Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет

нибудь позвонить?

— Я не сумасшедшая, — заявила я, пытаясь осознать положение. — Этим утром, нет, меньше двух часов назад мы с Лондэном жили в этом самом доме…

Я осеклась. Хоусон придвинулась поближе к мужчине в дверях. Они стояли так, как стоят давно женатые супруги, и я вдруг осознала, кто передо мной. Это был отец Лондэна. Погибший отец Лондэна.

— Вы — Биллдэн, — прошептала я. — Вы погибли, когда пытались спасти…

Мой голос оборвался. Лондэн никогда не видел своего отца. Биллдэн Парк-Лейн^{5} погиб, спасая своего двухлетнего сына из тонущей машины тридцать восемь лет назад. Сердце у меня замерло, и до меня стала медленно доходить суть этого нелепого недоразумения. Кто-то устранил Лондэна.

Я попыталась опереться на что-нибудь, чтобы не упасть, затем быстро села на садовую ограду и закрыла глаза. В голове билась тупая боль. Лондэна нет. Значит, между нами ничего не было…

— Биллдэн, — сказала Хоусон, — тебе лучше позвонить в полицию…

— Нет! — крикнула я, открыв глаза и яростно сверля его взглядом. — Значит, вы не вернулись за ним? — медленно, хриплым голосом произнесла я. — Вы не спасли его тем вечером. Вы остались живы, а он…

Я приготовилась выслушать гневную отповедь, но этого не произошло. Биллдэн просто смотрел на меня со смешанным выражением растерянности и жалости.

— Я хотел его спасти, — тихо сказал он.

Я сдержалась.

— Где Лондэн сейчас?

— Если мы вам скажем, — спросила Хоусон, медленно и ласково произнося слова, — вы обещаете уйти и больше не возвращаться? — Она приняла мое молчание за знак согласия и продолжила: — Он на Суиндонском муниципальном кладбище… и вы правы: наш сын утонул тридцать восемь лет назад.

— Черт! — воскликнула я.

Мой разум метался, пытаясь понять, кто сыграл со мной такую страшную шутку. Хоусон и Биллдэн в страхе попятились.

— Это я не вам, — быстро сказала я. — Черт побери, меня шантажируют.

— Тогда вам лучше обратиться в ТИПА-Сеть.

— Они мне поверят не больше, чем вы.

Я замолчала и немного подумала.

— Хоусон, я знаю, что у вас хорошая память, ведь, когда Лондэн существовал, мы с вами дружили. Кто-то похитил вашего сына — моего мужа, и поверьте, я его верну. Но послушайте, я не чокнутая и могу это доказать. У него аллергия на бананы, у него родинка на шее и родимое пятно в виде омара на попе. Откуда мне это знать, если я не…

— Да? — медленно проговорила Хоусон, глядя на меня со все возрастающим интересом. — А это родимое пятно на какой ягодице?

— На левой.

— Если смотреть спереди или сзади?

— Сзади, — тут же ответила я.

На миг воцарилось молчание. Они переглянулись, потом посмотрели на меня, и в это мгновение они поверили. Когда Хоусон заговорила, голос ее был тих, в нем звучала глубокая печаль.

— Как… каким он мог бы стать?

Она заплакала, крупные слезы покатились по ее щекам, слезы скорби о том, что могло бы быть.

— Он был замечательным! — с благодарностью ответила я. — Остроумным, щедрым, высоким и мудрым. Вы очень гордились бы им!

— Кем он стал?

— Писателем, — ответила я. — В прошлом году он получил премию Берти Бедрона за роман «Злополучная кушетка». Он потерял ногу в Крыму. Два месяца назад мы поженились.

— Мы были у вас на свадьбе?

Я посмотрела на них и ничего не сказала. Хоусон-то, конечно же, была, она вместе с нами плакала от счастья. Но Биллдэн… Биллдэн отдал жизнь за Лондэна, когда вернулся в тонущую машину и вместо него упокоился на Суиндонском муниципальном кладбище. Мы постояли несколько минут, оплакивая Лондэна. Наконец Хоусон прервала молчание.

— Знаете, по-моему, нам всем будет лучше, если вы сейчас уйдете, — тихо сказала она, — и, пожалуйста, больше не приходите.

— Подождите! — сказала я. — Скажите, не было ли там кого-нибудь, кто помешал вам спасти его?

— Даже не один, — ответил Биллдэн. — Их было пятеро или шестеро. Среди них одна женщина. Я сидел на…

— Там не было француза? Высокого, по виду аристократа? Его, кажется, зовут Лавуазье.

— Не помню, — печально ответил Биллдэн. — Прошло столько лет.

— Теперь вам точно надо уйти, — решительно повторила Хоусон.

Я вздохнула, поблагодарила их, и они прошаркали внутрь, закрыв за собой дверь.

Я вышла из калитки и села в машину, пытаясь сдержать эмоции, чтобы ясно мыслить. Плечи у меня ходили ходуном, а костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели. Как ТИПА могло так поступить со мной? Может, Скользом таким образом пытается выведать у меня что-то об отце? Я покачала головой. Игры с временными потоками — преступление, за которое карают с беспримерной суровостью. Трудно представить, чтобы Скользом рискнул своей карьерой, да и жизнью тоже, играя так грубо.

Я глубоко вздохнула и подалась вперед, чтобы нажать кнопку стартера. В этот момент мой взгляд случайно упал на боковое зеркало: на противоположной стороне дороги припарковался «паккард». Безупречно одетый человек, опираясь на его крыло, покуривал и посматривал в мою сторону. Это был Дэррмо-Какер. Похоже, он улыбался. И тут я внезапно разгадала весь план. Все дело в Джеке Дэррмо. Чем там угрожал мне Дэррмо-Какер? «Корпоративной нетерпимостью»? Гнев вспыхнул во мне с новой силой.

Мысленно обозвав его ублюдком, я выскочила из машины и быстро и решительно двинулась к Дэррмо-Какеру, который при моем приближении заметно подобрался. Я даже не взглянула на машину, с визгом затормозившую в нескольких дюймах от меня, и, когда Дэррмо-Какер шагнул было ко мне, обеими руками изо всех сил толкнула его. Он потерял равновесие и тяжело упал на землю. Я тут же кинулась на него, схватила за грудки и уже собралась от души врезать ему кулаком. Однако так и не ударила — в слепом гневе я совсем позабыла о его дружках Хренсе и Редькинсе. Они свои обязанности выполнили прекрасно, эффективно и, как мне пришлось убедиться, болезненно. Я отбивалась, как черт, и радовалась, что в заварухе мне удалось крепко засадить Дэррмо-Какеру в коленную чашечку — он даже завопил от боли. Но триумф мой оказался не долог. Вдвоем громилы были раз в десять тяжелее меня и вскоре сломили мое сопротивление. Они скрутили меня, а Дэррмо-Какер подошел ко мне с мерзкой улыбочкой на лисьей физиономии.

Я сделала первое, что пришло в голову, — плюнула ему в рожу. Мне никогда прежде не приходилось ни в кого плевать, но получилось как нельзя лучше — попала прямо в глаз.

Дэррмо-Какер вскинул руку, чтобы ударить меня, но я не моргнула, а просто смотрела на него в упор, прожигая яростным взглядом. Он остановился, опустил руку и вытер лицо накрахмаленным до хруста носовым платочком.

— Потрудитесь сдерживаться, Нонетот.

— Для тебя — миссис Парк-Лейн.

— Уже нет. Если вы перестанете дергаться, то, пожалуй, мы сможем поговорить нормально, как взрослые люди. Нам необходимо заключить соглашение.

Я перестала вырываться, и двое громил ослабили хватку. Одернув жакет, я уставилась на Дэррмо-