Он мягко улыбнулся:
- Все сущее рождено. Но ты не говорила, что среди твоих воинов есть женщина.
- Это - подруга одного их них. Мы отбили ее у мятежников, которые взяли ее в заложницы. Она так напугана...
- Ушинька! - неожиданно крикнул король, обернувшись к дому.
Дверная занавеска отлетела в сторону, и на пороге возникла легкая, как облачко, женщина, осененная ореолом серебряных волос. Розовое от природы лицо было украшено изящной росписью - серебряные ягоды, а может, и ландыши. Со второго раза эти островитянские причуды показались принцессе уже почти естественными.
- Королева Ушинь - владетельница Храмового острова Сэниа. - Алэл представил женщин друг другу с учтивой легкостью, которая как бы должна была определить ненужность церемоний в их дальнейших отношениях. - Ушинька, тут требуется твоя помощь.
Королева кивнула и потерла пухлые ручки - с них посыпалась рыбья чешуя. Только тут Сэнни заметила, что на ее величестве надет обычный кухонный передник.
- Одну минутку, я облачусь, - певуче проговорила Ушинь, исчезая в глубине дома.
Принцесса не успела моргнуть, как она уже появилась на пороге, теперь на ней был блистающий чистотой фартук из скобленой рыбьей кожи. Объемистая плетеная корзинка, которую она держала в руках, тяжелой не казалась, по большую глиняную флягу она тут же передала принцессе - 'Держи, милая!' - и нежно поцеловала супруга, избегая, впрочем, накрашенных мест.
- Мы возьмем лодку... Оюшки, ты же сегодня не властен...
Алэл остановил ее взмахом руки:
- Лодка не надобна. Владетельница Сэниа воспользуется даром, в котором древние боги нам отказали.
В лице королевы Ушинь что-то непроизвольно дрогнуло, розовые губы сжались в одну полосочку, по в следующий миг она овладела собой. Моне Сэниа вспомнился собственный инстинктивный ужас, когда она впервые решилась прыгнуть с отвесной скалы, чтобы ощутить невесомость свободного падения наверное, ее собственное выражение было именно таким. Но Ушинь уже справилась со своим замешательством и виновато глянула на принцессу:
- Твори скорей свои заклинания, моя милая, а то мне боязно...
Вероятно она полагала, что мона Сэниа перенесет ее в свои владения одним словом или жестом.
Принцесса невольно улыбнулась:
- Нет, не так, ваше ве...
- Ушинь, зови меня Ушинь, моя милая.
Одной рукой прижимая к себе тяжелую глиняную флягу, мона Сэниа другой обняла женщину за топкую, податливую талию и сделала короткий шажок вниз, со ступеньки; самого момента переноса Ушинь так и не почувствовала. Голубой ковер неувядающих колокольчиков, словно подстеленный под ее маленькие ноги, ошеломил ее, но протяжный крик (для привычного слуха повитухи, впрочем, не такой уж страшный) разом вернул ее к действительности. Она опустила на землю корзину и коротко велела принцессе:
- Полей-ка, милая.
Мона Сэниа раскупорила флягу и топкой струйкой полила содержимое на подставленные руки - над голубой поляной поплыл сладостный дух самогона тройной перегонки. Из привратного кораблика выскочил полуголый Харр с Ю-ю на руках.
- Сиди, где сидишь! - рявкнула на него принцесса, вложив в свой голос всю командорскую властность.
Ушинь, помахивая влажными руками, бросилась на голос; принцесса, подхватив корзину, - за ней. В корзине что-то шевелилось.
Очутившись у изголовья роженицы, Ушинь первым делом наклонила полураскрытую корзину, и оттуда выпорхнул то ли крошечный летучий зверек, то ли очень крупное насекомое. Лупоглазое существо уселось на спинку кровати, точно кузнечик, и тотчас комнатку наполнила мелодичная пульсирующая трель, как будто запел сверчок с необычайно развитым музыкальным слухом. Откуда-то сверху спрыгнул Шоео, настороженно принюхиваясь, - лупоглазик тотчас оборвал песню и уставился на хозяина дома строго и выжидающе, Шоео замер, а потом, как завороженный, медленно двинулся к невиданному гостю, угнездился рядышком и... тоже запел. Сначала его трель сбивалась и глохла - зверьку не хватало дыхания, по косой взгляд сверкающих разноцветными гранями глаз подстегивал его, и вот они уже пели в унисон. Касаулта затихла, и ее хриплое, постанывающее дыхание подчинилось ритму сверчковой трели.
- Воды, побольше воды, моя милая, - шепнула Ушинь, и мона Сэниа выбежала вон, стараясь припомнить, догадалась ли она отдать приказ сервам относительно воды. Наткнулась на мужа, который переминался с ноги на ногу и неловко крутил в руках тоненький хрупкий обруч.
- Дай сюда, согнешь ведь! - крикнула мона Сэниа, выхватывая у него офит. - Ну до чего же вы, мужчины, бываете бестолковыми...
И помчалась к сервам, копошившимся у южной стены возле кухонного навеса. Юрг только хмыкнул ей вслед - его чуткость не всегда оказывалась на должной высоте, по сейчас он понимал, что сопричастность высшему акту человеческой жизни делала его жену, как он однажды выразился - а она, выходит, запомнила - 'старшей сестрой по развитию'. Чтобы не мешать сервам, семенящей рысью устремившимся к их крошечному звезднокорабликовому замку, он убрался подальше - в прохладную тень привратной каморки, где босой полуголый Харр развлекал Юхани, водя угольным пальцем по затейливым узорам гобелена, брошенного на пол. Юный принц уже успел осчастливить джанибастову рухлядь двумя мокрыми пятнами, о чем Юрг нисколько не пожалел, ибо вытканная на гобелене картина отнюдь не предназначалась для детей младшего школьного возраста: она изображала жавра, совращающего отроковицу.
- А вот цветочек аленький, - сюсюкал Харр по-Харрада, как видно, тоже выбитый из привычной колеи, - а вот куколка голенькая... А вот чудище то ли осьмирукое, то ли...
- Это жавр, между прочим, - поспешил перебить его заботливый отец. - Ты, когда шел по болоту, имел все шансы познакомиться с ним на такой же короткой дистанции.
Харр так и подскочил:
- У, строфион твою мать, да ежели бы я знал, ни за что не сунулся...
- Выбирай выражения при детях, - строго заметил Юрг, - а то вылетишь вон туда!
Он указал большим пальцем на полупрозрачную заднюю стенку, за которой маячили силуэты дружинников, маявшихся в традиционном мужском ожидании. Теперь, после загадочной для них гибели товарища, каждый чувствовал себя в какой-то степени опекуном еще не родившегося малыша.
Харр пожал плечами и босой ногой подгреб поближе разноцветные земные погремушки, заброшенные на их корабль еще на Барсучьем.
- И откуда это в тебе, - флегматично обронил он, - ты ж вроде и не князь...
- Вот закончится вся эта катавасия, - пообещал командор, которого сейчас, когда он чувствовал себя не в своей тарелке, отнюдь не тянуло препираться с тихрианином, - и я тебе покажу, кто я таков. Кстати, за мной обещанный меч, не забыл?
- А я уж думал - замотаешь... - у Харра была какая-то врожденная антипатия к субординации.
Оба замолкли, прислушиваясь. Ничего не доносилось, кроме механического топотка сервов.
- Однако небывало тихо, - заметил Харр. - Не окочурилась бы девица. Говорил я тебе - надо было мне браться задело, сам двоих сыновей принимал, да и у чужих случалось, мало ли передряг на дорогах. Через колено перекинуть - враз опростается...
Юрг еще раз восхитился синонимической емкости транслейтора.
- А ежели дело замаринуется...
- Заткнись, и как там далее про строфиона, - сказал командор.
- Ни фига себе ордонанс, - с уважением проговорил по-Харрада и замолк.
И вовремя: из растворенного настежь шатра явственно донесся слабый, но постепенно набирающий силу плач новорожденного.
- Заблеял! - радостно возопил Харр, ткнув командора кулаком в грудь.
- Нашей дружины прибыло! - отозвался Юрг, награждая собеседника ответным тычком.
Ю-ю чутко прислушался и, как это бывает у младенцев, тоже завопил беззлобно и не требовательно, а
