Вскоре капрал приказал группе возвращаться назад. Ратники снова обследовали все шахты их сектора. Когда они спустились в коридор, голод, жажда, жара и усталость валили их с ног. Самочувствие солдат еще больше ухудшилось от злобных нападок и проклятий офицеров. Рыцари не могли поверить, что Кикахе удалось сбежать. Фон Тарбет был вне себя от гнева. Он переговорил с офицерами, уточнил планы, а затем приказал возобновить поиски. Во время передышки ратникам раздали бутыли с водой, твердые сухари и полоски сушеного мяса. Кикаха сидел у стены среди других солдат и говорил только тогда, когда к нему обращались. Воины в его группе служили вместе и хорошо знали друг друга. Но никто из них даже не поинтересовался, из какого взвода чужак, — все слишком устали, чтобы о чем-то говорить или надоедать вопросами.
Поиски прекратились только через час после наступления сумерек. Офицер объявил, что Ловкач никуда от них не денется. Все мосты перекрыты, и потоки беженцев возвращены обратно в город. Каждый мост охранялся многочисленными постами, а другой берег реки прочесывали патрули. Кроме того, в городе начались повальные обыски домов.
И солдаты поняли, что поспать им этой ночью не удастся. Сутки на ногах из-за какого-то смутьяна и мошенника! К тому же офицер сказал, что, если Кикаху не найдут, поиски будут продолжаться весь следующий день и всю следующую ночь.
Солдаты не протестовали. Они знали, что любое недовольство карается побоями, а затем кончается кастрацией или петлей на шее. Но среди своих они болтали о многом, и Кикаха внимательно слушал длинные разговоры, стараясь извлечь интересовавшие его сведения. Эти крепкие закаленные воины воспринимали свою тяжелую долю как должное. Они привыкли подчиняться и не задумываясь выполнили бы любой, даже бессмысленный приказ.
Их колонна шла по улицам города, печатая твердый шаг; из уст солдат рвались безмолвные крики от боли в бедрах. Кикахе удалось пристроиться в задний ряд, и, когда взвод свернул на темную и безлюдную улицу, он скрылся в нише одного из дверных проемов.
Глава 4
Дверь, рядом с которой он стоял, так просто снаружи не открывалась. Жители Таланака запирали дома изнутри на большие засовы, защищая себя и свое имущество от воров и преступников, которые царствовали в городе по ночам.
Там, где есть цивилизация, всегда находятся и воры. И в данный момент Кикаха решил воспользоваться этим обстоятельством. Во время предыдущего визита в Таланак он преднамеренно сблизился с пятью-шестью представителями преступной среды. Эти люди знали множество скрытых ходов, которые вели в город и из него, а Кикаха интересовался ими на тот случай, если ему когда-нибудь придется бежать, спасая свою жизнь. Преступники, с которыми он познакомился — в основном, контрабандисты, — оказались интересными людьми. Но никто из них не мог сравниться с прекрасной Клататол. У нее были длинные и блестящие черные волосы, большие карие глаза, густые ресницы, гладкая кожа с бронзовым оттенком и пышная фигура, хотя, как и большинство тишкветмоакских женщин, ее немного портили широкие бедра и толстые икры. Но Кикаха редко требовал совершенства от других людей. Он знал, что небольшая асимметрия являлась фундаментом истинной красоты.
Став любовником Клататол, он продолжал ухаживать за дочерью императора. Постепенно двойная жизнь запутала его окончательно, и тогда, по любезным просьбам брата императора и шефа полиции, он покинул гостеприимный Таланак. Ему разрешили возвратиться в любое время, но только после того как дочь императора выйдет замуж и скроет лицо под чадрой, как того требовал обычай благородной знати. Кикаха уехал, так и не простившись с Клататол. Он отправился на восток, в одно из небольших независимых государств, которое называлось Кватсл-слет. Когда-то давно его покорили тишкветмоакские войска, и оно до сих пор выплачивало Таланаку дань. Тем не менее этот цивилизованный народ[2] сохранил свои традиции и довольно своеобразную культуру. Чуть позже Кикаха узнал, что дочь императора, следуя традиции, вышла замуж за своего дядю. Он мог бы вернуться в жадеитовый город, но тоска погнала его прочь, и Кикаха уехал к хровакам — «медвежьему народу» — в далекие горы у границы Великих прерий.
И вот теперь он решил пробраться к дому Клататол, чтобы выяснить, может ли она тайно вывести его из города… И захочет ли она помочь ему после их ссоры, подумал он. В последний раз при встрече она попыталась убить его. Но даже если Клататол уже простила ему прежнюю измену, она могла рассердиться вновь, узнав, что он вернулся в Таланак, но ни разу не захотел с ней встретиться.
— О, Кикаха! — прошептал он. — Ты считаешь себя умным и ловким, но всегда остаешься в дураках! К счастью, я единственный, кто знает об этом. И каким бы болтуном меня ни называли, я никому не расскажу о моем великом секрете!
Появилась луна, но не серебряная, как на Земле, а зеленая, как сыр, из которого, по словам юмористов-фольклористов, она и сделана. Превышая в два с половиной раза размеры земной луны, она важно шествовала через беззвездное черное небо, разливая серебристо-зеленый свет по жадеитовой дороге с белыми и коричневыми прожилками.
Небесное светило медленно двигалось в вышине, и его свет, как упряжка, которую тащили мыши, вытягивался вперед и все ближе подбирался к нише, в которой прятался беглец.
Кикаха взглянул на луну, и ему захотелось оказаться на ней. Они с Вольфом бывали на ее поверхности много раз, и, если бы ему удалось добраться до маленьких врат, спрятанных на верхнем ярусе Таланака, он мог бы вновь вознестись туда. Но фон Тарбет, очевидно, знал о существовании малых врат. В любом случае, это следовало выяснить наверняка. Одни из врат находились в святилище храма тремя улицами выше подножия горы; другие располагались почти у вершины города.
К тому времени захватчики перекрыли все улицы и начали обход домов на нижнем уровне. Зная, что Кикаха скрывается где-то в городе, тевтоны решили оттеснить беглеца на верхние улицы и гнать до тех пор, пока он не нарвется на мощную цепь солдат, которая размещалась двумя уровнями ниже дворца. Все улицы до завершения облавы предполагалось изредка патрулировать небольшими отрядами ратников. На большее у фон Тарбета не хватало людей.
Кикаха выбрался из ниши, перешел улицу и, одолев небольшую ограду, начал спускаться вниз по барельефам богов, животных, людей и абстрактных символов, которые выступали на поверхности горы между двумя улицами. Он двигался медленно и осторожно. Руки и ноги не всегда находили опору на гладком камне. К тому же он заметил группу воинов, охранявших пологий спуск с верхнего яруса. В свете пылавших факелов Кикаха увидел среди них нескольких всадников.
На полпути он прильнул к стене и замер, как муха, которая заметила вдали смутные очертания грозной и огромной руки. Внизу проскакали четверо конных патрульных. Они остановились у спуска, немного поболтали с охраной и двинулись дальше. Кикаха тоже тронулся в путь. Спустившись на улицу, он начал пробираться вдоль стены, куда выходили фасады домов и ниши затемненных дверных проемов. Кикаха по-прежнему нес лук и колчан, хотя без них мог бы двигаться более свободно и бесшумно. Тем не менее, предчувствуя, что оружие понадобится, он мирился с неудобствами и дополнительной тяжестью.
Время шло, и луна на северо-западе уже готовилась уплыть за монолит, когда Кикаха наконец достиг улицы Клататол. Это был район бедняков и рабов, которые недавно приобрели свободу. Здесь располагались ночлежные дома и таверны для матросов речного торгового флота. Тут же обитали наемные охранники и погонщики торговых караванов, которые сопровождали фургоны с добром на просторах Великих прерий. В этих кварталах жили воры и убийцы, которых еще не прибрала к рукам полиция, а их уличенные в преступлениях собратья скрывались здесь от правосудия.
Обычно в этот час улицу Подозрительных Запахов наводняли толпы шумной и лихой публики. Но военное положение, введенное захватчиками, изменило ситуацию в корне. По опустевшей улице изредка проносились конные патрули, а местные жители прятались в домах, закрыв окна и двери на крепкие засовы.
Этот уровень, как и большую часть нижних улиц, строили — вернее, протирали — в самом начале,
