ананы, она не раскрывала их Кикахе. И если ее, как и Кикаху в данный момент, терзала сексуальная неудовлетворенность, она стойко переносила страдания. Возможно, Анана считала просто невозможным делить ложе с низкородным и отвратительным для нее существом. Однако он не раз слышал истории о сексуальном интересе, который властители проявляли к своим наиболее привлекательным подданным. Вольф и сам говорил, что, будучи Ядавином, он предавался безудержному разврату среди самых прекрасных женщин этого мира. Пользуясь безраздельной властью, он получал все, что хотел.
Кикаха пожал плечами и тяжело вздохнул. К счастью, ему следовало подумать о более значительных делах. В конце концов жизнь и смерть были важнее.
Глава 9
В течение двух следующих дней путешественники скакали вдали от каравана, так как охотничьи отряды тишкветмоаков заготавливали продовольствие и охотились на бизонов, оленей и антилоп. Скрываясь от них, двое беглецов едва не столкнулись с небольшим отрядом сатвикилапов.
Эти америндейцы, разрисованные с головы до ног черно-белыми полосами, имели довольно внушительный вид — свитые в косы, длинные черные волосы были сложены в кольца, образуя на макушках маленькие башенки; из носовых перегородок торчали кости; на шеях висели ожерелья из львиных зубов; а боевой наряд дополняли панталоны из львиной кожи и оленьи мокасины. Они проскакали в ста ярдах от Ананы и Кикахи. К счастью, сатвикилапы преследовали стадо бизонов и в пылу охоты не заметили укрывшихся в овраге всадников.
В общем-то, тишкветмоаки преследовали тех же бизонов, но находились с другой стороны стада. Их отделяла от индейцев огромная, в милю шириной, колонна животных.
И тогда Кикаха принял окончательное решение. Он сказал, что этой ночью они сделают то, о чем договаривались раньше. После некоторых колебаний Анана согласилась попробовать. На самом деле она согласилась бы на все, лишь бы укрыться от Звонарей.
С наступлением сумерек они приблизились к лагерю тишкветмоаков и стали ждать своего часа. Поужинав жареным мясом, а затем напившись джина и водки, караванщики разошлись спать. По обеим сторонам растянутой цепочки фургонов, на довольно значительном расстоянии друг от друга, стояли трезвые караульные. Но поскольку караван находился на Большом торговом пути и их охраняли резные столбы с деревянными ликами бога торговли, постовые, конечно же, не ожидали нападения со стороны людей или полуконей. Их выставляли для того, чтобы в лагерь не забрело какое-нибудь животное. Случалось, что гигантская ласка или лев нападали на лошадей и даже тишкветмоаков, но такое происходило редко, поэтому караульные, в основном, дремали на своих постах.
Сняв с лошадей всю упряжь, Кикаха шлепнул их по крупу, и они убежали в степь. Он знал, что этим домашним животным скорее всего не выжить в дикой прерии. Но жалость — плохой советчик, и у каждого своя судьба. По правде говоря, их шансы на жизнь ничем не отличались от его собственных.
Кикаха и Анана привязали к спинам бутыли с водой и съестные припасы, а затем, зажав в зубах ножи, прокрались в испятнанной лунным светом темноте к заснувшему каравану и незаметно проскользнули мимо двух караульных, которых отделяло друг от друга не меньше сорока ярдов. Кикаха выбрал двенадцатый по счету десятиколесный фургон, и они направились к нему, обходя небольшие повозки, в которых похрапывали мужчины, женщины и дети. К счастью, собак здесь не было, и, кстати сказать, по довольно веской причине. Гепардовые пумы и ласки считали их особым деликатесом, поэтому тишкветмоаки отказывались брать в прерии своих любимых животных.
Им с трудом удалось пробраться через плотно упакованный груз на нижней платформе фургона. Отодвинув несколько деревянных сундуков и распихав по сторонам рулоны тканей и ковров, они, как могли, замаскировали нору, в которой собирались провести дневные часы. С неимоверными усилиями Кикаха затолкал вытащенные товары туда, куда они могли войти. Он надеялся, что никто не заметит перестановки предметов.
У беглецов имелись две пустые бутыли для естественных нужд; ворох одеял заменял им ложе, которое они считали вполне удобным, пока фургон не тронулся в путь. Рессоры у повозки отсутствовали; и хотя пешему путнику прерия казалась достаточно ровной, тряска превращала фургон в чрезвычайно неудобную обитель.
Скрываясь в тайнике на корабле, Анана жаловалась, что замкнутое пространство действует на нее угнетающе. Теперь же, по ее словам, она чувствовала себя замурованной под гигантским обвалом. И хотя полуденная температура редко превышала семьдесят пять градусов по Фаренгейту[6], Кикаха и Анана задыхались в душной тесноте. Отыскав несколько отверстий, они прижимались к ним лицами, пытаясь освежить легкие небольшой дозой свежего воздуха.
Кикаха расширил отверстия. Ему не хотелось делать большие щели
Глава 10
На третью ночь события начали развиваться именно так, как предполагал Кикаха. Шестерым охранникам не захотелось делить награду со всем караваном. Они провели большую часть ночи, перешептываясь друг с другом, и Кикахе, которого разбудили, чтобы проверить, хорошо ли он связан, удалось подслушать все, о чем они говорили.
Он велел Анане не оказывать никакого сопротивления, если в ближайшее время ее разбудят караульные. Через полчаса пленников грубо растолкали и посоветовали им помалкивать, пообещав в противном случае перерезать глотки. После чего провели их мимо двух оглушенных воинов.
В небольшой роще их ждали оседланные кони. Похитители заранее запаслись всем, что могло понадобиться в долгом путешествии, включая еду и запасных лошадей. Отряд крадучись отъехал на несколько миль, а затем перешел на легкий галоп. Они скакали всю ночь и первую половину следующего дня, не слезая с коней, пока не убедились, что ушли от погони. Оставив торговый путь в стороне, солдаты отклонились далеко на север, и вряд ли преследователи могли бы найти их след.
Второй день они снова провели в седле, двигаясь параллельно торговому пути. А потом тишкветмоаки решили вернуться на безопасную тропу. Долгое пребывание за ее пределами заставляло их нервничать.
Кикаха и Анана скакали в центре отряда. Руки им связали с таким расчетом, чтобы они могли держать поводья. В полдень солдаты устроили привал. Но едва они успели доесть жареного кролика и приступить к овощному рагу, как с ближайшего холма раздался крик дозорного. Он галопом поскакал к ним и, приблизившись, повторил:
— Полукони!
Воду из горшков тут же вылили в костер, а мокрую золу закидали пылью. В панике солдаты забыли собрать свою утварь. Двоих пленников посадили в седла, и отряд помчался к торговому пути, который находился в нескольких милях к югу.
Вот тут-то они и увидели стадо бизонов, похожее на волну, катившую по прерии. Огромное стадо растянулось в бесконечную колонну, ширина которой достигала нескольких миль. Ее правый фланг находился в трех милях от всадников, и земля дрожала от топота четверти миллиона копыт.
По какой-то причине, известной только бизонам, животные бежали. Они неслись на запад — причем
