— Говори, не темни! — потребовал и Дрюля. — Что сказал врач?
Усталое личико Маши осветилось радостной улыбкой.
— Он сказал… сказал, что с ребенком все будет хорошо.
Такеши хотел что-то сказать, но горло ему сдавило волнение.
— Отлично! — заорал Дрюля. — Просто замечательно! Такеши, давай!
Такеши вытащил из-за спины букет роз и протянул его Маше.
— Это тебе, — сказал он смущенно. И пояснил: — Цветы.
А Дрюля крикнул:
— Бери, чего жмешься? Та-да-дам!
Маша взяла букет и зарылась в нем лицом. Затем отвела букет в сторону, быстро приникла к Такеши и поцеловала его в щеку.
— Спасибо!
— Нет за что, — ответил японец, сияя от радости. Затем посмотрел на Машин живот и сказал: — Это мальчик?
Маша засмеялась и покачала головой:
— Не знаю. Еще не известно.
— Ну, а если девочка, то что с того? — весело возмутился Дрюля. — Девочка даже лучше. Дочь героя нашей корпорации!
— Дочь самурая! — торжественно произнес Такеши. — Настоящая японка. Японская и красивая, как ее мать.
— Интересное сочетание, — заметил Дрюля. — Погодите… — Он вдруг наморщил лоб, затем улыбнулся и радостно объявил: — Если твоя дочь будет японка, то ты, Маша, будешь япона мать! Япона мать!
Маша и Дрюля заливисто рассмеялись. Такеши растерянно ни них посмотрел, не поняв шутки, затем, заразившись их весельем, рассмеялся тоже.
— Япона мать, — повторял он, смеясь. — Настоящий япона мать!
Это хорошо, что погода наладилась. И хорошо, что в небе ярко светило солнце. В противном случае Ирина Турецкая не зажмурилась бы так смешливо и так по-детски, глянув на залитую солнцем улицу. Она стояла на пороге следственного изолятора, смотрела на яркое солнце, на белый снег, на цветы в руках мужа и его друга Кости Меркулова.
— Ну, здравствуй, свободный мир! — весело сказала Ирина.
Она шагнула по ступеньке вниз и покачнулась. Турецкий, всучив букет Меркулову, тотчас подхватил ее на руки.
— Ой! — воскликнула Ирина со смехом. — Шурик, ты настоящий рыцарь! А вы не рассыпетесь, уважаемый? Вам ведь уже не двадцать пять.
— Своя ноша не тянет, — возразил Александр Борисович, влюбленными глазами глядя на жену. — Я соскучился, Ирка. Страшно соскучился!
— Я тоже.
Ирина обхватила колючие щеки мужа узкими ладонями и поцеловала его в губы.
— Только не теряй сознания от радости, — предупредила она. — Иначе ты упадешь, и мы кубарем покатимся по ступенькам.
— Этот не упадет, — заверил Иру Константин Дмитриевич и протянул ей букеты — свой и Турецкого. — Держи! Это тебе от нашего стола!
Ирина взяла цветы, вдохнула их аромат и зажмурилась от удовольствия.
— Вот, оказывается, как братки встречают тех, кто освободился, — сказала она.
— Тогда уж — откинулся! — поправил Турецкий, прижимая жену к груди.
— И не только братки, — заявила появившаяся неизвестно откуда Катя. — Сестрички тоже!
— Ой, как вас много! — удивилась Ирина. — Привет, Катюш!
— Это разве много, — сказала Катя, пожав подруге локоть и чмокнув ее в щеку. — Дома еще Мила с Дрюлей ждут.
— Мила с Дрюлей? — Ирина перевела удивленный взгляд на мужа: — А Дрюля — это?..
— Приедем домой — узнаешь, — сказал Александр Борисович.
Ирина задумчиво и в то же время насмешливо сдвинула брови.
— Н-да, — проговорила она, — вижу, я многое пропустила. Ну, ничего. Наверстаю. Ну, что, едем к нам пить чай?
— Едем! — кивнули Катя и Меркулов.
— Опять чайная церемония, — простонал Турецкий. — Только не японская!..
