– Постойте, шеф, – запротестовал Клифтон. – Вы еще должны выступить минут на пять по всемирной сети с обнародованием состава нового кабинета. – Сами обнародуйте. Ведь вы мой первый заместитель.
Он заморгал.
– Хорошо.
Корисмен настойчиво спросил:
– Так как же с Брауном? Ведь ему уже обещан этот пост.
Клифтон задумчиво посмотрел на него.
– Что-то я не припомню такого обещания, Билл. Его, как и остальных, просто спросили; хочет ли он и дальше заниматься государственной деятельностью? Вы это имели в виду?
Корисмен заколебался, как актер, который нетвердо заучил роль.
– Вы правы. Но ведь это граничит с обещанием.
– Нет, до того как сделано публичное заявление, не граничит.
– Но ведь я уже сказал вам, что публичное заявление было сделано еще два часа назад.
– Ммм… Билл, боюсь, что вам придется снова созвать репортеров и сказать им, что произошло недоразумение. Или я могу собрать их и сказать, что по ошибке им был вручен первоначальный вариант списка, не одобренный окончательно мистером Бонфортом. Но мы должны исправить положение до тех пор, пока состав кабинета не будет объявлен по всемирной сети.
– Ты что же хочешь сказать, что это ему сойдет с рук?
Под «ним», как мне кажется, Билл скорее подразумевал меня, нежели Виллема, но ответ Роджа гласил об обратном:
– Да, Билл, сейчас нет времени вызывать конституционный кризис. Овчинка не стоит выделки. Так кто же объявит о недоразумении? Ты или я? Выражение лица Билла напомнило мне, как коты подчиняются неизбежности – «ладно уж». Он нахмурился, пожал плечами и сказал:
– Ладно, я сделаю это. Только чтобы быть абсолютно уверенным в том, что все будет сформулировано как надо. Не дай бог, если появится повод для кривотолков. – Спасибо, Билл, – ласково ответил Родж.
Корисмен собирался уходить, я окликнул его:
– Билл! Раз уж вы собираетесь встретиться с репортерами, у меня для них есть еще заявление!
– Какое заявление?
– Ничего особенного. – Дело было в том, что я безумно устал от роли и того перенапряжения, которое я постоянно испытывал, играя ее. – Просто скажите им, что мистер Бонфорт простудился и врач предписал ему некоторое время полежать в постели и отдохнуть. Я безумно устал.
Корисмен фыркнул:
– Лучше я назову это пневмонией.
После того как он ушел, Родж повернулся ко мне и сказал:
– Не расслабляйтесь, шеф. В нашем деле несколько дней могут решить очень многое.
– Родж, я действительно начинаю сдавать. Можете отметить это во время вечерней передачи.
– Вот как?
– Я намерен улечься в кровать и оставаться там. Действительно, почему Бонфорт не может заболеть и оставаться в постели до тех пор, пока не окрепнет и не сможет начать заниматься делами. Ведь каждый раз, когда я появляюсь на людях, становится все более и более возможным, что кто-нибудь заметит неладное – и каждый раз когда я появляюсь, этот идиот Корисмен находит к чему придраться. Актер не может играть с полной отдачей, если кто-то постоянно бухтит ему под руку. Так что давайте на этом покончим и опустим занавес.
– Успокойтесь, шеф. Отныне я постараюсь держать Корисмена подальше от вас. Здесь, на Луне, мы вполне можем не мозолить друг другу глаза, не то что на корабле.
– Нет, Родж, я уже решил. Нет, я не собираюсь покидать вас. Я останусь здесь до тех пор, пока мистер Бонфорт сам не сможет встречаться с людьми, на случай экстренной необходимости, – тут я смущенно вспомнил, что Император просил меня не отступать, и выразил уверенность в том, что я доведу дело до конца, – но меня действительно лучше держать в тени. Ведь до сих пор все шло нормально, не правда ли? О, они знают – кто-то знает, что на церемонию принятия в гнездо явился не Бонфорт – но они не осмеливаются заявить об этом в открытую, равно как и не могут чего-либо доказать. Те же самые люди возможно подозревают, что и сегодня на аудиенцию явился не Бонфорт – но они не осмеливаются заявить об этом, равно как не могут что-либо доказать. Те же самые люди, возможно, подозревают, что и сегодня явился двойник, но они уже не уверены в этом – потому что нельзя полностью сбросить со счетов возможность того, что Бонфорт оправился достаточно быстро и смог лично предстать перед Императором. Правильно?
Клифтон внезапно смутился.
– Боюсь, что они полностью уверены, что вы двойник, шеф.
– Что?
– Мы немного приукрасили состояние дел, чтобы не нервировать вас. Док Кэнек с самого начала был уверен, что только чудо может укрепить его настолько, чтобы он смог сегодня лично явиться на аудиенцию. Это стало ясно при первом же осмотре. И те, кто так накал его, тоже прекрасно это знают.
Я нахмурился.
– Значит, вы и раньше обманывали меня, когда расписывали как прекрасно он себя чувствует? Что с ним на самом деле, Родж? Только не лгите.
– Тогда я говорил сущую правду, шеф. Именно поэтому я предложил вам повидаться с ним – хотя и был рад, что вы отказались от встречи с ним до этого, – и добавил: – Может быть, вам действительно стоит повидаться с ним и поговорить.
– Ммм… нет. – У меня были достаточно веские причины избегать этой встречи. Если уж мне придется где-нибудь появиться под видом Бонфорта, так пусть уж хоть подсознание не сыграет со мной дьявольскую шутку. Я должен был исполнять роль совершенно здорового человека. – Родж, но ведь то, что вы сейчас сказали, еще больше подтверждает мою правоту. Если уж они даже сегодня были уверены, что во дворце присутствовал двойник, то я не могу рисковать появляться где-нибудь еще раз. Сегодня они были застигнуты врасплох – а может быть просто они не имели возможности разоблачить меня при сложившихся обстоятельствах. Но в дальнейшем они могут сделать это. Они могут придумать что-нибудь такое, что полностью разоблачит меня – и тогда фью-юю…! Ведь подобные игры стары как мир. – Я немного подумал: – Так что я считаю, что мне только полезно «поболеть» некоторое время. Билл был прав: пусть лучше это будет «пневмония».
Сила самовнушения такова, что на следующее утро я проснулся с насморком и болью в горле. Доктор Кэнек нашел время заняться мной, поэтому к вечеру я снова почувствовал себя человеком. Тем не менее, он издал бюллетень о состоянии моего здоровья, который гласил, что «мистер Бонфорт подхватил вирусную инфекцию». Учитывая, что лунные города были полностью герметичными и снабжались кондиционированным воздухом, никто особенно не опасался тяжелых заболеваний: по крайней мере ни одна живая душа не сделала даже попытки навестить меня. Четыре дня я ничего не делал, только читал книги из личной библиотеки Бонфорта. Хранились там и некоторые его бумаги. Я просмотрел и их тоже. Я сделал для себя открытие, что политика и экономика могут быть увлекательнейшим чтением: раньше я как-то не верил в их реальность. Император прислал мне цветы, выращенные в дворцовой оранжерее: а может быть они действительно предназначались мне?
Ну да ладно. Я бездельничал и наслаждался роскошью быть Лоренцо или даже просто Лоуренсом Смайтом. Я заметил, что стоит кому-нибудь войти, как я мгновенно входил в роль. Происходило это чисто машинально, но я ничего не мог с собой поделать, хотя это было вовсе ни к чему, так как ко мне никто кроме Пенни и доктора Кэнека обычно не входил, если не считать единственного визита Дэка.
Но даже и подобная лотофагия со временем надоедает. На четвертый день я устал от своей комнаты, как уставал от долгого ожидания в приемных театров. Да еще почти полное одиночество… Никто не навещал меня. Кэнек заходил очень редко и визиты его всегда бывали сугубо профессиональными, а визиты Пенни были очень короткими и их вполне можно было пересчитать по пальцам одной руки. К тому же она перестала меня называть мистером Бонфортом.
Когда ко мне явился Дэк, я очень обрадовался.
