Дженни взглянула на Бретта, стоящего с вытянутым лицом, и прыснула.
– Ладно, ладно, – проворчал он вслед Робу, – повторишь мне это наедине.
Они привели себя в порядок и, уже одетые, сидели в комнате Бретта. Дженни не была расположена обсуждать происшедшее, так же как и обращаться в полицию. Чтобы разогнать тучи на ее челе, Бретт предложил съездить куда-нибудь прогуляться.
– Парковый район, – ответила Дженни. – Давай проедемся по авеню Святого Чарльза до самого конца.
Езда на машине всегда доставляла Бретту удовольствие, и он не раздумывая согласился. Меньше чем через час они уже катили по направлению к центральной Кэнэл-стрит.
– Господи, как я давно не ездила просто так, – вздохнула Дженни.
Напряжение ночи начало спадать. Они проехали деловое Сити, площади Ли и Джексона и въехали в парковый район.
– Ну что, – улыбнулся Бретт и притормозил машину, – поиграем в туристов?
– Сейчас большая часть играющих в туристов не вылезает из своих автомобилей, – вздохнула Дженни. – А я просто очень люблю эту часть города. Если бы это было возможно, я бы поселилась здесь.
Красивые старые домики прятались в изобилии зелени, старые деревья, склоняя ветви и причудливо переплетая их, образовывали живые изумрудные своды, даря улицам прохладу. Ковер сочной травы всех оттенков зеленого начинался от фундамента каждого домика и сливался с радужными пятнами цветочных клумб. Машины, двигающиеся по авеню Чарльза, подъезжая к парку, сразу скрывались за зелеными стенами.
– Я знаю, о чем ты думаешь.
– О чем?
– Ты думаешь, что на земле больше нет такого места, как парковый район Нового Орлеана.
– А что? Разве плохо жить в одном из этих игрушечных домиков? Я бы с удовольствием.
Бретт улыбнулся и направил машину в сторону Эудьюбонского парка.
Был волшебный полдень. Воздух, теплый и тяжеловатый, насыщенный запахом магнолий, ласково обдувал их лица. Дженни казалось, что с каждым часом она любит Бретта Мак-Кормика все с большей силой. Он тоже не оставался равнодушным к магии солнечного дня и был весьма доволен, что наконец-то сумел выбраться на волю.
На обратном пути он специально свернул на Вашингтон-авеню, идущую параллельно авеню Святого Чарльза. Двигаясь по этой дороге, можно было разглядеть его владение.
Рассказать ей о доме сейчас, показать его? Дать возможность полюбоваться его полуотреставрированной собственностью? Ведь ей достаточно бросить один взгляд, чтобы по заслугам оценить его усилия. И Дженни тоже полюбит этот дом, Бретт был в этом уверен.
Но он промолчал. Старая добрая песенка «она-что-то-от-меня-хочет» некстати выползла наружу, хотя Бретт прекрасно знал, что это не так. И все же что-то удержало его. Этот дом являлся его собственностью самым дорогим, что у него было. После ночного разговора у Бретта осталось странное впечатление, будто между ним и Дженни существует какая-то потусторонняя связь. Именно такое чувство Бретт испытал и когда впервые увидел этот старый дом. Конечно, все это было достаточно глупо, но все-таки он предпочел промолчать и проехать мимо. Если бы он снова начал разговор про переселение душ и прочие подобные штуки, то только причинил бы Дженни боль, лишний раз посмеявшись над ней.
Итак, рассказ про свою драгоценную собственность в парковом районе он предпочел временно отложить.
Весь понедельник Бретт провел в дебатах с самим собой, раздумывая, рассказать Дженни про дом или подождать.
После прогулки они проехали по Мэгэзин-стрит и, не доезжая центральной Кэнэл, свернули во французский квартал чего-нибудь перекусить. Они без удовольствия пожевали соленые сырые устрицы и вернулись назад, в квартиру Бретта.
Сейчас Дженни опять уехала к клиенту, и Бретт остался наедине с чашкой кофе. Когда раздался стук в дверь, Бретт почувствовал, что не имеет ни малейшего желания открывать. Да пусть хоть весь мир начнет к нему ломиться! Он прокрался к телефону и отключил его. После вчерашнего визита Роба стук в дверь начал его раздражать. Ему осточертел поток странных событий последнего времени, мешавших ему работать над романом, и так история с душем не вылезала из головы.
С того момента, когда они решили поехать на прогулку в парковый район, Дженни, так же как и Бретт, ни разу не заговаривала об этом. Он же не видел смысла расстраивать Дженни и начинать разговор первым. Когда она поцеловала его час назад перед отъездом, Бретт заметил тень тревоги, притаившуюся в уголках ее глаз. Он был уверен, что теперь Дженни ни за что не останется в своей квартире ночью одна.
Честно говоря, Бретт был обеспокоен не меньше. Он и так и сяк обдумывал ночное происшествие, но разумного объяснения в голову не приходило, и чем дальше уводили его мысли на этот счет, тем дальше отодвигалась перспектива окончания книги. Как Бретт ни старался, он никак не мог сосредоточиться. Едва он вспоминал Дженни, как все остальное мгновенно переставало существовать. Мысли Бретта сразу полностью переключались на нее, упорно крутились вокруг преследующего его милого образа, и Бретт ничего не мог с собой поделать. Он не поверил во все эти глупости ни на мгновение, глубоко презирая рассказы о прошлой жизни, возрождении, карме и прочей чуши. Может быть, он немного верил только в то, что существует судьба, фатальная неизбежность всего происходящего.
Очередной стук был им снова проигнорирован.
Мак-Кормик чувствовал, что, когда Дженни находилась вместе с ним, возникало ощущение единого цело. го, никогда не испытываемое им раньше. Без всяких объяснений и теорий. Оно просто появлялось, и все. И ему хотелось жить с этим чувством и дальше.
Стук превратился в мерные громовые раскаты.
