представлял. И одновременно все это принадлежит мне.
Я больше не в Панаме. Я посмотрел на улицы, на холм. Мои компадрес бежали за ябандзинами, стреляли в них. Ябандзины не очень сопротивлялись. Никаких трех тысяч самураев, о которых нас предупреждали, нет. На дирижаблях, должно быть, прилетело всего несколько сот человек. И все они как будто погибли. Большинство зданий горит и разрушено. Только немногие ябандзины решили жить и сражаться. Подобно жителям «Мотоки», большинство предпочло покончить самоубийством. Они не верили, что могут победить нас. Мало кто сражался, и ни у кого не было оружия, способного пробить нашу броню. Они были обречены. Но мои companeros словно не понимали этого.
Выше по холму из дома выбежала девушка. Двое наемников обернулись и, не раздумывая, выстрелили. Девушка закричала и поскользнулась в луже собственной крови. Те же два наемника медленно направились к куполу, из которого она выбежала, как будто в нем их ждали десятки самураев. Они совершенно не понимали, что бой окончен и война выиграна.
У меня не было стремления бросить оружие, как во время убийства Люсио. Но и не было сил нести его дальше. Я подбежал к женщине, которую застрелил. Она лежала на земле, дышала с трудом, но еще дышала. «Она дышит! Я могу спасти ее, — подумал я, — могу спасти ее!» И тут я понял, что с самого убийства Эйриша ищу человека, которого сумел бы спасти, чтобы как-то перед собой оправдаться. Я тащил полуживую Тамару на станцию Сол. Во время эпидемии я изо всех сил старался спасти хоть одного человека. Даже когда Перфекто убил Бруто, что-то во мне кричало: «Надо его спасти!» Но каждый раз мне не удавалось поспеть вовремя. И я подумал: «Если сумею спасти по одному человеку за каждого убитого, счет сравняется. И я стану свободен».
Я расстегнул костюм женщины и прикрыл ее рану. Кожа у нее бледная; сознания нет, женщина в шоке. Я подложил ей под ноги свой лазер, приподняв их. Оглядел улицу. Мне нужна медицинская сумка, перевязочные материалы, болеутоляющее и средства для закупорки сосудов. Я осматривал улицу, словно где-то здесь, в укрытии, сидят медики. Интересно, где в городе больница. Но на зданиях только японские иероглифы. Я увидел машину, медленно спускающуюся с холма по направлению ко мне. Поднял руки и закричал, потом побежал навстречу к своим компадрес.
— Мне нужна медицинская сумка! — кричал я на бегу.
Артиллерист спросил в свой микрофон:
— Что ты здесь делаешь без защитного костюма?
— Мне он не нужен. Ябандзины не сопротивляются, — ответил я, словно это все объясняло. Один из наемников порылся в машине, достал медицинскую сумку и бросил мне.
— Graciac, — крикнул я и побежал назад. Женщину я нашел на прежнем месте. Проверил раны и обнаружил разрыв одного легкого и повреждение кровеносных сосудов под грудиной. Запечатал дыры в легких пневматической пеной, а кровеносные сосуды просто перекрыл. Наложил повязку и дал диалилфталат, чтобы вывести ее из шока.
Когда я заканчивал работу, за спиной у меня появилась Абрайра.
— Что ты делаешь? — крикнула она.
— Спасаю людей. Они не сопротивляются. Помоги мне! Раздобудь еще одну медицинскую сумку, — крикнул я в ответ, и она, отбросив ружье, побежала вверх по холму.
Я прошел по улице и обнаружил старика с остекленевшими глазами, девочку лет двенадцати, спасти которую было уже невозможно, полную женщину с очень широкими бедрами: похоже, она родила множество детей. Она лежала, и в ноге ее торчало множество метательных стрел. Одно колено оторвано. Из раны била кровь. Женщина тяжело дышала, как раненое животное, и цеплялась пальцами за землю, пытаясь уползти от меня.
Я наложил ей турникет на ногу и сделал инъекцию болеутоляющего. Она покорно смотрела на меня, не мешая работать. Трудно спасти ей ногу, времени на это нет. Лучше стабилизировать ее положение, оставить турникет, хотя при этом она ногу потеряет. Но всегда можно отрастить новую.
Подошла Абрайра с новой медицинской сумкой. Она крикнула:
— Там, внизу! Целая толпа! — И указала в сторону берега.
Мы побежали к берегу и на углу одной из улиц обнаружили человек тридцать. Десять были еще живы. Я начал лихорадочно работать: мальчик с развороченным бедром, старик со стрелой в спине, девочка, которой плазма попала в грудь и у которой хватило ума упасть и дать плазме стечь. Я быстро делал необходимое, вокруг стреляли, но ни разу не выстрелили по мне. Казалось чудом, что можно заниматься исцелением посреди боя, но ябандзины на нас не нападали, а из наших компадрес никто не выстрелил по ошибке.
Время замедлилось, мгновение тянулось бесконечно. Я работал, а Абрайра бегала от машины к машине и приносила медикаменты. Один раз я поднял голову и заметил, что стрельба почти прекратилась. Не знаю, сколько времени я трудился: минуты или часы. Подсчитал, что помог примерно двадцати раненым, в среднем на одного уходило две минуты Но не может быть, чтобы я работал меньше часа!
Земля подо мной дрогнула, взорвалось соседнее здание.
И всякий раз как я поднимал голову, чтобы перевести дыхание, Абрайра указывала на нового раненого, и я хватал свои вещи и бежал к нему. Постепенно мы приблизились к какому-то складу, здесь в подвалах лежали десятки раненых. Я занялся молодой девушкой, услышал скрежет и поднял голову.
Кто-то в зеленой защитной броне тащил раненую женщину в угол. Уложил ее и побежал за другими ранеными. Подоспел еще один компадре, снял шлем. Химера с деформированными ушами. Он порылся в моей сумке. Сказал, что его зовут Фаустино и он служил санитаром в полевом госпитале в Перу. Он работал очень хорошо. У него оказались быстрые и искусные руки.
Еще двое компадрес, неразличимые в защитной броне, стали подтаскивать раненых. Меня это очень удивило. Я вдруг понял, что возникает нечто вроде военно-полевого госпиталя, и скоро нас завалят ранеными.
Я слышал настойчивое «бум-бум-бум» в здании всего за три двери от нас по улице. Это было единственное место поблизости, где еще стреляли. Абрайра несла на плечах старика. Я подумал, что стреляющий добавляет нам много ненужной работы, и рассердился.
Я побежал к дому, откуда доносилась стрельба. Абрайра в это время вошла под арку большого промышленного здания, — и неожиданно все это здание вздрогнуло от взрыва. Подпрыгнуло в воздух — и развалилось. На Абрайру обрушились кирпичи и покореженные стальные балки.
Я бросился к ней. Под камнями Абрайры не видно. Я стоял, потрясенный, глядя на эту груду, потом начал растаскивать кирпичи. Прикинул, что их навалило слоем примерно в метр, и старался убирать их как можно быстрее. Поблизости продолжали стрелять.
«Когда откопаешь, она уже будет раздавлена, — подумал я. — Нужно спасать еще живых людей. Спасать тысячи». Я знал, что Абрайра не могла уцелеть под камнями.
Кинулся к большому куполу, где раздавались выстрелы, и даже на расстоянии услышал женские крики. Я вбежал внутрь. Купол оказался театром. Сквозь круглые окна под самой крышей лился свет, впереди располагалась сцена. В здании укрылась сотня женщин; и один человек в броне стоял у входа и стрелял в женщин из самострела, а они прятались за спинками кресел. У меня на глазах одна из женщин метнулась к запасному выходу, человек повернулся и убил ее. Действовал он с удивительной скоростью и уравновешенностью, точно и даже изысканно, погруженный в состояние мунэн, одновременно достигнув Мгновенности и Полного Контроля. Он стрелял по своим жертвам, словно это учебные цели, и делал это исключительно точно. Он символизировал все то, чему научили нас самураи. Женщины отчаянно кричали. Я крикнул:
— Muchacho! — и подбежал к этому человеку сзади. Он повернулся ко мне — я увидел, что это латиноамериканец, — потом снова принялся истреблять женщин. Я выбил самострел у него из рук и закричал: — Не нужно! — Он взглянул на меня, потом на ружье, словно хотел подобрать его.
Я стал расстегивать его шлем, кричал: «Не нужно!», хотел посмотреть, узнаю ли я его. Темноглазый человек средних лет. Для меня он безымянный. Лицо может принадлежать любому из тысяч знакомых мне рефуджиадос. Глаза его горели, он был покрыт потом мунэн.
Он ошеломленно смотрел на меня, не понимая, почему я на него кричу, как человек, очнувшийся от сна. Лицо его сияло восторгом. Неожиданно его взгляд сфокусировался, он увидел меня.
— Que glorioso! Как славно! — удивленно сказал он.
