военный атташе Японии в Москве подполковник Кавабэ направил начальнику генштаба докладную записку о плане политико-стратегических мероприятий. Документ был направлен в Токио в апреле с грифом: «Чрезвычайно секретно. экз. № 3 (из четырех)».
Сталин подучил перевод этого документа 23 августа с сопроводительным письмом, подписанным зампредом ОГПУ Яковом Аграновым. Первый раздел документа касался национальностей, входящих в состав Советского Союза, и являлся дополнением к донесению от октября 1933 года — «Изучение национального вопроса в Советском Союзе». Подполковник давал свои характеристики украинцам, белорусам, грузинам, армянам, казахам, татарам. Любопытна его характеристика горных племен Кавказа: «… чеченцы, черкесы, осетины и другие горные племена весьма малочисленны и в политическом отношении серьезного значения не имеют, но они отличаются высоким чувством национального достоинства и тягой к независимости; стойко сохраняют свою самобытность, находясь под властью того или иного правительства и государства, упорно придерживаются своих примитивных племенных традиций, весьма воинственны, до сих пор культивируя обычаи кровной мести». Емкая характеристика, актуальная и сегодня.
Военный атташе Японии занимался не только межнациональными отношениями и проблемами, но и пристально следил за внутриполитической обстановкой. В документе есть специальный раздел: «Политические враги Сталина». В этом разделе один абзац был отчеркнут генсеком. Ссылаясь на информацию, полученную от своей агентуры, Кавабэ писал: «По нашим агентурным данным, остатки троцкистов и оппозиционно-настроенные в отношении Сталина продолжают подпольную деятельность и стремятся к тому, чтобы, преодолев все препятствия, связаться со своими единомышленниками за границей. Некоторые из них под лозунгом 4-го Интернационала ставят задачей свергнуть нынешнюю власть и поставить Троцкого. Хотя сила влияния Сталина сейчас достигла предельной степени, все же, если его политика хотя бы в какой-нибудь части в дальнейшем обнаружит свою несостоятельность и начнутся перебои в проведении его политики, не исключена возможность, что немедленно возникнут антисоветские тенденции. Сталин имеет ряд достоинств, соответственных великому политику, но он имеет в то же время политических врагов. С точки зрения политико-стратегических мероприятий, мы должны принять все меры к тому, чтобы наметить наиболее влиятельную группу его политических врагов и установить с ней контакт. Убежден, что это вовсе не является невозможным».
Можно не сомневаться, что это был не единственный документ, в котором говорилось о том, что разведка потенциального противника, в данном случае Японии, пыталась установить контакт с политическими противниками Сталина. И это были не «признательные показания, полученные в лубянском подвале, истинную цену которым он хорошо знал, а свидетельство опытного профессионального разведчика, который, конечно, не догадывался, что его сверхсекретный доклад может быть прочитан в кремлевском кабинете Сталина. И документальное свидетельство иностранного разведчика не прибавляло доверия Сталина к политическим оппонентам, с которыми он боролся за власть в стране.
А 5 сентября поступила информация от политической разведки. В донесении сообщалось, что ИНО получило агентурное сообщение «от серьезного польского источника». Фамилия источника, конечно, не указывалась даже в донесении, адресованном Сталину. В первом разделе донесения говорилось о польско- германо-японских отношениях. Судя по информации, полученной в Москве, намечался военный альянс трех стран, направленный против Советского Союза, и это очень встревожило Сталина. Он внимательно прочел донесение, отчеркивая основные абзацы. Перспектива возможного военного конфликта на Западе и на Востоке его не радовала, а развивающиеся контакты между Германией и Польшей вызывали тревогу.
По информации, которую источнику удалось получить у начальника главного штаба генерала Гонсиоровского, «Пилсудский нажимает на японцев (через министра иностранных дел Бека и Гонсиоровского), чтобы они провоцировали СССР возможно скорее и активнее, однако не для того, чтобы немедленно, еще в этом году вызвать войну между Японией и СССР, а для того, чтобы ослабить просоветские настроения во Франции, напугать Францию возможностью войны на Дальнем Востоке и показать ей, что СССР для Франции не союзник». Гонсиоровский, очевидно, в беседе с источником, утверждал, что Пилсудский в июле получил письмо от генерала Араки. Воинственный генерал писал польскому маршалу, что японцы медлят начинать войну только исходя из состояния японской авиации, для усиления которой Японии нужно еще обождать с войной до марта 1935 года. Но если Польша и Германия, сообщал генерал, дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно. В донесении сообщалось также, что в октябре в Берлин приедет японская военная миссия для пересмотра польско-японского военного соглашения 1931 года и для заключения нового соглашения. В Берлин для ведения этих переговоров должен прибыть Гонсиоровский, также с военной миссией. Столица Германии была выбрана для того, чтобы не «светиться» в Варшаве и не настораживать Москву.
Если судить по объему донесения (16 страниц машинописного текста с подписью начальника ИНО Артузова в конце), источник был весьма солидным и обладал большими связями в Варшаве. В разделе документа о польско-германских отношениях Сталин подчеркнул то место, где говорилось о том, что 27 июля между Пилсудским и Гитлером заключено новое «джентльменское соглашение». Одним из пунктов этого соглашения была договоренность: «В случае заключения франко-советского военного союза или в случае франко-советского военного сотрудничества — Польша и Германия заключают с Японией военно- оборонительные союзы». Этот пункт в документе также был отмечен Сталиным. Осенью 1934-го угроза союза трех стран против СССР была достаточно серьезной, и политической разведке удалось своевременно получить информацию о возможности такого союза.
В конце 1934 года, судя по немногим рассекреченным документам, порадовала Сталина и военная разведка. 9 сентября ему на стол положили перевод текста фотоснимка с копии доклада германского военного атташе в Токио полковника Отта. Доклад был датирован 30 июля, с ним был ознакомлен посол Дирксен. В документе рассматривался вопрос о влиянии морских кругов на внутреннюю и внешнюю политику империи. Извечный спор между армией и флотом о первенстве при определении внешнеполитического курса Японии и направлении агрессии на Север или Юг интересовал не только советскую разведку, но и военного атташе, будущего союзника по антикоминтерновскому пакту. Интересовались этим и в министерстве рейхсвера, и Отт, систематизировав всю имевшуюся у него информацию, отправил доклад в Берлин. С копией доклада познакомился Рихард Зорге, сфотографировал ее, и пленка была отправлена в Москву. Это был первый рассекреченный к настоящему времени документ Зорге, доложенный Сталину. Сопроводиловки на этот раз не было, и на первой странице рукой первого заместителя начальника Разведупра Артузова две надписи: «Тов. Сталину» и «Послано также тов. Ворошилову».
Второй документ военной разведки (из рассекреченных), доложенный Сталину, был датирован 8 декабря. Это было приложение к морскому донесению, которое составил помощник военного атташе по морским вопросам. Документ был получен агентурным путем в германском посольстве в Москве. Немецкий военный дипломат встретился со своим японским коллегой — японским морским атташе капитан- лейтенантом Накаси, и тот сообщил ему свою оценку политического положения на Дальнем Востоке. По мнению японского дипломата, «не приходится ожидать вооруженного конфликта между СССР и Японией ни зимой, ни будущей весной, если, конечно, не произойдет какого-нибудь непредвиденного случая. Обе стороны нуждаются в мире…». Он считал, что обе стороны видят друг в друге вероятного противника и остается открытым вопрос, вызывается ли эта боязнь действительным незнанием положения и сил противника или же какими-нибудь другими причинами. Капитан-лейтенант утверждал в беседе, что мир в этом регионе можно считать обеспеченным до весны 1935 года. А вот дальнейший ход развития событий остается неизвестным и ненадежным. Оценка обстановки достаточно оптимистичная, особенно если учесть, что ее высказал морской офицер. А интересы военно-морского флота лежали далеко от Владивостока, в зоне южных морей.
Когда знакомишься с документами политической разведки, положенными на стол Сталина, с его резолюциями, подчеркиваниями, отчеркиваниями отдельных абзацев, видишь то, на что он обратил внимание, чем заинтересовался, что для него было важным в дальневосточных делах. И можно представить, что же для него было главным во взаимоотношениях с Японией. Конечно, рассекреченных документов разведки явно недостаточно, чтобы сделать однозначные выводы, тем более что неизвестны
