знал, сколько времени у них будет. «Все время, сколько есть его в мире», - подумал он. Сейчас отец Мэтью узнавал то, что Сэму уже было известно: Цитадель - терпеливая хозяйка, и там всегда что-то ждет своего открытия.
- Сколько тебе сейчас, Мэтью?
- Пятнадцать.
- Напомни мне, почему ты так ненавидишь своего отца. Мэтью вытаращил глаза.
- Почему я - что? Ты тоже его ненавидишь. Посмотри, что он с тобой сделал. Ты не можешь не ненавидеть его!
- Он твой отец.
Мэтью уставился вдаль, на широкую горную страну. Сэм проследил за его взглядом, осматривая далекие пики, окутанные облаками, и близкую деревню, почти курорт в своей живописности, как уголок в Скалистых Горах с отелем и постелью на ночь. Но только здесь очень далеко от Скалистых Гор.
- Мой отец безумец, - объяснил наконец Мэтью. - Одна девочка в моем классе сошла с ума, начала кричать, что мой отец злой, что нас не должно быть здесь. - Мэтью облизал губы, затем повернулся к Сэму. - Ее увели, а через два дня отец велел оставить ее тело на площади, чтобы все видели. - Теперь мальчишка дрожал. - Он хочет, чтобы я был похож на него. Я никогда бы не смог… - Мэтью покачал головой, замолчав на полуслове.
- Из наших разговоров, Мэтью, я не всегда понимаю, что ты хочешь делать, когда - и если - победишь своего отца. Ты вспомни: я пытался, - Сэм поднял закованные руки, - и видишь, что со мной стало?
- Не понимаю, о чем ты.
- Допустим, все это оказалось в твоем распоряжении. - Сэм кивнул на деревню. - Что ты будешь делать?
Мэтью посмотрел вызывающе.
- Уеду домой. Прочь отсюда.
- Это и есть твой дом. Здесь ты родился. Противоречивые эмоции отразились на лице парня.
- Есть… есть столько всего другого там, во вселенной. Нас здесь вообще быть не должно! - Мальчишка даже топнул ногой. Сэм приподнял бровь и ждал. - Наше место там, где все человечество! Ты ведь тоже это знаешь? Вот почему ты сделал то, что сделал!
- Я это сделал потому, что твой отец хочет уничтожить планету, а я не мог этого допустить. Ни один человек в здравом уме такого не допустит.
- Вот и я хочу ему помешать. И остальные.
Сэм кивнул. Странно, что спустя столько времени отец Мэтью решил завести семью и воспитать сына. Наверное, отец Мэтью намерен основать династию.
- Тогда ладно, Нам следует разработать план, но ты должен понимать, что можешь погибнуть.
Мэтью сглотнул.
- Я это знаю.
Сэм пристально посмотрел на юношу. У Мэтью глаза широко открылись, с лица сбежала краска.
- Меня убьют? - спросил он, отступая на шаг.
Сэм ничего не ответил, и выражение его лица не изменилось.
- Скажи мне, - потребовал Мэтью. - Я должен знать. Он разоблачит нас, да? Мы должны остановиться.
- Нет, ты не погибнешь.
«Но погибнут другие», - подумал Сэм. Он знал кто, знал их лица и их имена. Они пришли в его видения, в такие сильные, яркие видения. Но говорить это мальчику Сэм не собирался.
- Ты вправе делать то, что ты делаешь, Мэтью, поэтому, быть может, тебя ждет победа там, где я потерпел поражение. Но риск велик: это борьба не на жизнь, а на смерть.
- Отец тебя не убил, - заметил Мэтью.
- Ты забыл? Он не может меня убить. А я не могу убить его. - Улыбка Сэма больше походила на гримасу. - Это наша награда, наше наказание - и будущее. - Сэм положил руку на валун, к которому он так долго был прикован. Его снова ждал путь наверх, и там, на вершине, вода и пища. - Кроме того - на случай, если ты не заметил, - ему доставляет гораздо больше удовольствия пытать меня, чем убивать.
Это снова был Фитц. Фитц, с копной ярко-рыжих волос, которые, словно бросая вызов тяготению, торчали вокруг его головы неровными прядями. За спиной Фитца вспыхивала аварийная лампа, и этот прерывистый свет на секунду обрисовывал черты его лица. Фитц что-то говорил.
- Надо уходить. Пошли… - Он назвал имя, и это было чье-то чужое имя, не ее. - Надо уходить, сейчас же, - повторил Фитц, и в его голосе послышалось отчаяние.
- Нет, подожди, - возразил голос, звучащий подозрительно и неприятно похоже на ее собственный. Она отбивалась от того голоса, от имени, которое упомянул Фитц. Чужого голоса и имени.
- Фитц, сходи за Оделл. Еще можно успеть вытащить эти штуки.
Ее окружали огромные каменные плиты с вырезанными на неровных поверхностях непонятными символами и чужими письменами, которые ее опытный глаз отнес к Среднему Периоду Кораблестроителей. Коридор, по которому она шла, прямо впереди резко сворачивал. В ум просочилась слабая струйка воспоминаний о том, что там, за поворотом, и вдруг она поняла…
Ей снился сон, и за тем углом находился самый страшный ее кошмар. Худшее, что она могла себе представить, затаилось в нескольких футах от нее, в сооружении, брошенном расой, построившей его бесчисленные тысячелетия назад.
Ей снился сон, и с ужасной несомненностью Ким знала, что Фитц мертв. Но как бы она ни хотела, она не могла заплакать, не могла пролить слез, потому что это был всего лишь сон.
Где-то на периферии ее сознания происходило что-то важное. Ким знала, что ей нужно срочно проснуться. Она должна проснуться.
И внезапно Ким снова очутилась в «Гоблине» - потрясающе внезапно. «О боже, - подумала она, - это было ужасно». Ким действительно забыла, насколько ужасно это может быть. Она должна найти Билла, и поскорее.
«Гоблин» - это был ее корабль. Ким купила его после той злосчастной экспедиции в Цитадель. Тогда она все еще находилась в системе Каспера, и у нее осталось достаточно денег, чтобы купить грузовой звездолет дальнего радиуса действия, а заодно и поисковый контракт. Это было больше двух лет назад, и с тех пор Ким превратилась в космическую отшельницу. Время от времени она приводила «Гоблина» обратно на Станцию Ангелов, на край Касперской системы, где Касперское солнце было всего лишь чуть более яркой точкой звездного света в глубокой черноте ночи.
Сейчас Ким возвращалась после исключительно бесплодного рейса и знала, что ее контракт будут пересматривать. От этого знания ее обычное душевное состояние стало хуже некуда.
Когда Ким впервые увидела «Гоблин» изнутри, она подумала, что сможет зарабатывать достаточно денег, выходя в рейсы на несколько дней, поскольку идея жить в нем неделями или месяцами казалась малопривлекательной. Но Ким знала, что люди это делают - живут в таких кораблях десятилетиями. Все же после первого месяца одиночного полета, путешествуя по Касперской системе в качестве капитана и единственного пассажира на борту переоборудованного «Гоблина», Ким ощутила твердое желание продолжать жить.
Отчасти за это желание следовало благодарить Билла. В некотором смысле Билл дал ей то, что Ким могла найти, даже не покидая Станцию Ангелов, если бы она только знала. Ирония ситуации заключалась в том, что ей пришлось провести некоторое время, тихо сходя с ума в летающей пещере отшельника, прежде чем до нее дошел этот факт.
Можно было бы сказать, что Ким заснула за штурвалом - если бы у «Гоблина» был штурвал. Она отключилась, погружаясь в один из тех частых дневных снов, которыми она давно страдала, типа рецидива воспоминаний, которые принесли ей Книги.
На главном экране и на двух вспомогательных появилась Станция Ангелов. Один из этих экранов - приютившийся прямо над ее левым коленом и ярко светящийся из своей ниши между креслами командира
