Артур Кларк.
Спящий красавец
То была одна из тех вялых дискуссий, что завязываются в «Белом олене», когда никто не может предложить более интересную тему. Каждый старался вспомнить самое поразительное из известных ему имен, и я как раз назвал «Обедайя Полкингхорн», и тут — неизбежно — на сцене появился Гарри Парвис.
— Странные имена вспоминать нетрудно, — сказал он, упрекая нас в легкомыслии, — но вы хоть когда-нибудь задумывались над гораздо более фундаментальным вопросом —
— О нет! — простонал Чарльз Уиллис, один из наиболее несгибаемых критиков Гарри. — Не верю!
— Так по-вашему, — возмущенно ответил Гарри, — я это имя
Чарли, самый многообещающий из знакомых мне авторов (его считают многообещающим уже более двадцати пяти лет), издал было некий протестующий звук, но кто-то, позаботившись о благе всех присутствующих, отвлек его кружкой пива.
— Зигмунд, — продолжил Гарри, — нес свою ношу достаточно храбро, пока не повзрослел. Я практически не сомневаюсь, что дурацкая фамилия постоянно вертелась у него в голове и в конечном итоге породила то, что можно назвать психосоматическим результатом. Если бы он родился у других родителей, то не стал бы — я в этом почти не сомневаюсь — таким упорным и постоянным храпуном.
Что ж, бывают в жизни трагедии и хуже. Семья Зигмунда была не из бедных, и звукоизолированная спальня оберегала остальных домочадцев от бессонных ночей. Как и все храпуны, Зигмунд совершенно не подозревал о своих ночных симфониях и искренне не мог понять, из-за чего другие поднимают скандал.
И лишь женившись, он обратил на свое несчастье — если его можно так назвать, ибо храп мешал не ему, а другим, — то серьезное внимание, какое оно заслуживало. Никто не удивляется, если молодая жена возвращается из свадебного путешествия в несколько расстроенных чувствах, но бедняжка Рейчел Сноринг пережила настоящее потрясение. Она постоянно ходила с красными от недосыпания глазами, а любые попытки вызвать сочувствие у друзей неизменно вызывали у них неудержимый хохот. Поэтому ничего удивительного, что она предъявила Зигмунду ультиматум: или он как угодно избавляется от храпа, или их браку конец.
Тут перед Зигмундом и его семьей встала весьма серьезная проблема. Они были семьей хорошо обеспеченной, но отнюдь не богатой — в отличие от дедушкиного брата Рувима, умершего в прошлом году и оставившего довольно хитроумное завещание. Он весьма благоволил к Зигмунду и завещал ему немалую сумму, переведя ее в трастовый фонд. Молодой человек мог получить эти деньги, когда ему исполнится тридцать. К несчастью, прадядюшка был очень старомоден и праведен и не очень-то доверял современной молодежи, поэтому включил в завещание условие, что Зигмунд не имеет права разводиться, пока не достигнет оговоренного возраста. В противном случае деньги пойдут на создание сиротского приюта в Тель-Авиве.
Ситуация создалась очень сложная, и трудно даже предполагать, как она решилась бы сама по себе, если бы кто-то не посоветовал Зигмунду поговорить с дядей Хайми. Совет Зигмунду не очень-то понравился, но отчаянное положение требует отчаянных решений, и он отправился в путь.
Тут я должен пояснить, что дядя Хайми был выдающимся профессором-физиологом, членом Королевского научного общества и автором множества научных трудов. И еще в тот момент, благодаря грызне между попечителями колледжа, он испытывал определенную нехватку средств и был вынужден прекратить работу по нескольким своим любимым исследовательским проектам. Его возмущение усилило и то обстоятельство, что факультету физики только что выделили полмиллиона фунтов на новый синхротрон, поэтому, когда перед ним предстал несчастный племянник, настроение у него было далеко не радужным.
Пытаясь не обращать внимания на вездесущий запах дезинфектанта и помета, Зигмунд проследовал за лаборантом вдоль столов с каким-то непонятным оборудованием и клеток с мышами и морскими свинками, через каждые несколько шагов отводя взгляд от занимающих почти всю площадь стен отвратительных цветных схем и рисунков. Дядюшку он увидел за лабораторным столом, где тот сидел, попивая чай из мензурки и рассеянно поглощая сандвичи.
— Угощайся, — буркнул он вместо приветствия. — Жареный хомяк… настоящий деликатес. Из партии, на которой мы отрабатывали противораковые препараты. Что это с тобой?
Сославшись на отсутствие аппетита, Зигмунд поведал уважаемому дядюшке о своих печалях. Профессор выслушал его без особой симпатии.
— Не понимаю, какого черта ты вообще женился, — сказал он наконец. — Бездарно потраченное время. — Всем было известно, что дядя Хайми удерживал по этому вопросу непоколебимую позицию, имея пятерых детей и ни одной жены. — Но все же попробую тебе помочь. Сколько у тебя денег?
— Для чего? — спросил несколько ошарашенный Зигмунд. Профессор обвел рукой лабораторию:
— На все это требуются средства.
— Но я думал, что университет…
— Ода. Но любую дополнительную работу приходится делать тайком, а у тебя именно такой случай. Я не могу тратить на тебя средства колледжа.
— И сколько тебе надо для начала?
Дядюшка назвал сумму куда меньшую, чем опасался Зигмунд, но радость его длилась недолго. Как вскоре выяснилось, ученый был прекрасно знаком с особенностями завещания Рувима; Зигмунду еще предстояло подписать контракт, согласно которому через пять лет, когда он получит добычу, часть денег обязуется передать профессору. А сейчас он всего-навсего выплачивает аванс.
— Но учти, я ничего не обещаю, хотя и сделаю все возможное, — предупредил дядюшка Хайми, внимательно изучая чек. — Езжай домой и возвращайся через месяц.
Это оказалось все, чего Зигмунд смог от него добиться, потому что профессора отвлекла некая эффектная аспирантка, облаченная в плотно облегающий свитер. Они принялись обсуждать интимную жизнь лабораторных крыс, используя такие выражения, что стеснительный Зигмунд был вынужден поспешно удалиться.
Как мне кажется, дядя Хайми не стал бы брать у Зигмунда деньги, если бы не был уверен, что сможет доставить ему нужный товар. Следовательно, он уже почти завершил свою работу, когда университет обрезал ему финансирование — ведь он никак не мог изобрести всего за четыре недели ту сложную смесь препаратов, которую в оговоренное время ввел шприцом в руку охваченного надеждами племянника. Эксперимент проводился поздно вечером в доме профессора; Зигмунд не очень удивился, увидев, что ассистирует дяде та самая аспирантка.
— И как подействует этот препарат? — спросил он.
— Не даст тебе храпеть… надеюсь, — ответил дядюшка. — Вот удобное кресло, а вот пачка журналов. Мы с Ирмой будем по очереди за тобой приглядывать — на случай, если возникнут побочные реакции.
— Побочные реакции? — с тревогой спросил Зигмунд, потирая руку.
— Не волнуйся… и расслабься. Через несколько часов мы узнаем, подействовал ли препарат.
И Зигмунд принялся ждать, когда его одолеет сон, а двое ученых суетились вокруг него (и вокруг