отвечал на все вопросы американского газетного магната, которого в первую очередь интересовало положение на границах МНР. В США хорошо понимали, что попытка вторжения японских войск на территорию республики может привести к серьезному военному конфликту. Вот выдержка из состоявшейся беседы:
«Говард. Каковы будут, по-вашему, последствия недавних событий в Японии для положения на Дальнем Востоке?
Сталин. Пока трудно сказать. Для этого имеется слишком мало материалов. Картина недостаточно ясна.
Говард. Какова будет позиция Советского Союза в случае, если Япония решится на серьезное нападение против Монгольской Народной Республики?
Сталин. В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике. Заместитель Литвинова Стомоняков уже заявил об этом японскому послу в Москве, указав на неизменно дружественные отношения, которые СССР поддерживает с МНР с 1921 года. Мы поможем МНР так же, как мы помогали ей в 1921 году.
Говард. Приведет ли, таким образом, японская попытка захватить Улан-Батор к позитивной акции СССР?
Сталин. Да, приведет».
Предупреждение для Токио было высказано. Поэтому вполне понятно, что содержание беседы подробно обсуждалось всей мировой прессой. Ведущие японские газеты опубликовали текст беседы под броскими заголовками: «В случае интервенции во Внешнюю Монголию СССР готов к войне с Японией», «Если потребуется, СССР будет воевать с Японией». Однако высказанное советской стороной предупреждение, очевидно, не подействовало на японских дипломатических чиновников. Хорошо осведомленная в дипломатических делах газета «Кокумин» писала: «… В кругах министерства иностранных дел считают, что не следует обращать никакого внимания на заявление Сталина о готовности СССР провести военные операции против Японии в связи с внешнемонгольским вопросом, ибо в данном вопросе еще имеется много неразъясненных моментов».
Более подробные комментарии были высказаны английской и французской прессой. Сталин очень редко давал интервью, и к высказываниям советского генсека в столицах Англии и Франции относились серьезнее, чем в Японии. Парижская «Тан» в передовой статье от 6 марта писала, что вопреки ожиданиям в результате военного восстания в Токио влияние военных кругов не уменьшилось, а скорее даже возросло. Но газета не считала, что это обстоятельство приведет к усилению японской агрессии в Китае и Япония бросится в авантюру против МНР: «До последнего времени можно было думать, что СССР будет любой ценой избегать столкновений на Дальнем Востоке, однако заявления, сделанные Сталиным представителю американской печати, заставляют призадуматься. На самом деле Сталин заявил, что в случае, если Япония решится напасть на МНР и нарушить ее независимость, СССР выступит в защиту этой республики, и что Стомоняков сообщил об этом недавно японскому послу. Москва разговаривает новым языком, и в Токио внимательно прислушиваются. Считают, что одним из первых актов Хирота, если ему удастся сформировать правительство, будет ответ на декларацию Сталина. Японский ответ даст возможность выяснить, в какой степени вопрос о Внешней Монголии может действительно повлечь за собой опасность войны».
На следующий день после опубликования текста беседы в советских газетах английская «Манчестер гардиан» писала в передовой статье, что Внешняя Монголия, имея «русский заем и русских инструкторов», сможет заполнить брешь в своей обороне. Это обстоятельство, по мнению газеты, «может разрушить последние надежды Японии на победу в войне против России на Дальнем Востоке, надежды, и без того уже поблекшие в результате усиления Сибири и Владивостока».
Очень внимательно и подробно комментировала интервью китайская пресса, и такой интерес к сказанному в далекой Москве был естественным. Слишком серьезное значение для Китая и Маньчжурии имела угроза советско-японской войны. Китайская «Дагунбао» в номере от 7 марта писала: «Беседа Сталина с Говардом, если мы лучше ее продумаем, окажется не столь неожиданной, как это казалось вначале. Готовность СССР помочь Монгольской Республике — это давно принятая Советским Союзом политика. Всякий, кто внимательно следит за международными событиями последних месяцев, поймет это. Несомненно, японские военные власти знали об этом».
«Харбин Ници Ници» 6 марта отмечала в передовой статье: «Наиболее заслуживает внимания то, что в беседе Сталин впервые открыто декларировал абсолютную поддержку Внешней Монголии. Из этого видна серьезная заинтересованность СССР в дальневосточной ситуации и, в частности, во внешнемонгольской проблеме. Заявление Сталина, сделанное со свойственным ему тоном угрозы, в достаточной степени звучит в том смысле, что если Япония нападет на Монголию, то СССР не уклонится от войны с Японией. Между тем СССР, построив предположение о нападении Японии на Монголию, говорит о готовности принять войну с Японией потому, что на Дальнем Востоке оборона СССР по линии Внешняя Монголия — Иркутск — самое слабое место, и это доказывает, что СССР все более остро чувствует угрозу возможности удара Японии именно по этому слабому месту в случае японо-советской войны… Вопрос отношений с СССР является для Японии не вопросом экономических интересов или политического приоритета, а буквально вопросом жизни и смерти, то есть вопросом о том, съесть или быть съеденным. Угроза Сталина в этом отношении станет для Японии предметом многих указаний в качестве переломного момента, который исцелит слепоту, имеющуюся внутри нашей страны у больных болезнью симпатий к СССР».
12 марта 1936 года в Улан-Баторе был подписан документ, который на многие годы вперед определил взаимоотношения между двумя странами. Устное соглашение о взаимопомощи было решено заменить официальным дипломатическим протоколом. Под документом свои подписи поставили с монгольской стороны Председатель Малого хурала МНР Амор и премьер-министр и министр иностранных дел Гендун и с советской стороны полпред Советского Союза в Монголии Таиров. Протокол был подписан сроком на 10 лет и вступал в силу с момента его подписания.
В первой статье протокола говорилось, что в случае угрозы нападения со стороны третьего государства оба правительства обязуются немедленно обсудить создавшееся положение и принять все меры, которые могли бы понадобиться для ограждения безопасности их территории. Вторая статья предусматривала, что оба правительства в случае военного нападения на одну из сторон окажут друг другу всяческую, в том числе и военную, помощь. Третья статья протокола предусматривала, что войска одной из стран, находящиеся по взаимному соглашению на территории другой страны, будут выведены с ее территории незамедлительно, как только отпадет необходимость в их присутствии. Фактически это был договор о взаимной помощи, хотя официально он именовался протоколом. И подписан он был вовремя.
Как и в 1935 году, объектом новых провокаций стал Тамцак-Булакский выступ, имевший большое стратегическое значение и прикрывавший с востока территорию республики. Японо-маньчжурские войска вели наступление с севера на юг, надеясь стремительным ударом отсечь территорию выступа. Две попытки наступления не увенчались успехом, и 31 марта японо-маньчжурский отряд уже на нескольких десятках грузовиков, поддержанный артиллерией, танками, бронемашинами и авиацией, начал наступление на Тамцак-Булак. Им удалось подойти к городу, расположенному в 50 километрах от границы. Это были уже не стычки на границе, а самая настоящая агрессия. В бой вступили регулярные части монгольской армии, которые оказали агрессорам энергичное сопротивление и заставили их отступить. Однако японские части получили подкрепление и вновь перешли в наступление.
В тот же день события на монголо-маньчжурской границе стали известны в Москве. Заместитель наркома иностранных дел Стомоняков пригласил японского посла Ота. В состоявшейся беседе он обратил внимание посла на серьезный характер событий на монгольской границе и на необходимость немедленного прекращения нападений японских войск на МНР. Послу указали на серьезную ответственность японского
