кусок хлеба да стакан виски, он легко нашёл бы более спокойное занятие, чем охота на людей. Но он собирался крепко встать на ноги, то есть обзавестись своим домом. Настоящим домом, причём именно своим, своим на сто процентов. Его не прельщала участь фермера-арендатора. Жить в чужом доме, работать на чужой земле? А потом от всего, что ты вырастишь и соберёшь, тебе достанется лишь жалкая часть, а всё остальное заберут хозяева? Нет, такая рабская доля не подходила ему, гордому потомку ирландского пастуха и мексиканской батрачки.
У него, О Таили, будет своя ферма. Все как у людей. Сто шестьдесят акров [2] земли. Плодородной земли, а не болота или пустыни. Может быть, под хлопок, а может быть, под кукурузу – там видно будет. Не так-то легко найти то, что подходит именно тебе. Особенно если занимаешься поисками сам, без посредников. Недвижимость – товар непростой. Иную ферму за двести долларов не продашь, а другую не купишь и за двести тысяч. Качество жилища, прибыльность хозяйства – это ещё не все. Соседи тоже много значат. Особенно для О'Райли, который давно решил: никаких соседей. Ферма должна стоять на расстоянии двух ружейных выстрелов от ближайшего чужого забора.
Кстати, о выстрелах. Неделю назад ему удалось пополнить свою копилку после удачной засады на последнего из братьев Джунти, скрывавшегося в каньонах. О'Райли выслеживал его целую неделю, и перед последним выстрелом пролежал на раскалённом гребне дюны девять часов, не шевелясь, не сводя взгляда с выхода из каньона и потягивая воду из фляжки через соломинку. Когда Джунти, наконец, выехал на коне из каньона и его фигура вырисовалась на фоне розовых песков, О'Райли не стал предлагать ему немедленно направиться в суд округа Отеро. Он прижался щекой к раскалённому прикладу, совместил прорезь прицела с фигурой всадника, задержал дыхание и плавно нажал на спуск.
Всадник мешком свалился в песок, а лошадь испуганно отскочила в сторону. О'Райли, не шевелясь, плавно перезарядил винтовку. Он следил не за упавшим, а за лошадью, и она оправдала его ожидания. Взбрыкивая и брезгливо отбрасывая песок задними ногами, она унеслась, скрывшись за волнами дюн. От живого хозяина не убежала бы, решил О'Райли, и оказался прав. Просчитался он в другом. Ему так и не удалось поймать животное, и тело Джунти пришлось две мили тащить волоком по песку, чтобы добраться до зарослей колючего кустарника, где О'Райли прятал своего коня.
Сегодня всё будет гораздо проще. Малыш Кавано осмелился появиться здесь, в посёлке, после дерзкого налёта на банк в Амарилло. Это двести миль от Уайт Рокc, но что значат расстояния в эпоху телеграфа? Местный шериф наверняка уже предупреждён, что Кавано скрывается поблизости, и сам придёт посмотреть на его труп.
Дождь загнал под гостеприимную крышу салуна мужскую часть обитателей посёлка. Глядя из-за мокрых стёкол, О'Райли заметил среди публики только трёх женщин – пышнотелая блондинка поправляла в углу комнаты чулок, пожилая мексиканка разносила пиво, третья, с красным цветком в чёрной косе, любезничала с кавалером. Разглядев шерифскую звезду на его кожаном жилете, О'Райли толкнул качающиеся створки дверей и вошёл в салун.
Шериф оглянулся. Увидев незнакомца, он согнал с лица похотливую ухмылку и отошёл от своей очаровательной Розы Прерий, которая тут же подсела к компании за ближайшим столиком.
О'Райли знал, что уже одним своим видом он наводит смертную тоску на тех некоторых представителей закона, которые предпочитают тишину. Был он высоким и поджарым, обветренная кожа туго обтягивала скулы, короткая жёсткая борода отливала медью, как звериная шерсть. Из-под низко надвинутой шляпы светились серые, зоркие глаза охотника. Он носил мексиканское пончо – просторную накидку, которая укрывала его от шеи до бёдер, и знал, что за глаза его так и зовут – «ирландец в пончо». Все в округе уже знали, что из-под этого пончо иногда показываются разные предметы, нарушающие тишину и опасные для жизни.
Шериф с озабоченным видом попытался пройти мимо О'Райли, но тот остановил его, доставая огрызок сигары:
– Как насчёт огня?
Шериф поднёс О'Райли свою дымящуюся сигару. Удерживая его руку в своей и прикуривая, ирландец заметил:
– Похоже, вся компания в сборе. И Малыш Кавано тут?
Шериф затравленно огляделся, но О'Райли крепко держал его руку и всё никак не мог раскурить свою сигару.
– Покажи мне Малыша, – попросил он.
– Не устраивай здесь баталию, – сквозь зубы процедил шериф. – Мне лишний шум ни к чему.
– Лишнего шума не будет, – заверил его О'Райли. – Мы просто поговорим. И уйдём вместе.
– Он вон за тем столиком, – шериф показал глазами. – Спиной к тебе. В бархатном жилете.
– Спасибо, – улыбнулся О'Райли, и сигара его, наконец, задымилась.
– Кажется, дождь кончился, – чуть громче произнёс шериф. – Мне пора.
– А я пока сыграю в карты, – сказал О Таили.
Шериф, сердито отмахнувшись от Розы Прерий, вышел из салуна под дождь, намереваясь с новыми силами заступить на охрану правопорядка и законности во вверенном ему посёлке. А О'Райли, глядя на широкую спину Малыша Кавано, обтянутую расшитым бархатным жилетом, вспомнил одну правдивую историю, о которой много говорили лет десять назад, когда он был ещё мальчишкой и верил всем правдивым историям.
Речь шла о Диком Билле Хикоке, одном из самых славных стрелков. В восемнадцать лет он покинул семейную ферму в Иллинойсе и отправился на запад. В Небраске парнишка столкнулся с бандой Макканлов и в перестрелке убил троих. Так началась его слава. В войну он был разведчиком в войсках северян, а после войны – федеральным маршалом[3] в Канзасе. Все его враги умирали одинаково – с пулей внутри черепа. Бросив службу, Хикок колесил по стране вместе с шоу Баффало Билла, восхищая публику своей меткостью. Но однажды в Дакоте, когда он играл в салуне в покер, кто-то выстрелил ему в спину. И Дикий Билл, непобедимый Хикок умер за покерным столом, не успев раскрыть карты. Их раскрыли другие – и этими картами были два туза и две восьмёрки. Сочетание, которое называют Рукой Мертвеца…
Суть этой правдивой истории была в том, что непобедимого противника тоже можно победить. Если он подставит спину.
Сутулая спина Малыша Кавано была превосходной мишенью, но О'Райли не мог ему позволить хоть в
