Но Асса все же ушел! Пробрался ли он через сад, прячась среди кустов и деревьев, и, наконец, перепрыгнул через стену, которая отделяет дворец от берега реки? И переждал там до вечера, а в темноте уплыл в челне? Не знаю. Известно только, что и женщина, на которую в поднявшейся суматохе никто сначала не обратил внимания, тоже внезапно исчезла. Я их больше никогда не видела.
Но у стены, будто прибитый рукой бога, стоял слепой, держа свой странный инструмент. До него никому не было дела.
Тут через толпу пробрался мой брат Каар. Его не было дома, когда позвали мать, но слух о происшествии быстро дошел до него. Я хлопотала около матери, опустилась рядом с ней на землю и как могла утешала ее. Каар схватил ее за руку и поднял с земли, она же, оправившись после первого испуга, показала на слепого. Тогда Каар другой рукой схватил старика и потащил их обоих за собой. Толпа молча разошлась, никто не произнес ни слова.
Однако царица узнала об этой истории. Она решила, что если Каар выплатит за убитого выкуп, тогда уж больше никто не будет иметь зла ни на нас, ни на Ассу. И Каар стал работать по ночам при свете факела и выплатил тому человеку выкуп. Повсюду, плыл ли он вверх или вниз по Реке, он расспрашивал о своем брате. Но никто, будь то моряк или земледелец, жрец или солдат, ничего не мог рассказать ему о фокуснике и танцовщице. Казалось, их поглотила пустыня, и, может быть. Сет завладел тем, что ему причиталось.
Ты, наверное, удивишься, Рени, что я до сих пор так мало рассказывала о нашей великой царице. Но хотя она дала нам всем дыхание своей милостью и благосклонностью, я все же не могу сказать, что за все те годы мне стало известно о ней что-то большее, чем ее внешний вид. Я видела ее время от времени, когда она проходила мимо меня или когда я прислуживала Нефру-ра за царским столом.
Даже для дочери у Хатшепсут было мало времени, потому что она без устали вникала во все дела управления. Не проходило ни одной недели, чтобы она не принимала Нехси, казначея, или не выслушивала отчет первого пророка Амона о делах в главном храме. Царица выносила решения во всех важных судебных тяжбах, а когда прибывали чужеземные послы, она всегда беседовала с ними и лично принимала ту дань, которую были обязаны выплачивать презренная земля Куш и презренная земля Речену. Правда, чаще других у нее бывал Сенмут, Верховные уста и главный зодчий. С ним она сидела над планами всех храмов, которые повелела возвести по всей стране в честь своего отца Амона и Девяти великих богов.
Нефру-ра разрешалось иногда повидать свою мать, но мне не приходилось ее сопровождать. Ведь Аменет посчитала бы это посягательством на ее права, если бы царевну повела к матери не она, а кто-то другой. Старуху и так глубоко огорчало то, что теперь ей не полагалось ежедневно находиться при царице, которую обслуживали другие придворные дамы, так что сама она оказалась в положении, не соответствовавшем ее рангу главной царской кормилицы.
Таким образом, я могла составить представление о царице лишь по тем бесконечным разговорам, что велись на ее счет у нее за спиной.
У меня хватило ума быстро заметить, что придворные говорили о царице по-разному. Конечно, все выражали ей почтение в ее присутствии и, даже когда ее не было, остерегались говорить о ней что-то плохое. Но разве нет таких слов, которые как бы крючками цепляются за душу слушателя? Сначала этого вовсе не замечаешь, но внезапно о них снова вспоминаешь совсем по другому поводу, и тогда они вдруг получают странный, новый, даже обратный смысл. А кто лучше умеет произносить двуличные речи с ханжескими словами и менять их смысл многозначительной усмешкой, как не шустрые пажи, с которыми раз повстречаешься здесь, раз там и многие из которых были друзьями детства молодого царя?
Царице приходится раздавать подарки и не скупиться на золото для своих приверженцев. Любой, кто склоняется перед ней до земли, делает это, собственно, только для того, чтобы быть поднятым ею и осыпанным почестями. И она раздает и раздает их полными пригоршнями. Но не одарила ли она гробницу главного надсмотрщика за амбарами богаче, чем гробницу главного надсмотрщика за стадами коров? И не получил ли муж Бики более высокую должность, чем муж Хект, хотя Хект была кормилицей одного из умерших в младенчестве братьев царицы? А главное, не слишком ли она возвысила Сенмута, того Сенмута, который был всего-навсего мелким писцом в войске и чей отец даже не имел придворной должности?
Думаю, что все эти недоброжелательные речи не достигают слуха Хатшепсут, не трогают ее сердца. Ибо с неприступной улыбкой проходит она по залам и видит лишь покорность на лицах всех тех, кому позволено смотреть ей в лицо, когда она почтит их своим обращением. Но она беседует не только с людьми, но и с богами, а змея, которая обвивается вокруг ее головы, нашептывает ей, что у нее есть враги. Тогда взгляд царицы становится ледяным, и разговоры вокруг нее замолкают. И тогда ее кравчий или ее писец, или кто-то еще, кто умеет читать по ее лицу, знаком приказывает арфисту или танцовщице развеселить и порадовать царицу. И Риббо, карлик, принимается за свои проделки, а она сидит на троне и неизвестно, смотрит ли, слушает ли она, пока внезапно произнесенное ею слово не прерывает пения; карлик замирает посреди зала, а она диктует короткий приказ, который с большой поспешностью записывают и передают дальше.
Войн она не ведет.
Раньше, когда сын Исиды был еще ребенком, ее полководцы совершили поход против презренной земли Куш, но с тех пор прошло столько времени, что его как будто и не было. Да и вообще! Поступает ли еще дань из презренной земли Речену, которую подчинил ее отец? Или привозимые оттуда товары были выторгованы и, как утверждают злые языки, оплачены ответными дарами?
А как же тогда проявить свое мужество пажам? Они были воспитаны при царском дворе, учились стрелять из лука, управлять колесницами и всяким прочим премудростям, необходимым военачальнику царя. Но у них нет воинов, которых они могли бы повести по песчаным дорогам на север, чтобы положить к ногам Доброго бога чужие земли.
Как могла она вести войны, если не хотела отдавать войска в руки сына Исиды? А если она даст ему это войско, над кем он одержит победу?
Она не спит только из-за богов? Она утомляет свою умную голову лишь для того, чтобы служить им? Она показывает всю роскошь, напрягает все силы великой державы только для того, чтобы ее храмы сияли великолепием, какого не видели с тех пор, как Черная земля поднялась из Нуна?
А тот, кого здесь нет, кого она изгнала, кто пребывает вдали, не замешан ли он в этом больше, чем все те, кто ей близок, – будь то боги или люди? Не он ли вынуждает ее ко всем ее делам, не он ли заставляет ее снова и снова подчеркивать свое величие и великолепие, не он ли бодрствует по ночам у ее ложа, не он ли шепчется со змеей-уреем у ее изголовья? Уж не приходится ли ей прислушиваться в темноте к их шушуканью:
«Неслыханно! Никогда еще с тех пор, как в Земле людей правят цари, не было такого, чтобы на престоле фараона сидела женщина!» – «Но ведь уже за века до этого правила Себек-Нефру-ра!» – «Да, но тогда у царя не было наследников-мужчин!» – «Наследники? Но ведь теперь только в ней одной течет царская кровь Камоса! И поэтому еще ее отец посадил ее рядом с собой на трон!» – «Ты сама не веришь в это, змея!» – «Но я приказываю это писать! Я повелеваю высекать это на камнях высотой до неба, которые
